"Нельсон Демилль. Без права на пощаду (Школа обаяния) (fb2)" - читать интересную книгу автора (Демилль Нельсон)Глава 10Многозначительно поманив пальцем Холлиса, полковник КГБ повернулся и пошел внутрь. Они последовали за ним через темное, затхлое помещение, служащее приемной, и вошли в холодную комнату, облицованную белым кафелем, где находилась холодильная камера. Подобные агрегаты можно было встретить в Америке только в пятидесятые годы. Без всяких формальностей полковник открыл морозильник, предъявив для всеобщего обозрения труп обнаженного мужчины, покрытый белым инеем. Руки и ноги мертвеца были скрючены, а голова повернута на бок. Веки Грегори Фишера не были опущены, и слезы в широко открытых глазах замерзли от холода. Из-под приоткрытых посиневших губ виднелись разбитые зубы. Холлис заметил на груди и лице Фишера рваные раны, кровь на которых еще не совсем свернулась. На фоне абсолютно белого тела порезы и кровоподтеки казались пурпурно-красными. Холлис, внимательно изучая лицо покойника, некогда симпатичного молодого парня, почувствовал острую жалость к Фишеру, с голосом которого уже сроднился после многократного прослушивания записи телефонного разговора. Вероятнее всего, Грегори пытали, чтобы получить сведения о Додсоне. Полковник КГБ протянул Холлису паспорт, который Сэм открыл на страничке с фотографией. Он долго рассматривал цветное изображение загорелого симпатичного лица, затем передал документ Лизе. Она взглянула сначала на снимок, затем на труп и кивнула. Потом положила паспорт в сумочку. Полковник с щелчком захлопнул крышку морозильной камеры и жестом указал им на небольшую каморку с обшарпанным деревянным столом и тремя разными стульями. Он сел за стол и включил настольную лампу с абажуром. Затем произнес по-английски: – Вы, разумеется, полковник Холлис, а вы, должно быть, Лиза Родз. – Совершенно верно, – ответил Холлис. – А вы – полковник КГБ. Я не знаю вашей фамилии. – Буров, – представился тот и продолжал: – Вам, конечно, известно, что ввиду гибели иностранного подданного КГБ по советским законам обязан проделать ряд соответствующих канцелярских процедур. И вам не стоит придавать большое значение моему присутствию. – Как скажете. Буров наклонился вперед и пристально посмотрел на Холлиса. – Я именно это и говорю! Ведь я не придаю особого значения вашему присутствию, полковник Холлис? Конечно, Холлис понимал, что они оба лгут. Как только в советском МИДе узнали, что за пропуском обратился Холлис и еще один человек, не относящийся к консульскому отделу, они уведомили об этом КГБ, а КГБ, в свою очередь, заинтересовавшись, что нужно полковнику Холлису, приказал МИДу выписать пропуск. И рядовая процедура по транспортировке останков переросла в некое подобие операции контрразведки. Холлис раздумывал о том, могло ли что-нибудь спровоцировать КГБ расправиться с ним и Лизой где-нибудь поблизости. Возможно, их путешествие в район Бородина, если бы о нем стало известно. По этой причине Фишер и угодил в ящик со льдом. – Вы прибыли на несколько часов позже, чем я ожидал, – проговорил Буров. – Вы заставили меня ждать. – Я даже не подозревал, что вы нас ждали, полковник. – О, пожалуйста... вы прекрасно знали... тем не менее чем вызвано ваше опоздание? Холлис пристально разглядывал Бурова в тусклом свете настольной лампы. Он бы дал ему лет сорок пять. Буров был высокий, хорошо сложенный мужчина с пухлыми губами. Светлая кожа, голубые глаза, льняные волосы усиливали впечатление Холлиса, что Буров относился скорее к нордическому типу, чем к славянскому. Действительно, подумал Холлис, если бы «Мосфильм» подыскивал для какого-нибудь фильма о войне типичного крутого нациста, то Буров подошел бы к этой роли как нельзя лучше. – Итак, полковник Холлис, что стало причиной вашей задержки? – Ваш МИД задержал с пропусками, – ответил Холлис. Затем он наклонился к Бурову и резко добавил: – Почему в этой стране все делается дважды, не как в цивилизованном мире? Лицо Бурова побагровело. – Что вы хотите этим сказать, черт возьми? – Ваш английский превосходен. Поэтому вы отлично поняли, что я хочу сказать. Лизу отчасти удивлял суровый тон Холлиса, однако она догадалась, что он защищается, вынуждая Бурова отвлечься от всего, что касалось их опоздания. Буров сидел на стуле и курил сигарету «Тройка». – Это невежливо с вашей стороны, полковник. Я полагал, что дипломаты охотнее прикусили бы язык, нежели высказали что-либо оскорбительное хозяевам страны, в которой находятся. Холлис нетерпеливо посмотрел на часы и ответил: – Наверное, это относится к разговору дипломата с дипломатом. Однако вам известно, кто я такой, а мне известно – кто вы. Итак, нам необходимо что-то подписать. Буров уставился на свою сигарету, и Холлис мог только предположить, что происходило сейчас в голове этого человека. Раздавив окурок на полу. Буров наконец проговорил: – Вам придется подписывать очень многое. – Я в этом не сомневаюсь. Из зеленой папки Буров вынул целую кипу бумаг. Лиза сказала ему: – Думаю, что с телом могли бы обойтись более бережно. – Что вы говорите? Стоит ли верующему так беспокоиться о бренных останках? Его душа сейчас вознеслась в рай. Верно? – С чего вы взяли, что я – верующая? – С таким же успехом вы могли бы спросить, почему я предположил, что вы знаете русский, мисс Родз. А может быть, я должен предположить, что вы находитесь здесь, чтобы составить очень милый пресс-релиз об удовольствиях, следующих за автомобильными поездками по Советскому Союзу? Или отчет о том, с какой скоростью и расторопностью тело отправят обратно в Штаты? – Буров впервые за все время улыбнулся, а у Лизы мороз пробежал по коже. Она глубоко, но осторожно вздохнула, но сказала как можно убедительнее: – Мне придется потребовать, чтобы труп был более тщательно обмыт и, как подобает, завернут в саван. – Вас оскорбляет вид обнаженного тела этого молодого человека? – Меня оскорбляет то, что его швырнули в морозильную камеру, как какую-то падаль, полковник. – Неужели? Видите ли, состояние останков мистера Фишера не моя забота. Обсуждайте этот вопрос с работником ритуальных услуг. – Буров с презрением перелистывал документы, словно стараясь доказать, что все эти дела ниже его достоинства. – Как вы предлагаете нам транспортировать тело в аэропорт? – спросила Лиза. Тот резко ответил: – Работники морга предоставят вам цинковый гроб с сухим льдом. Как в любой цивилизованной стране. Вы должны подписать вот это. Что вы сделали бы и в Америке. Вы приехали на «Жигулях». Как же вы намереваетесь погрузить в них гроб? – Мы не собираемся транспортировать его сами, – ответила Лиза. – Вы предоставите нам соответствующий автомобиль и водителя. Как сделали бы и в любой другой стране. Буров улыбнулся, показывая, что находит Лизу занятной. Он оглядел ее одежду и заметил: – Похоже, вы оба оделись так, словно собрались сами рыть могилу и нести гроб. Что ж, давайте-ка сразу кое-что решим. Могу я проверить ваши проездные пропуска и удостоверения личности? Холлис с Лизой отдали ему свои пропуска и дипломатические паспорта. Бурова, казалось, заинтересовала печать на визе Холлиса, и он не стал скрывать, что также заинтересовался датами въезда и выезда в другие страны. Тем временем Холлис разглядывал полковника Бурова. Этот человек говорил на непривычно хорошем английском и также очень находчиво