"Да не убоюсь я зла" - читать интересную книгу автора (Абзалова Виктория Николаевна)6.Только одному человеку на свете, а тем более в такой ситуации Лют мог довериться безоговорочно. Но, до бенедектинского монастыря Святого Духа еще надо было добраться. Вынося рано по утру на руках своего подопечного, и устраивая в обнаруженной на хуторе телеге, Ян только вздохнул: парнишка был совсем плох, не помер бы дорогой. Скажи ему кто, что он, Янош Лют, как-то выжегший по настроению целую деревеньку, будет выхаживать больного ведьмачонка – посмеялся бы. Между тем, мальчишка пока умирать не собирался. Он метался в жару, но продолжал цепляться за жизнь. Такое упорство вызывало симпатию, однако дороги не облегчало. Тем более, что тот, хотя и принимал помощь, но по-прежнему не сказал ни слова, не назвал имени, а в светлых глазах стояла едва ли не ненависть, со странной тоской. Лют уже не сомневался, что юнец благородных кровей, – кто еще умеет так обдавать холодом в ответ на протянутую руку. Возишься с ним, возишься, – а он не то, что спасибо не скажет, а того и гляди, в рожу спасителю плюнет. Помогая больному напиться, Ян вдруг заметил, что тот глотает с трудом, и устыдился своего раздражения на его молчание. Глотку ему, что ли повредили? – Ты говорить не можешь? Парень только отвернул физиономию, уткнувшись в борт телеги. Ругаясь, Лют подгонял худую клячу, позаимствованную с хутора. Лошадка была нервная, чуяла в нем подвох (оборотень знал о таком своем свойстве и лошадей всегда подбирал тщательно и осторожно, лишний раз обходясь без них). Когда они в первые остановились в поле на ночлег, – а Ян теперь старался избегать людей, – и он обернулся волком, лошадка, всхрапнула и резво прянула в сторону. Волк фыркнул на нее: животина, она не человек, ничего не знает, ни в чем не виновата, и объяснить не получится, а потом устроился рядом с юношей, согревая его своим телом. Опасения, что парень испугается и опять что-нибудь выкинет, не оправдались. Ян спал чутко, по-звериному, но утром обнаружил, что тот свернулся под боком, запустив руки в густой мех. Норов норовом, а нужда заставит – забудешь и про спесь, и про страх. Ян даже почувствовал к этому странному мальчишке благодарность – заботясь о ком-то беспомощном, он вдруг ощутил себя… чище, что ли. Как в раннем детстве после молитвы. "Знать, еще не совсем пропащая твоя душа, оборотень!" – усмехался Лют себе. …Всадники вылетели откуда-то с проселка, и окружили телегу в момент. Пятеро. Разодетые, как на бал и увешанные оружием с ног до головы. Лошади – как на подбор – мечта цыгана! А вот лица их Люту сразу не понравились: несмотря на разный возраст, черты, у всех они казались одинаково блеклыми, пустыми, как будто чья-то рука стерла с них все краски. Только в глазах билось жадное пламя. – Стой! Кто такой? Куда едешь? Связываться с ними Люту ой как не хотелось! Авось пронесет… Он забито втянул голову в плечи, кивнул на свернувшегося на сене парнишку в рясе. – Да вот, везу больного в монастырь к бенедектинцам. И злорадно увидел, как при упоминании болезни, всадники сдали немного назад. "Брезгливые…" – Откуда едешь? Места эти знаешь? – так же отрывисто бросал тот, кто видно был за главного, тыча в сторону Яна кнутовищем и придерживая беснующегося жеребца. – Как не знать! Вырос тут… Подробности Янова детства их не заинтересовали. – Здесь деревенька должна быть. Радковичи. Далеко она? В какую сторону? – выговор у него явно был нездешний, только какой Лют понять не мог. Он повертел головой, добросовестно припоминая, где оно такое может быть и как туда добраться… и внезапно увидел, что его подопечный лже-монашек едва не с головой стек под кожух, только капюшон и торчал, а тонкие пальцы стискивали его с такой силой, что побелели костяшки. И не расцепились, даже когда всадники давно скрылись из виду в указанном Яном направлении. Лют натянул вожжи, подсел к нему и сдвинул капюшон… Только белые глаза и жили на застывшем лице… И полыхало в них бешенным смерчем такое же неистовое пламя… А еще страх. Не просто испуг, а именно страх… – Та-а-к, – протянул Ян, – уж не по твою ли душу честная компания направилась? Ответ был написан у парня на лице, страх стал еще очевиднее, – его просто