"Михаэль Деген. Не все были убийцами (История одного берлинского детства) " - читать интересную книгу автора

начале тридцатых годов развелась. При разводе Эпштейн оставил ей приличную
сумму. Он уехал в Америку и вплоть до начала войны присылал ей деньги и
ценные подарки.
Она рассказывала об этом с такой легкостью, так беззаботно и даже
весело, что мать начинала безудержно смеяться. Но мое лицо от этих рассказов
всегда становилось мрачным. И однажды после очередной веселой истории про
Эпштейна Людмила спросила, почему во время ее рассказов у меня такое
печальное выражение.
"Мне его жаль", - сказал я.
"Почему?"
"Я и сам не знаю - просто жаль его".
Людмила засмеялась и ударила по клавишам. "Это из фортепианного
концерта Чайковского", - объяснила она.
Проснувшись однажды ночью, я увидел Людмилу, стоявшую возле моей
кровати. Я ужасно испугался и чуть не закричал от страха, но она быстро
зажала мне рот ладонью. От нее пахло водкой и табаком. Заметив, что мой
испуг прошел, она села на край кровати и спокойно посмотрела на меня. "Не
мог бы ты пойти ко мне ненадолго? Знаешь, у меня тоже был маленький мальчик.
Когда он умер, ему было столько же лет, сколько тебе. Я его очень любила. Мы
обычно лежали вместе в одной кровати, и мальчику нравилось, когда перед сном
я рассказывала ему разные истории. Хочешь, я расскажу тебе сказку?"
"Мне уже двенадцать лет".
"Я знаю".
"Мне скоро будет тринадцать". Я не знал, как от нее отделаться.
"Я же тебе сказала - моему мальчику было столько же, сколько тебе". Она
становилась все более нетерпеливой. "Сегодня ночью я не могу быть одна - у
меня сегодня одна очень печальная дата. Понимаешь? В этот день я уговорила
мужа дать мне развод".
12. "Почему?"
"Я расскажу тебе. Я хотела бы рассказать это каждому - пусть меня
поймут правильно".
Она была очень пьяна. Любопытство мое становилось все сильнее, но страх
не отпускал меня. Хотя немного успокаивало, что мать спит рядом, в соседней
комнате. Людмила мягко, но настойчиво тянула меня из кровати. С большой
неохотой я подчинился. Что делать? Закричать? Разбудить мать? Какие
последствия это будет иметь для нас обоих? Дмитриева просто выставит нас на
улицу.
"Ладно", - подумал я. - "Не прячет же она пистолет под подушкой!" При
мысли об этом я вдруг рассмеялся. Людмила снова зажала мне рот ладонью. "Что
это тебя так рассмешило?" - спросила она. Я ответил, что не уверен - не
спрятан ли у нее под подушкой пистолет. "Ах вот оно что!" - рассмеялась
Дмитриева. Крадучись, мы прошли мимо комнаты, в которой спала мать, и через
музыкальный салон вошли в комнату Людмилы.
Потом мы, согреваясь, лежали в ее постели. Комната Людмилы была на
удивление скромно обставлена. Правда, кровать была широкая. Сегодня я назвал
бы эту комнату с ее спартанской обстановкой жилищем холостяка. Комната,
вероятно, не отапливалась, в ней было холодно и неуютно, да и лежать в
постели с Людмилой было довольно противно.
Неожиданно она захотела знать, обрезан ли я. При этом она по-девчоночьи
хихикала. Я радовался, что в комнате было темно и я не видел ее лица.