"Юрий Владимирович Давыдов. Белый всадник " - читать интересную книгу автора

пор, как они прибыли в этот проклятый Кезан. "Пусть успокоятся", - решил
Ковалевский и заговорил о себе, как добирался от Хартума до Росейреса, как
потом, оставив барку-дахабия, шел по-над берегом Тумата, как услышал шум
Кезанского военного лагеря...
Али и Дашури плохо соображали, что говорил Егор Петрович, и даже не
заметили, как подвинулись его познания в арабском языке, но они жадно
слушали хрипловатый, такой знакомый и как бы врачующий голос. Теперь дело
пойдет на лад, а если и не сбудутся упования каирских сановников, то
репутация русского подполковника спасет инженеров от расправы. Теперь они
спасены. Спасены! И, до конца осознав это, Али с Дашури заговорили
наперебой.
- Ну-ну, ничего, - примолвливал Егор Петрович, качая головой, - ничего,
ребятки. Посмотрим, посмотрим... Может, еще и так выйдет, что Гамиль-паша не
палец, а всю пятерню в рот отправит от удивления.
Полог колыхнулся, в палатку просунулась седеющая борода.
- А! Терентьич! Заходи, братец. Зови всех наших, консилиум учиним.
Ивана Терентьевича и Фомина инженеры помнили по Уралу, поздоровались
весело. Ценковского представил Егор Петрович. Инженеры поклонились
натуралисту равнодушно: букашки да цветочки - это для них ровно ничего не
значило. А вот штейгер Бородин и золотопромывник Фомин, помогавший Аносову
слаживать машину, - вот кто был им люб.
Ковалевский предложил перебраться на чистый воздух. Перебрались,
уселись в тени бамбуковой рощицы. И Егор Петрович открыл "консилиум".
Толковали недолго. Порешили так: Дашури с Фоминым приступят к устройству
фабрики, остальные отправятся вверх по реке Тумат разведывать золото.
- Но галла? - осторожно заметил Дашури.
- А милейший Гамиль-паша на что? - ответил Ковалевский. - Пусть дает
охрану.
- Откажет, - грустно сказал Али.
- Это мне-то? - рассмеялся Ковалевский. - Впрочем, тупость вашего
начальства известна... Но, ребятки, слово Мухаммеда-Али, оно у меня вот
где. - Ковалевский похлопал ладонью по горячей коже дорожной сумки. - Нынче
и приступим. Чего медлить?
Все поднялись.
- Дозвольте, ваше высокородие, - остановил Ковалевского Илья Фомин.
- Да?
- Дозвольте, ваше высокородие, мне с вами на поиск идти заместо Ивана
Терентьевича.
- Это почему же, братец? Не желаешь здесь оставаться?
Фомин смотрел в сторону.
- Да мне, Егор Петрович, все едино где службу сослужить, а вот он, -
Фомин быстро глянул на Бородина, - вот он, Егор Петрович, малость отдохнул
бы с дороги-с.
- Ишь ходатай, - растерянно прогудел Иван Терентьевич, скрещивая на
груди могучие руки. - Да кто тебя просил прошенья на мой счет подавать, а?
- Знамо, не просил, - мирно рек Фомин, - да уж вижу - притомился ты,
Терентьич, чай, не молод.
Бородин потерялся: он действительно помышлял об отдыхе, но заботливость
Илюшкина показалась ему непонятной. А Егор Петрович, напротив, умилился:
экое милосердие.