"Антон Иванович Деникин. Очерки русской смуты (том 1) " - читать интересную книгу автора

гнева; после инертного отношения русского общества к отторжению окраин, даже
русских по духу или крови, мало того - оправдания его; после
польско-петлюровского договора и польско-советского мира; после распродажи
русских территориальных и материальных ценностей международным политическим
ростовщикам...
Нет сомнения, что явление распада русской государственности, известное
под именем "самостийности", во многих случаях имело целью только
отгородиться временно от того бедлама, который представляет из себя
"Советская республика". Но жизнь, к сожалению, не останавливается на
практическом осуществлении такого, в своем роде санитарного, кордона, а
поражает самую идею государственности. Даже в землях крепких, как, например,
казачьи области. Правда - не в толще, а в верхах. Так, в Екатеринодаре в
1920 г. на Верховном круге трех казачьих войск, после горячего спора, из
предложенной формулы присяги было изъято упоминание о России...
Или распятую Россию любить не стоит?
Какую же роль в сознании старой армии играл стимул "отечества"? Если
верхи русской интеллигенции отдавали себе ясный отчет о причинах
разгоравшегося мирового пожара - борьбы государств за гегемонию политическую
и главным образом экономическую, за свободные пути, проходы, за рынки и
колонии, борьбы, в которой России принадлежала роль лишь самозащиты, то
средняя русская интеллигенция, в том числе и офицерство, удовлетворялись
зачастую только поводами - более яркими, доступными и понятными. Войны не
хотели, за исключением разве пылкой военной молодежи, жаждавшей подвига;
верили, что власть примет все возможные меры к предотвращению столкновения;
мало-помалу, однако, приходили к сознанию роковой неизбежности его; поводы
были чужды какой-либо агрессивности или заинтересованности с нашей стороны,
вызывали искреннее сочувствие к слабым, угнетаемым, находились в полном
соответствии с традиционной ролью России. Наконец, не мы, а на нас подняли
меч... И потому, когда началась война, стих голос и тех, в которых таился
страх, что уровень культуры и экономического состояния нашей страны не даст
ей победы в борьбе с сильным и культурным противником. Войну приняли с
большим подъемом, местами с энтузиазмом.
Офицерский корпус, как и большинство средней интеллигенции, не слишком
интересовался сакраментальным вопросом о "целях войны". Война началась.
Поражение принесло бы непомерные бедствия нашему отечеству во всех областях
его жизни. Поражение повело бы к территориальным потерям, политическому
упадку и экономическому рабству страны. Необходима победа. Все прочие
вопросы уходили на задний план, могли быть спорными, перерешаться и
видоизменяться. Это упрощенное, но полное глубокого жизненного смысла и
национального самосознания отношение к войне не было понято левым крылом
русской общественности и привело ее в Циммервальд и Киенталь. Неудивительно
поэтому, что когда у анонимных и русских вождей революционной демократии
перед сознательным разрушением ими армии в феврале 1917 года предстала
дилемма:
- Спасение страны или революции?..
Они избрали последнее.
Еще менее идея национальной самозащиты была понята темным народом.
Народ подымался на войну покорно, но без всякого воодушевления и без ясного
сознания необходимости великой жертвы. Его психология не подымалась до
восприятия отвлеченных национальных догматов. "Вооруженный народ ", каким