затрясло. – Может, соизволишь ответить-то? Я за тебя свою шкуру подставлял. Мальчишка упорно молчал. Амиантовые глаза уперлись в желто-зеленые. Ян усмехнулся: – Ладно, молчун! Ты не красна девица, что б я с тобой в гляделки играл, – и натянул капюшон ему на нос, – Не выдам! Ответом стал судорожный вздох, разжавшиеся наконец пальцы мелко дрожали. Все странное Ян не любил: обычно оно заканчивалось плохо. А в этой истории странного было через чур многовато! За чем молодому господинчику таскаться по дорогам, гнуть спину? Кто его может искать и за чем? Возможных ответов было слишком много, – а значит, не было совсем. Но даже если речь шла о том, что бы всего лишь вернуть блудного юнца в лоно семьи, вспомнив лица этих "сыщиков" Лют рассудил, что он им павшую клячу добить не доверил бы, а не то что судьбу человека. Да и парень боялся их до нервного припадка: он и на разбойничков-то спокойнее реагировал. Да… Похоже, влез ты, волк, в самую трясину, причем по маковку, так что вертеться уже поздно, остается только вперед переть и лапами грести. Вряд ли они сопоставят возницу и больного монаха с искомым беглецом, но на всякий случай Ян свернул в сторону, забирая крюк. И тут пришла ему в голову шальная мысль – а не завернуть ли ему к знакомой ведьме, проведать? Почему-то он был уверен, что Марта их примет. Если и не примет – пересидят где-нибудь, пока эти господа рыскают по округе. Да и город ближе монастыря, а за это время мальчишка совсем выправится, зато преследователи убедятся, что его прибрала к рукам инквизиция. Сам же он твердо решил сдать своего невольного подопечного отцу Бенедикту, – если и был человек способный беспристрастно во всем этом разобраться, то только он. И парень будет там в безопасности, добраться до него в монастыре под пристальным оком настоятеля не так-то легко, а у аббата больше возможности что-нибудь выяснить об упорном молчуне. Лют влился в поток перед воротами, отметив, что по времени они добрались удачно: народу много, на еще одного крестьянина внимания не обратят, а на монаха и подавно. Заплатил пошлину за обоих, позубоскалил немного и в прехорошем настроении въехал таки в город. Ян благодушно жмурился на яркое не по-осеннему солнце и вспоминал предыдущий свой визит, намереваясь в этот раз свести с красавицей вдовой куда более близкое знакомство. Погрузившись в воспоминания о выдающихся достоинствах кружевницы, Лют не сразу обратил внимание, что чем ближе к центру, тем тише. Народу на улицах было не так что бы очень, а учитывая, что час уже не ранний, к полудню, – так считай совсем не было. Почти уже свернув на знакомую улочку, он бы так и проехал мимо, когда внимание его привлекла немаленькая толпа по обоим берегам неширокой здесь реки. С нехорошим предчувствием, Ян развернул лошадку туда. – Что тут у вас, мил человек? – остановившись, обратился он к крайнему, по виду цеховому подмастерью. – Божий суд, – бросил тот, даже не повернувшись и продолжая тянуть голову. Ян только сплюнул зло и встал на телеге. Мальчишка рядом шевельнулся, выпрямляясь. На старом мосту, на фоне серо-голубого неба отчетливо выделялись черные рясы монахов, занятых тем, что читали молитву. Толпа вслед за ними истово крестилась, как один человек. Были на мосту и светские – скорее всего бальи и из магистрата. Двое стражников светили начищенными басинетами, пока их сослуживцы сдерживали толпу, – а между ними, поджимая босые ноги, в одной грубой рубахе стояла женщина, сжимая связанными руками грубый крест, и ветерок ерошил коротко, клоками остриженные волосы… У Яна все поплыло в глазах – Марта! Божий суд! Не название, а издевательство! Если выплывет – не виновна, Бог спас. Утонет – туда ведьме и дорога. Руки свяжут, бросят в реку – даже не будь вода ледяной, все одно конец… Потому что как раз только ведьма выплыть бы и смогла. Монахи монотонно читали молитвы, Марта дрожала в развевающейся рубашке. Стоя на телеге, Лют скрипел зубами, а снизу из-под капюшона на него удивленно смотрели амиантовые мерцающие глаза. Бог ли, Дьявол – да где же вы?!! А если нет – может, я на что сгожусь?! Не помня себя, не сознавая и не раздумывая, что им сейчас движет, Ян пихнул юношу к вожжам: – Отгони к рынку! И спрыгнул в толпу. |
|
|