"Далекая" - читать интересную книгу автора (Кортасар Хулио)

28 января

Мне пришла в голову любопытная мысль. Вот уже три дня, как у меня нет весточки от далекой. Может, ее перестали бить, а может, она смогла раздобыть пальтишко. Послать бы ей телеграмму, чулки… Мне пришла в голову любопытная мысль. Допустим, я приезжаю в этот ужасный город вечером, зеленоватым, водянистым вечером — таких вечеров не бывает, если только их не придумать. В той стороне, где Добрина Стана, на проспекте Скорда, кони, ощетинившиеся сосульками и застывшие полицейские, дымящиеся караваи хлеба и пряди ветра, обрамляющие лица окон. Пройтись по Добрине неспешным туристским шагом, засунув карту города в карман голубого костюма (несмотря на мороз, оставить пальто в отеле «Бурглос»), дойти до площади, упирающейся в реку, почти нависающей над рекой, над которой разносится грохот льдин и баркасов и кружится одинокий зимородок, наверное, его там называют «збуная цено»[15] или как-нибудь еще хлеще.

А за площадью, вероятно, начинается мост. Я представила его себе и не захотела двинуться дальше. В тот вечер Эльза Пьяджо де Тарелли выступала в «Одеоне», я нехотя оделась, подозревая, что потом меня будет обуревать бессонница. Ох уж эти мне ночные мысли!.. Как бы не потеряться… Мысленно путешествуя, обычно изобретаешь названия — мало ли что на ум придет? — Добрина Стана, збуная цено, Бурглос. А вот названия площади я не знаю… как-будто я действительно приехала в Будапешт и стою в растерянности на площади, потому что не знаю, как она называется, ведь каждая площадь обязательно должна как-то называться.

Иду-иду, мама! Не бойся, мы не опоздаем на твоего Баха с Брамсом. Это такой легкий путь. Ни тебе площадей, ни «бурглосов». Мы — тут, Эльза Пьяджо — там. Как жаль, что меня прервали, ведь я уже была на площади (что, впрочем, не факт, ведь я все придумала, а это полная ерунда). А за площадью начинается мост.

Начинается и продолжается. Где-то между концом программы и первым выступлением на бис я открыла для себя название площади и нашла дорогу. Площадь называется Владас, мост — Рыночный. По площади Владас я прошла до начала моста, шла не торопясь, глазея на дома и витрины, на закутанных детей и фонтаны со статуями героев в побелевших от снега плащах: Тадеуша Аланко и Владислава Нероя, любителей токайского вина и цимбалистов. Я смотрела, как бедная Эльза Пьяджо кланяется, исполнив одну пьесу Шопена и собираясь приняться за другую, и выходила из партера прямо на площадь, туда, где между двумя громадными колоннами начинался мост. Однако надо быть осторожней, думала я, это все равно что начать анаграмму со слова «королева…», а не с моего имени Ева, или вообразить, что мама сейчас в гостях у Суаресов, а не рядом со мной. Главное, не впасть в идиотизм: все происходящее — мое сугубо личное дело, мне просто так хочется, такова моя королевская воля. Королевская, потому что Ева Корола… ну, в общем, понятно почему, а вовсе не из-за чего-то другого, не потому, что той, далекой, холодно или над ней издеваются. Просто у меня блажь такая, охота мне почудить, выяснить, куда ведет этот мост и отвезет ли меня Луис Мария в Будапешт, если мы с ним поженимся и я попрошу его свозить меня в Будапешт. Тогда мне будет гораздо проще найти этот мост, отправиться на поиски себя и встретиться с собой, как сейчас, ведь я уже прошла до середины моста под крики и аплодисменты, прошла под возгласы «Альбениса!»[16] и новые аплодисменты с криками «Полонез!..». Как-будто все это имеет смысл, когда метель толкает меня в спину, а мягкие, точно махровое полотенце, руки обнимают за талию и увлекают к середке моста.

(Об этом удобней говорить в настоящем времени. Хотя то, что я описываю, происходило в восемь часов вечера, когда Эльза Пьяджо исполняла на бис то ли Хулиана Агирре[17], то ли Карлоса Гуаставино[18], что-то идиллически-пасторальное.) Да, лихо я обхожусь со временем, совсем его неуважаю… Помнится, однажды мне пришла в голову мысль: «Там меня бьют, там снег забивается в мои башмаки, а я здесь тут же об этом узнаю. Хотя, постойте… с чего я взяла, что тут же? Вполне вероятно, все эти известия доходят сюда с опозданием либо, наоборот, опережают события. Что если ее начнут избивать только через четырнадцать лет? А может, на кладбище Святой Урсулы от далекой остались лишь крест да цифры, обозначающие дату смерти…» И мне вдруг показалось, что это так мило, так реально… Идиотка! Чуть было не поверила в существование параллельных времен. Нет, если она там взойдет на мост, я тут же это почувствую. Помнится, я еще задержалась, чтобы поглядеть на реку, напоминавшую расслоившийся майонез; волны, яростно грохоча, хлестали по быкам моста. (Так, во всяком случае, мне представлялось.) Мне хотелось выглянуть за парапет и чуть не оглохнуть от грохота льдин, раскалывавшихся внизу! Мне хотелось там задержаться: отчасти из-за красоты открывавшегося вида, отчасти от страха, пронизывавшего меня изнутри… а может, от холода, ведь пошел снег, а я забыла пальто в отеле… М-да, я, конечно, не зазнайка, нос ни перед кем не задираю, но с какой другой девушкой происходит что-нибудь подобное? Это ж надо: сидя в «Одеоне», вдруг очутиться в Венгрии! Да от такого у кого угодно мурашки по коже забегают, хоть тут, хоть за тридевять земель.

Но мама уже дергала меня за рукав — партер почти опустел. Ладно, больше продолжать не буду, не хочется вспоминать, о чем я потом подумала. Да-да, не стоит вспоминать, а то будет плохо. Но вообще-то… вообще-то мне пришла в голову любопытная мысль.