подбирал английские слова, когда обижался или хотел казаться саркастичным. Русские обычно вежливо держали себя с людьми с запада, редко допуская колкости и резкости, но никогда они не вели себя настолько грубо, как полковник Буров. Судя по всему, он часто имел с ними дело и, вероятно, закончил Московский институт США и Канады, откуда выходят столько же работников КГБ, сколько филологов и дипломатов. Холлису хотелось бы побольше разузнать об этом Бурове, однако он сомневался, что Айлеви или еще кто-нибудь имел о нем информацию. Во всяком случае фамилия могла быть вымышленной, несмотря на то, что форма и ранг, несомненно, соответствовали действительности. Одно дело – использовать псевдоним, но влезть в чужую шкуру – совершенно другое. – Ну как, закончили изучение наших паспортов? – спросил Холлис. Сделав еще несколько пометок, Буров вернул паспорта, однако оставил у себя их пропуска. Он положил перед Холлисом листок бумаги и произнес: – Во-первых, автомобиль погибшего изъят и будет лучше, если вы подпишете этот документ, отказавшись от каких-либо претензий на него. – Мне хотелось бы осмотреть машину, – возразил Холлис. – Зачем? – Чтобы удостовериться, представляет ли какую-либо ценность этот разбитый автомобиль. – Уверяю вас, в таком виде он ничего не стоит. В любом случае машину отправят в Москву. Если желаете, я уведомлю ваше посольство о ее местонахождении. Так вы подпишете это? Холлис посмотрел на официальный отказ от претензий, написанный на русском и английском языках. Документ пестрил ссылками на то, что отправка машины из Советского Союза обойдется намного дороже ее настоящей стоимости. В итоге следовало, что «Транс Ам» не стоит отсылать обратно в Штаты, чтобы он там подвергся изучению судебных экспертов ФБР. Холлис вернул Бурову неподписанный документ. – Только после осмотра машины я решу, какие можно будет сделать распоряжения. Буров снова сунул бумажку Холлису. – Тогда будьте добры, отметьте свой отказ, чтобы мы смогли продолжить работу. Холлис почувствовал, что вечер затянется на неопределенное время. Что бы там ни говорили, русские были терпеливыми и работящими. Холлис сделал на отказе пометку, но прежде чем вернуть документ обратно, сказал: – У меня должна быть копия этой бумаги. – Разумеется, – сказал Буров и протянул ему тусклую копию отказа, напечатанную через копирку. У Лизы возникло впечатление, что Холлис и Буров уже бывали в подобных ситуациях. Дипломатический протокол, обмен документами, умение поставить соперника в неловкое положение, блеф и принятие позы... Неважно, касалось это транспортировки останков или вопроса о ядерном разоружении. Она решила, что все мужчины любят переговоры и заключение сделок. – Пункт второй, – говорил Буров, – опись личного имущества на трупе и в автомобиле. Эти предметы находятся в специальном контейнере и могут быть отправлены по адресу покойного за счет вашего посольства. – Он передал Холлису документ. Список оказался очень подробным, он включал в себя одежду и багаж, двое часов, фотоаппарат и даже сувениры: авторучки, бритвы, почтовые открытки и т.д. Это означало, что никто, ни сельские жители, ни местные милиционеры, ни работники морга ничего не присвоили себе из вещей покойного или, что более вероятно, что от начала до конца вся операция была поручена КГБ. – Смазочные материалы для машины и прочее находились в багажнике и их нет в контейнере, поскольку они огнеопасны, – продолжал Буров. – Вы также увидите, что в машине были фрукты и овощи, но их нельзя переправить по американским таможенным правилам. Мы с радостью пришлем в американское посольство смазочные материалы и аналогичные продукты. В сущности, вы