"Даниэль Дефо. Счастливая куртизанка, или история жизни и всевозможных превратностей судьбы мадемуазель Де Бело, впоследствии именуемой графиней де Винцельсгейм германской, она же особа, известная во времена Карла II под именем леди Рокс" - читать интересную книгу автора

продать с большой выгодой, так что к нашему приезду в его распоряжении был
немалый капитал и ему не пришлось обращаться за помощью к своим поселившимся
здесь ранее соотечественникам. Напротив, наш дом постоянно осаждали голодные
толпы жалких беженцев, покинувших свою страну - кто в силу убеждений, кто по
другим каким причинам.
Помню, как отец мой говорил, что среди множества одолевавших его людей
были и такие, кого мало заботили вопросы вероисповедания и кому на родине не
грозило ничего, кроме голода. Наслышанные о радушии, с каким в Англии
привечают иностранцев, о том, как легко здесь найти работу, как, благодаря
доброй попечительности лондонцев, приезжих всячески поощряют поступать на
мануфактуры - в Лондоне и его окрестностях, в Спитлфилдсе, Кентербери {4} и
других местах - и еще о том, насколько лучше заработки здесь, нежели во
Франции и прочих странах, они прибывали целыми полчищами в поисках того, что
именуется средствами к существованию.
Как я уже говорила, отец мой сказывал, что среди домогавшихся его
помощи было больше людей этого рода, нежели истинных изгнанников, коих
совесть, к великой их печали, понуждала покидать отчизну.
Мне было около десяти лет, когда меня привезли сюда, где, как я уже
говорила, мы жили, не ведая нужды, и где - спустя одиннадцать лет по
переезде нашем - отец мой умер. За этот срок, поскольку я предуготовляла
себя для светской жизни, я успела, как это принято в Лондоне, познакомиться
кое с кем из соседей. Я подружилась с двумя-тремя ровесницами и сохранила их
дружеское расположение и в более поздние годы, что немало благоприятствовало
моим дальнейшим успехам в свете.
Училась я в английских школах и, будучи в юных летах, без труда и в
совершенстве усвоила английский язык, а также и все обычаи, которых
придерживались английские девушки. Так что от французского во мне не
оставалось ничего, кроме языка; разговор мой, впрочем, не изобиловал
французскими оборотами, как то случается у иностранцев, и я не хуже любой
англичанки говорила на самом, можно сказать, натуральном английском языке.
Поскольку мне приходится себя рекомендовать самой, я надеюсь, что мне
позволительно говорить о себе с полным, насколько это возможно,
беспристрастием, как если бы речь шла о постороннем мне лице. Льщу ли я себе
или нет, судите по моему рассказу.
Итак, я была (достигнув четырнадцати лет) девицей рослой и статной, во
всем, что касалось житейских дел, смышленой, за словом, как говорится, в
карман не лезла и острой - что твой ястреб; немного насмешлива и скора на
язык, или, как говорят у нас в Англии, развязна; однако в поступках своих не
позволяла себе выходить за рамки приличия. Будучи по крови француженкой, я
танцевала, как природная танцовщица, и танцы любила до страсти; голосом тоже
обижена не была и пела - да так хорошо, что (как вы увидите из дальнейшего)
это умение сослужило мне немалую службу. Короче, у меня не было недостатка
ни в красоте, ни а уме, ни в деньгах, и я вступала в жизнь со всеми
преимуществами, обладая которыми молодая девица может рассчитывать на
всеобщее расположение и счастливую жизнь.
Когда мне минуло пятнадцать, отец, положив мне в приданое 25 000 ливров
(он привык считать на французские деньги), по-нашему же - две тысячи фунтов
{5}, выдал меня за крупного лондонского пивовара. Прошу прощения за то, что
не раскрываю его имени, ибо, хоть он и был главным виновником моей погибели,
я все же не могу отважиться на столь жестокую месть.