"Сильвия Дэй. Неодолимая страсть" - читать интересную книгу автора

с ней за одним столом и не делил с ней трапезу. Все, чем я занимался эти
последние годы, - это стремление занять более высокое положение, такое,
которое позволило бы мне иметь право наслаждаться всеми радостями ее жизни.
Черные глаза Жака следили за ним из-под полей шляпы. Жак сидел
напротив, расслабив крепко сбитое тело, которое по-прежнему излучало
энергию.
- После смерти родителей, - тихо продолжал Колин, глядя в окно, - мой
дядя нанялся кучером к лорду Уэлтону. Жалованье было мизерное, и мы были
вынуждены покинуть цыганский табор, но дядя считал, что служба надежнее, чем
цыганская жизнь. Он был убежденным холостяком, но очень серьезно относился к
заботе обо мне.
- Так вот откуда ваше понятие о чести, - сказал француз.
Колин ответил слабой улыбкой.
- От этой перемены в нашей жизни я чувствовал себя несчастным. Мне было
десять лет, и я остро переживал потерю друзей, особенно потому, что это
произошло вскоре после того, как я потерял отца и мать. Я был уверен, что
жизнь для меня кончена и я навеки останусь несчастным. А потом я увидел ее.
Он словно вернулся в прошлое, он так хорошо помнил этот день, как будто
это произошло вчера.
- Ей было только семь лет, но я испытал благоговейный трепет. У нее
были темные локоны, белая, как фарфор, кожа и зеленые глаза, она была похожа
на прелестную куклу. Она протянула мне испачканную грязью руку, улыбнулась,
показывая отсутствие нескольких зубов, и попросила поиграть с ней.
- Enchante, - заметил Жак.
- Да, она была очаровательна. Амелия могла заменить дюжину мальчишек,
она была смелой, стойкой и изобретательной. Я спешил сделать свою работу,
чтобы только побыть с ней. - Колин со вздохом откинулся на спинку сиденья и
закрыл глаза. - Я помню, как я впервые как лакей ехал на запятках кареты. Я
чувствовал себя таким взрослым и гордым. Она тоже была рада за меня, ее
глаза сияли от восхищения. Затем я понял, что она сидит в карете, а я стою
на запятках, и мне никогда не позволят сесть рядом с ней.
- С тех пор вы очень изменились, mon ami. Сейчас между ней и вами нет
такого различия.
- О, есть, - возразил Колин. - Сейчас дело уже не в деньгах.
- Когда вы поняли, что любите ее?
- Я полюбил ее с первого же дня. - Его рука сжалась в кулак. - Это
чувство просто росло и менялось, как и мы сами.
Он никогда не забудет тот день, когда они, как это часто бывало,
резвились в ручье. Он в одних штанах, а она разделась до рубашки. Ей только
что исполнилось пятнадцать, а ему было восемнадцать. Пытаясь поймать
убегавшую лягушку, он споткнулся на каменистом берегу и упал. Это привело ее
в восторг, и она звонко рассмеялась, Колин повернул голову, и то, что он
увидел, навсегда изменило его жизнь. Залитая солнечным светом, в мокрой
рубашке, смеющаяся, она показалась ему нимфой. Очаровательной. Невинно
соблазнительной.
У него перехватило дыхание; тело напряглось. Жаркое желание закипело в
крови, во рту пересохло. Колин не был невинным, но физические потребности,
лишь раздражавшие его раньше, нельзя было и сравнить с вожделением,
возникшим в нем при виде полуобнаженного тела Амелии.
Каким-то образом... незаметно для него Амелия превратилась в девушку. И