"Ирина Дедюхова. Мы сидим на лавочке" - читать интересную книгу автора

В субботу утром Михаил встретил ее на остановке, молча взял из рук
портфель, и они отправились куда-то в центр города ремонтировать частную
квартиру.

* * *

В институт Хиля, естественно, в первый год не поступила. Во-первых,
она решила быть юристом, что несколько покоробило ее родственников. А сразу
на юриста поступали только грузины, а остальные, как водится, шли на
юридический с горячим стажем, или после армии, или из деревни. Девушки
вообще редко шли, только с рабфака. В основном, парней туда принимали. А
такие, как Хиля, вообще никак не шли, даже если брали мамину фамилию Шпак,
а не папину - Видергузер. А ведь кроме национальности в анкете абитуриента
надо было еще писать про дядю Леву из Владимира, который к тому времени
взял да и перебрался в Израиль. Поэтому после Хилиного провала в институт
был собран большой семейный совет всех Шпаков и Видергузеров. И, после
огромной порции бабушкиной коронки - рыбы фиш, двоюродный папин брат
предложил такой ход, что все экзаменаторы юридического факультета должны
были при виде Хили прослезиться и понять, наконец, что ни Шпаков, ни
Видергузеров им голыми руками не взять. Хиля с мамой весь вечер подавали и
подливали, но Хиля, ввиду расстройства, из-за своего провала, путала
национальные кулинарные термины, поэтому, чтобы не делать родственникам
лишний раз больно, она так и спрашивала: "А хочите, дядя Хаим, еще рыбки с
морковкой? Это сама бабушка делала!"
Горючая слеза должна была прошибить экзаменаторов при виде Хилиной
анкеты, которую брал на себя дядя Хаим, работавший начальником снабжения
автопарка. С понедельника она должна была стать там сменным слесарем. Тут
все женщины, сидевшие за столом, сделали круглые глаза, поперхнулись рыбой
и дружно ахнули. Но в том-то и была самая изюминка. Слесарем Хиля
становилась только в трудовой книжке, а на самом деле работать слесарем
Хилю дядя Хаим вовсе не заставлял. Она у них должна была за стеклянным
окошечком сидеть в тулупе, в цивильной культурной обстановке и отмечать
путевки автопарковским водилам.

* * *

Что такое счастье? Это что ли, просто когда есть деньги? Когда можно
поздно вечером купить даже зимнюю лисью шапку-формовку, о которой давно
мечталось, у старого, сильно пьющего скорняка, что с лета торговал тайком
возле продуктового магазина? Или, когда мамка почти не пьет и служит
нянечкой в больнице, принося оттуда восемьдесят семь рублей и дармовые
лекарства от сердца? Это, наверно, все вместе. Счастье, когда с двух
авансов, Клавкиного и мамкиного, не дожидаясь окончаловки, можно купить
телевизор. Не цветной, да и не в магазине, конечно. И, конечно, добавив
деньги с шабашек. Счастье и то, что теперь Клава ремонтировала квартиры у
заскладом магазина "Мебель" и грузчиков магазина "Товары для дома", ведь ей
столько всего надо было купить. У нее ведь даже занавесок раньше не было! А
может счастье, это когда в доме есть новые табуреты и занавески? Какая же
тонкая эта штука - счастье...
У Миши были густые темные ресницы, Клаве хотелось смотреть на них