"Нельсон Демилль. Дочь генерала ("Пол Бреннер" #01) [1.01.05] (замена дубля)" - читать интересную книгу автора

показал ему удостоверение и продолжал: - Ты арестован. Обвиняешься в
преступном сговоре продать военное имущество и нанести ущерб Соединенным
Штатам Америки... Кроме того, ты не пристегнул ремень безопасности.
- Господи Иисусе... Как же так?.. О Боже...
Нужно видеть физиономию человека, когда ему объявляют, что он
арестован. Она крайне любопытна и о многом говорит. Что сказать потом и как
сказать, зависит от первоначальной реакции человека на неприятное известие.
У Элкинса был такой вид, как будто он увидел, как сам апостол Петр опустил
вниз большой палец правой руки: "Добить гладиатора!"
- Но я предлагаю тебе выбор, Далберт. Ты собственноручно напишешь
полное признание и изъявишь готовность сотрудничать со следствием, чтобы
прищучить тех, с кем ты вел переговоры о преступной сделке. В этом случае я
гарантирую, что тебя не упекут за решетку. Тебя увольняют со службы, лишают
звания, жалованья, довольствия, всех видов и пенсии. Либо - пожизненное
заключение в Левенуэрте, приятель. Выбирай!
Сержант заплакал. Да, я становлюсь мягкотелым. В прежние времена я не
предложил бы подозреваемому великодушный выбор, а если бы он начал плакать,
хлестал бы его по морде, пока тот не заткнется. Теперь я пытаюсь быть более
отзывчивым к нуждам преступника и не думать о том, сколько полицейских и
невинных людей полегло бы от двухсот автоматических винтовок "М-16" и
гранатометов. К тому же штаб-сержант Элкинс нарушил священный долг - быть
верным воинской присяге.
- Согласен? - спросил я.
Он кивнул.
- Молодец, Далберт. - Я выудил из кармана листок с перечислением прав
обвиняемого. - Прочти и распишись.
Он вытер слезы и начал читать.
- Живее, Далберт.
Он подписал и отдал мне листок и ручку. Карла теперь кондрашка хватит.
Вся его философия состояла в том, что никто не должен идти на договоренность
с обвиняемым - того надо просто сажать. В трибунале не любят такие вещи. Все
верно, мне надо было поскорее разделаться с преступным сговором. Карл сам
сказал: "Кончай!" Вот я и закончил, чтобы взяться за другое дело, которое
могло доставить мне кучу хлопот.
Подошел лейтенант полиции и потребовал объяснить, что я здесь делаю. Я
показал ему удостоверение и сказал:
- Дайте этому человеку бумагу и ручку - он должен написать признание.
Потом переправьте его в группу УРП для допроса.
У сержанта Элкинса был жалкий вид: на тюремных нарах, в шортах,
футболке и сандалиях. Сколько типов за стальной решеткой я перевидал!
Интересно, как я смотрюсь оттуда, из камеры?
В отведенном мне крохотном кабинете я еще раз перелистал
адресно-телефонную книгу Энн Кемпбелл. Около сотни имен, моего нет. Никаких
сердечек, звездочек и других пометок, указывающих на любовный интерес или
степень знакомства, но я не мог отделаться от мысли, что существует другой
список имен и телефонов, он, может быть, в той самой "комнате отдыха" или в
ее личном компьютере.
Я наскоро набросал для Карла коротенький доклад - не тот, который
сочинил в уме, но такой, к которому не придрался бы ни Главный военный
прокурор, ни адвокат. Теперь у нас в стране ни один документ невозможно