"Валентина Демьянова. Любовь не ржавеет " - читать интересную книгу автора

привлекали нас совершенно разные вещи. Меня завораживали изображения
принцев на конях и златокудрых красавиц, которые я могла рассматривать
часами. Дружка же подобные глупости не трогали, его интересовали более
прозаические вещи. Он по многу раз заставлял меня перечитывать историю о
том, как маленький Ганс наказал жадную старуху. Когда он в очередной раз
тыкал чумазым пальцем в опостылевшую сказку, я горько жалела, что научилась
читать раньше него.
Миновав разросшийся сквер, по мощеной дорожке прошла к главному входу,
толкнула тяжелую деревянную дверь и оказалась в прохладном холле с парадной
мраморной лестницей. Я уже очень давно не вспоминала тот период, когда мы с
другом, увлеченные театральным кружком, дневали и ночевали в этом здании,.
Однако стоило ступить под знакомые сводчатые потолки, увидеть окна с
разноцветными витражам, как воспоминания разом нахлынули и вдруг стало
необыкновенно грустно. Думаю, я могла бы и всплакнуть по безвозвратно
ушедшим годам, но помешал невесть откуда взявшийся охранник.
- Вам кого, гражданочка? Рабочий день окончен. Если что нужно,
приходите завтра. - прокурено пробасил он и сентиментальное настроение
мигом улетучилось.
- Я к Николаю Яковлевичу Сипягину. - суше, чем хотелось бы,
проговорила я.
- Минуточку. Пойду доложу. Подождите здесь.
Охранник исчез за дверью, за которой, насколько помнилось, в былые
годы располагался танцевальный зал, а я от нечего делать занялась
разглядыванием обновленной роспись на потолке. Неожиданно из комнаты, что
во времена нашего детства служила кабинетом директору Дворца пионеров,
вышли трое и направились в мою сторону. Группа была настолько колоритной,
что я оторвалась от созерцания живописи и переключила все внимание на нее.
Впереди энергично вышагивал невысокий крепыш в пестрой шелковой рубахе
навыпуск и темных брюках. Пуговицы на груди были расстегнуты, являя миру
густую темную растительность и внушительный золотой крест на толстой цепи.
Любая другая, менее мускулистая шея давно бы согнулась под тяжестью этого
украшения (то, что это всего лишь украшение, сомнений не было), но только
не эта. Хозяин с легкостью нес это вульгарное великолепие, охотно
демонстрируя окружающим доказательство своего материального благополучия.
Той же цели служил и массивный золотой браслет на одной руке, и часы в
золотом корпусе на другой, и два перстня на короткопалых руках.
За ним семенил белобрысый, полноватый мужчина лет тридцати. Он
старался идти вровень с крепышом, плечом к плечу с ним, но не мог попасть в
такт его шагов и потому постоянно сбивался и отставал. Однако, отставать
ему не хотелось и потому он суетливо забегал то с одной стороны, то с
другой, заглядывал спутнику в глаза и нервным фальцетом выкрикивал:
- Ты что себе позволяешь, а? Что позволяешь? Кто дал тебе право так
разговаривать со мной, а? Ты хоть понимаешь, в чем меня обвиняешь?
Тот же невозмутимо продолжал свой путь и внимания на мужчину обращал
не больше, чем на надоедливого комара, который назойливо вьется вокруг и
пищит. Наконец, белобрысый потерял всякое терпение, забежал вперед и
загородил дорогу крепышу. Выпятив грудь, он задиристо выкрикнул:
- Нет, объясни мне! По какому праву ты тут раскомандовался?
Коренастый остановился, насмешливо глянул на парня и лениво растягивая
слова процедил: