"Рене Декарт. Сочинения в 2 томах, том 2 " - читать интересную книгу автора

Мыслящая вещь. А что это такое - вещь мыслящая? Это нечто сомневающееся,
понимающее, утверждающее, отрицающее, желающее, не желающее, а также
обладающее воображением и чувствами. Разумеется, это не мало - если все
перечисленные свойства принадлежат мне. Но почему бы им мне и не
принадлежать? Разве я не сам по себе почти во всем сейчас сомневаюсь и,
однако, кое-что понимаю, утверждаю в качестве истины это одно и отвергаю все
остальное, желаю очень многое знать, но не желаю быть введенным в
заблуждение, многие вещи либо невольно воображаю, либо замечаю даже, что мое
воображение воспринимает их как бы при помощи чувств? И какое из всех этих
свойств (даже если я постоянно сплю и тот, кто меня сотворил, по мере своих
сил вводит меня в обман) не является столь же достоверным, как то, что я
существую? Что из всего этого может быть отделено от моего сознания? Что
может считаться обособленным от меня самого? Ведь именно мое сомнение,
понимание и желание столь очевидны, что более четкого объяснения не может
представиться. Но поистине это тот же самый я, коему свойственно воображать;
и хотя, возможно, как я уже допустил, ни одна воображаемая вещь не может
считаться истин-24
ной, сама сила воображения, как таковая, действительно существует и
составляет долю моего сознания. Итак, именно я - тот, кто чувствует и кто
как бы с помощью этих чувств замечает телесные вещи: иначе говоря, я - тот,
кто видит свет, слышит звуки, ощущает жар. Все это - ложные ощущения, ибо я
сплю. Но достоверно, что мне кажется, будто я вижу, слышу и согреваюсь.
Последнее не может быть ложным, и это, собственно, то, что именуется моим
ощущением; причем взятое именно в этом смысле ощущение есть не что иное, как
мышле-ние [10]. Из вышесказанного я начинаю несколько лучше понимать, что я
есмь; однако, мне кажется, до сих пор - и я не могу отделаться от этой
мысли - телесные вещи, образы которых формируются нашим мышлением и как бы
проверяются чувствами, воспринимаются нами гораздо отчетливее, нежели то
неведомое мне мое я, которое недоступно воображению; правда, крайне
удивительно то обстоятельство, что вещи сомнительные, непонятные и чуждые
мне, как я заметил, представляются моему воображению отчетливее, нежели вещи
истинные и познанные, т. е. в конечном итоге я сам. Но я понимаю, в чем
здесь дело: мысль моя радуется возможности уйти в сторону, и она не терпит,
когда ее ограничивают пределами истины. Пусть будет так: ослабим пока как
можно больше поводья, дабы несколько позже вовремя их натянуть и тем самым
легче привести свою мысль к повиновению. Давайте рассмотрим вещи, обычно
считающиеся наиболее отчетливо мыслимыми, а именно тела, кои мы осязаем и
зрим: я имею в виду не тела вообще, ибо такие общие представления обычно
бывают несколько более смутными, но лишь тела единичные. Возьмем, к примеру,
вот этот воск: он совсем недавно был извлечен из пчелиных сот и еще не
утратил до конца аромат меда; немножко осталось в нем и от запаха цветов, с
которых этот мед был собран; его цвет, очертания, размеры очевидны; он
тверд, холоден, легко поддается нажиму и, если ударить по нему пальцем,
издает звук; итак, ему присущи все свойства, необходимые для возможно более
отчетливого познания любого тела. Но вот, пока я это произношу, его
приближают к огню: сохранившиеся в нем запахи исчезают, аромат выдыхается,
меняется его цвет, очертания расплываются, он увеличивается в размерах,
становится жидким, горячим, едва допускает прикосновение и при 25
ударе не издает звука. Что же, он и теперь остается тем воском, что и
прежде? Надо признать, что да, - никто этого не отрицает, никто не думает