"Даниэль Дефо. Радости и горести знаменитой Моллль Флендерс, которая..." - читать интересную книгу автора

переменились, и так как я думала, что хорошо быть барыней, - то нравилось
мне быть с барынями и страшно хотелось вернуться к ним.
Когда мне исполнилось четырнадцать лет и три месяца, моя добрая
старушка - мне бы следовало называть ее матерью - заболела и умерла. Я
оказалась тогда в очень печальном положении: ведь не стоит большого труда
разорить семью бедного человека, когда его снесут на кладбище; так что после
похорон бедной старушки приходские дети тотчас были разобраны церковными
старостами; со школой было покончено, и ученицам осталось только сидеть дома
и ждать, пока их пошлют в другое место. Все добро, оставшееся после
покойницы, начисто прибрала ее дочь, замужняя женщина, мать шести или семи
детей; увозя пожитки, она не нашла ничего лучше, как посмеяться надо мной,
сказав, что маленькая барыня может устраиваться теперь самостоятельно, если
ей угодно.
Я перепугалась почти до потери разума и не знала, что делать; ведь меня
просто-напросто выгоняли вон, и, что еще хуже, у честной старушки хранились
мои двадцать два шиллинга, составлявшие все богатство маленькой барыни;
когда же я попросила у дочери свои деньги, она прикрикнула на меня, сказав,
что знать ничего не знает.
Между тем добрая старушка говорила дочери о моих деньгах, показывала,
где они лежат, объяснила, что это деньги девочки, раза два или три звала
меня, чтобы мне их вернуть, но, к несчастью, меня не было дома, - а когда я
вернулась, она уже не могла говорить. Впрочем, дочь оказалась настолько
честной, что впоследствии отдала мне деньги, несмотря на то, что сначала
поступила со мной жестоко.
Теперь я действительно была бедной барыней и в тот же вечер должна была
отправиться на все четыре стороны: дочь вывезла все до единой вещи
покойницы, у меня не было ни крова, ни куска хлеба. Но, видно, - кто-то из
соседей сжалился надо мной и дал знать о случившемся той даме, в семье
которой я гостила; она тотчас же прислала за мной служанку, которую пожелали
сопровождать две хозяйские дочери, я мигом собрала свои пожитки и с
радостным сердцем отправилась к ней. Ужас моего положения так на меня
подействовал, что я уже не хотела быть барыней и охотно бы согласилась стать
служанкой и исполнять любую работу, какую мне дадут.
Но моя новая великодушная госпожа была лучшего мнения обо мне. Я
называю ее великодушной, потому что она во всем настолько же превосходила
добрую женщину, у которой я жила, насколько выше было ее общественное
положение; говорю "во всем", за исключением честности; и хотя эту даму
нельзя упрекнуть ни в чем, однако ни при каких обстоятельствах я не должна
забывать, что моя наставница, несмотря на свою бедность, была такой честной,
что честнее и не сыскать.
Только эта добрая барыня, как я сказала, увела меня к себе, как первая
дама, то есть жена мэра, послала дочерей позаботиться обо мне, и еще одна
семья, приметившая меня, когда я была маленькой барыней и брала работу на
дом, послала за мной вслед за женой мэра, так что все дамы наперебой стали
за мной ухаживать и были в большой обиде, особенно жена мэра, что ее
приятельница перехватила меня у нее; ведь я по праву принадлежу ей, говорила
жена мэра, так как она первая обратила на меня внимание. Но та дама, у
которой я жила, не захотела отпустить меня; ну, а мне ничего лучшего и не
надо было.
Так и жила я у этой дамы до семнадцати с половиной, и было это столь