можете забрать их с собой. Груши выглядят весьма аппетитно. – Полковник, возьмите эти груши, полейте слегка смазкой и засуньте их... – Засунуть? Куда? Холлис был уверен, что Бурову достаточно хорошо известно это выражение, чтобы точно понять, куда именно. Полковник лишь пожал плечами и продолжал: – Интуристовские чеки будут переведены через западный банк ближайшим родственникам мистера Фишера. У меня тут шестьсот два доллара в американской валюте и еще небольшая сумма в различных европейских валютах. А также тридцать два рубля семьдесят восемь копеек. Все это вы можете забрать сейчас. Холлис вспомнил слова Фишера на пленке. «Я дал ему карты и деньги». А француженка заявила, что Фишер одалживал у нее две копейки. – Я не вижу карт, указанных в этой описи, – заметил Холлис. Буров не отвечал. – У Фишера, несомненно, имелись карты. – Холлис изучал лицо полковника. – Наверное, кто-то взял их. Буров махнул рукой. – Да им цена-то копейки. – Тем не менее бьюсь об заклад, что вам очень бы хотелось знать, где сейчас находятся эти карты, полковник. Буров пристально посмотрел на Холлиса, и тот понял, что Додсон не попал в лапы КГБ ни живым, ни мертвым. – Если эти карты каким-нибудь образом неожиданно объявятся в американском посольстве, то я дам вам знать. Так что об этом можете не беспокоиться, – упрямо продолжал Холлис. Буров задумчиво поджал губы, словно оценивая такую возможность, и явно нашел ее неприятной. – Бьюсь об заклад, что мы обнаружим эти карты быстрее, чем вы, – произнес он. – Принимаю пари. Каковы ставки? – Очень высокие, полковник Холлис. Сэм кивнул. Если Додсон достигнет цели и доберется до посольства или любого западного репортера в Москве, его история моментально прервет советско-американские отношения еще лет на десять. Буров, видимо, понимал, о чем размышляет Холлис, и напрямик, довольно откровенно, сказал: – Ставка здесь – мир. – Действительно, так и есть. – Мы также обнаружили фотопленку. После обработки мы пришлем фотографии в ваше посольство. Вы же понимаете, что КГБ не выпустит из своих рук непроявленную пленку, предварительно не посмотрев ее, – ухмыльнулся Буров. – Не вижу в этом ничего удивительного. Молодой человек мертв. Холлису страстно захотелось двинуть кулаком в эти вишнево-красные губы. Лиза начала что-то говорить, но Холлис положил руку ей на запястье и сказал Бурову: – И конечно же, вы вернете ключ или пропуск гостиницы «Россия». – У меня нет ни ключа, ни пропуска, полковник Холлис. Грегори Фишер вообще не доехал до Москвы. – Вам известно, что доехал. Мы тоже это знаем. Еще с полчаса продолжалась эта возня с документами. Наконец Буров откинулся на стуле и резко заметил: – А вы гуляли по лесу. Холлис поднял взгляд от бумаг и сказал: – Собирали грибы. – Неужели? Да вы просто настоящий русак. Вы можете мне объяснить, какие грибы ядовиты? – Полагаю, могу. Как видите, я еще жив. Буров искренне рассмеялся, затем перегнулся через стол и, по-прежнему улыбаясь, спросил: – Можно взглянуть на грибы? Я сам большой их знаток. – Боюсь, нам не очень повезло. – Я бы не пытался их искать в сосновом лесу. Холлис предположил, что Буров заметил несколько сосновых иголок или почувствовал запах хвои, исходящий от них с Лизой, а возможно, он располагал какой-то информацией. Чрезвычайно трудно определить, в чем эти люди уверены, а что просто предполагают. – Вы найдете грузовик с водителем? Нам бы хотелось выехать в аэропорт, – поднимаясь со стула, сказал Холлис. Буров остался сидеть. – В такое время это сделать невозможно. Вам придется переждать ночь. – Вы хотите сказать, что полковник КГБ не в состоянии пригнать грузовик только потому, что сейчас позднее шести