"Даниэль Дефо. Радости и горести знаменитой Моллль Флендерс, которая..." - читать интересную книгу автора

шитьем его сестры, что проделывал часто; еще с лестницы он, по обыкновению,
окликнул их. Я была в комнате одна подошла к двери и сказала:
"Сударь, барышень здесь нет, они гуляют в саду". Тут он как раз
подлетел и будто нечаянно заключил меня в объятия.
- Ах, мисс Бетти, вы здесь? Вот прекрасно! Вас-то мне и нужно, а не
сестер, - проговорил он и с этими словами, не выпуская меня из объятий, три
или четыре раза поцеловал.
Я стала отбиваться, но не очень настойчиво, а он крепко держал меня и
продолжал целовать, пока совсем не задохся, и, садясь, сказал:
- Милая Бетти, я влюблен в вас.
От этих слов, должна сознаться, вся кровь во мне закипела и хлынула к
сердцу. Волнение мое, конечно, не укрылось от него. Он повторил еще
несколько раз, что влюблен в меня, и сердце мое отчетливо говорило, что
слова эти мне нравятся. Да, каждый раз, как он твердил: "Я влюблен в вас",
румянец мой ясно отвечал:
"Мне это приятно, сударь".
Однако в тот раз дело этим и ограничилось. Он остался бы со мной и
дольше, но, взглянув случайно в окно, увидел, что к дому подходят сестры,
поэтому быстро простился, еще раз поцеловал меня, сказал, что не шутит и что
вскоре я услышу о нем еще, и ушел, оставив меня в изумлении, Но и в большой
радости. Если бы дело было чистое, все было бы хорошо, но беда в том, что
мисс Бетти была искренна, а барин забавлялся.
С тех пор голова моя пошла кругом, я была поистине сама не своя;
подумать только: такой барин признавался в любви ко мне и говорил, что я
прелестное создание! Не знала я, как и перенести все это: загордилась до
последней степени. Высоко держала я голову и, не подозревая о порочности
нашего века, совсем забыла о добродетели: если бы молодой барин пожелал, он
тогда же мог позволить себе со мною какие угодно вольности. На мое счастье,
он в тот раз не воспользовался этой возможностью.
Вскоре он снова нашел случай поймать меня врасплох, и почти в той же
обстановке с его стороны все было рассчитано, а для меня явилось
неожиданностью. Вышло так: барышни с матерью пошли куда-то в гости, младший
брат уехал за город, а отец уже с неделю был в Лондоне. Молодой барин так
усердно сторожил каждый мой шаг, что ему было известно, где я нахожусь,
тогда как я даже не знала, что он дома. И вот он проворно вбегает по
лестнице и, увидя меня за работой, подходит прямо ко мне; тут он начал то
же, что и прежде: обнял меня и целовал чуть ли не четверть часа подряд.
Я находилась в комнате его младшей сестры, и так как в доме никого не
было, кроме служанок в нижнем этаже, то он вел себя посмелее; словом, был со
мной очень пылок. Может быть, он счел меня слишком покладистой, потому что я
не оказывала сопротивления, когда он держал меня в объятиях и целовал; и
правда, мне это было так приятно, что где уж было сопротивляться.
Утомившись от этой возни, мы уселись рядом, и он долго со мной
разговаривал: сказал, что он в восторге от меня и что не знал покоя, пока не
признался мне в любви, и если я тоже полюблю его и захочу осчастливить, то,
спасу его жизнь, и много других прекрасных вещей. Я почти не отвечала ему,
но достаточно показала свою наивность и полное непонимание его намерений.
Потом он взял меня за руку и стал ходить со мной по комнате, а улучив
минуту, повалил меня на кровать и неистово стал целовать, но, надо отдать
ему справедливость, не допускал никакой грубости, ограничиваясь одними