"Нельсон Демилль. В никуда ("Пол Бреннер" #2)" - читать интересную книгу автора

* * *

Она настояла на том, чтобы перед моим отъездом во Вьетнам мы сходили
исповедаться. Я бы предпочел, чтобы Пегги врезала мне по скуле, чем
созерцать гнев преподобного Беннета, когда тот узнает, что я пялю его вторую
обожаемую деву.
Но, черт побери, мне требовалось отпущение грехов, и в субботу я
отправился с Пегги на исповедь в Святую Бригиту. Слава Богу, отец Беннет в
тот день не исповедовал. Пегги зашла в кабинку, а я в соседнюю. Не помню
имени священника - я его не знал, но голос за темным экраном показался
молодым. Я почувствовал облегчение и начал со всяких мелочей - обманов и
ругани, а потом перешел к главному. Он не размазал меня по стене, но был
недоволен и спросил имя моей дамы. Я ответил, что это Шейла О'Коннор,
которую я тоже хотел отодрать, но так и не собрался. У Шейлы была совершенно
дикая репутация, поэтому я не мучился угрызениями совести, когда подставил
ее имя вместо Пегги.
В других обстоятельствах священник наверняка заставил бы меня прочитать
миллион раз "Богородицу" и "Отче наш", но я успел ему сказать:
- Святой отец, через два дня я еду во Вьетнам.
Он долго молчал, а потом произнес:
- В качестве епитимьи прочитаешь "Богородицу" и "Отче наш". Удачи тебе,
сын мой. Благослови тебя Господь. Я буду за тебя молиться.
Довольный, что легко отделался, я пошел к причастию, но посреди молитвы
внезапно осознал: заявить, что я еду во Вьетнам, все равно что умолять
священника: "Сжальтесь надо мной, святой отец". И у меня по спине пробежал
холодок.
Бедняга Пегги целый час провела на коленях, перебирая четки, а я в это
время погонял с ребятами в футбол на стадионе школы Святой Бригиты.
Потом мы поклялись, что целый год будем друг другу верны, и я уехал. В
то время расстающиеся пары дали, наверное, не меньше миллиона подобных
клятв, и не исключено, что кто-то их сдержал.
Перед тем как я уехал, мы с Пегги говорили о женитьбе. Но Пегги так
долго блюла свою чистоту, что, когда я обнаружил, какая она горячая, у нас
просто не осталось времени получить брачное свидетельство.
Однако мы считали себя неофициально помолвленными, и я надеялся, что
она официально не беременна.
Наша история могла бы иметь счастливый конец: мы регулярно писали друг
другу, и Пегги жила дома и работала вместе с матерью в маленьком скобяном
магазинчике отца. И что еще важнее, она не свихнулась, как в 68-м большая
часть страны, и в письмах патриотически поддерживала войну, чего я, впрочем,
никоим образом не разделял.
Я вернулся домой непокалеченным и начал с того, чем кончил: с
тридцатидневного отпуска - и предвкушал каждое его мгновение.
Но что-то изменилось во время моего отсутствия. Страна переменилась.
Друзья либо были в армии, либо учились в колледже, либо не проявляли
интереса к возвратившемуся с войны солдату. Даже Южный Бостон - оплот
патриотизма рабочего класса - оказался расколотым, как и вся страна.
Но самые большие перемены произошли во мне самом, и во время долгого
отпуска я никак не мог прийти в себя и сообразить, что к чему.
К Пегги вернулась ее невинность, и она отказалась заниматься любовью до