вечера? – Я хотел этим сказать, полковник Холлис, что иностранцам не разрешается ездить ночью по стране без соответствующего сопровождения. В том числе и дипломатам. – Тогда дайте нам сопровождение. – И во-вторых, – продолжил Буров, – когда приехала ваша машина, я обратил внимание, что у нее не работают ни фары, ни габаритные огни. Вы должны были утром заметить это. К несчастью, в Можайске нет ни станции техобслуживания, ни гостиницы. Тем не менее здесь есть совхоз – государственная ферма. Он находится в двух километрах отсюда. В общежитии есть свободные комнаты. К тому же там есть автомеханик. Я напишу записку, и они будут рады предоставить вам все удобства. Холлис посмотрел на Лизу, затем перевел взгляд на Бурова. – Не вижу для нас иного выбора. И все же я требую к восьми утра грузовик с водителем. Буров рассмеялся. – Здесь вам не Америка, а я не американский босс, а всего лишь полковник государственной безопасности. Ждите водителя между девятью и десятью часами. – Он сложил документы в «дипломат» и сделал пометки на их пропусках. – Теперь они действительны до завтрашнего полудня и также дадут вам право въезда в совхоз. Постарайтесь оказаться в Москве к полудню. – Буров указал им на выход. – Могу я позвонить в посольство? – спросил Холлис. – Не думаю, что здесь есть телефон. Пожалуйста, следуйте за мной. – Он выключил свет в каморке и повел их к выходу. Когда они вышли из морга. Буров объяснил им, как добраться до совхоза. – Где мы можем найти телефон? – поинтересовалась Лиза. – В совхозе. Там же и душ, так что вы сможете отмыться от смолы. – Буров коснулся пальцем небольшого липкого пятна на ее руке. Лиза резко отдернула руку. Буров подошел к «Жигулям» и взглянул на номера. – Машина напрокат? – В посольстве не оказалось свободного автомобиля. – Даже если так, полковник Холлис, то все равно по закону вы не имели права пользоваться этой машиной. – Не «потейте» над этой штучкой, полковник. Знаете, что это означает? Буров обошел машину вокруг. – Ехали вы небрежно... туго же ей пришлось... грязь, сосновые иголки... – он отодрал с кузова «Жигулей» прилипшую сосновую веточку. – А зазубрины и царапины на дверцах и крыльях совсем свежие. Где вы взяли ее напрокат? – Ее взял для меня мой сотрудник. – Могу ли я взглянуть на документы проката машины? – Нет. – Нет? – Нет. – Холлис открыл дверцу со стороны водителя. – Всего хорошего, полковник Буров. Лиза села в «жигули», однако Буров облокотился на машину так, что она не могла захлопнуть дверцу. – В окрестностях Можайска, – проговорил он, – есть три главных достопримечательности. Это собор святого Николая, развалины Лютецкого монастыря и Бородино. Если бы вы встали пораньше, то успели бы объехать их все. Особенно людей с запада интересует Бородино в связи с романом «Война и мир». – Меня оставляют равнодушным поля сражений, – отозвался Холлис. – Неужели? Боюсь, это наша страсть. На этой земле было слишком много войн. Нам постоянно приходится давать уроки разным народам. – Не думаю, что это подходит к Бородину, – нетактично заметил Холлис. Буров как-то загадочно посмотрел на него. – Вам следует перечитать нашу историю. Это была великая победа русских. – Если у вас больше ничего для нас нет, то будьте добры, закройте дверцу мисс Родз. Полковник, не закрыв дверцы, отошел от машины, и Лиза резко захлопнула ее. Стоя на тротуаре, он крикнул Холлису: – Смотрите не заблудитесь! И будьте осторожны на шоссе. Места в морозильной камере не хватит еще для двух трупов. – Иди-ка ты на... полковник, – пробормотал Холлис. – И ты тоже, полковник, – отозвался тот. А потом они одновременно отсалютовали друг другу и пожелали доброй ночи. |
||
|