"Юрий Владимирович Давыдов. Капитан Юнкер, будь он проклят..." - читать интересную книгу автора

от порта Кейптаун...
В тот год (восемьсот сорок первый) Пасха пришлась на конец марта и
застала наших моряков в Индийском
океане. Пять недель уж не видели ни клочка суши.
Пропели "Христос воскресе", разговелись солониной. Светлое воскресенье
было последним светлым днем экипажа "Або".
В тот же вечер внезапная духота стеснила грудь. Вдруг все провалилось в
мягкую пропасть сажи. Ее распарывали ножницы молний. Гром тонул в грохоте
океана. Стеньги трещали и рушились. Голубоватые огоньки хищно метались по
вантам. Корабль мчался сквозь смерч, вместе со смерчем. Гибель настигала
гигантскими валами. Валы катились по верхней палубе, крушили надстройки,
кованые железные шлюпбалки, срывали люки, захлестывали жилую палубу, там уж
было по пояс.
"Або" попал в ад.
"Нельзя заставлять исполнять невозможное",- говорили древние римляне.
Экипаж выполнил невозможное: сохранил корабль. Отчаяние либо отнимает, либо
удесетеряет мужество.
В пятом часу развиднелось.
Сложное, но четкое сооружение, подчиненное законам точных наук,-
трехмачтовый военный парусный корабль теперь казался воплощением хаоса.
Парусиновые лохмы полоскались по ветру; такелаж стоячий обратился в обломки.
Все, куда ни глянь, было искорежено, перевернуто, громоздилось как попало.
Теперь нужны были двужильность, стиснутые зубы, способность действовать,
когда досуха исчерпаны силы физические и силы душевные... Только бы устоять,
не дрогнуть.
Но вот один дрогнул, сник. Этот был первым. Первым после Бога, как
издавна величали моряки полновластных хозяев кораблей - капитанов. Господин
Юнкер, любимчик светлейшего князя, бесстрашный картежник и лихой бражник,
Андрей Логгиныч Юнкер, его высокоблагородие, капитан-лейтенант, эполеты с
"висюльками", удалился, замкнулся, сокрылся ото всех и от всего.
Не знаю, что он там делал, в своей щегольской каюте. Не сомневаюсь в
одном: он знал, что наделал! Денежный сундук разевал пасть. Звон золота и
серебра давно - в Петербурге и Копенгагене, в Портсмуте и Кейптауне - слился
со звоном бокалов, а шорох бумажных купюр - с шорохом игральных карт.
В ближайшем порту, в роскошном Сингапуре, никто задаром не поможет
"Або". Хочешь новые стеньги? Плати, сударь. Хочешь ремонта? Тряси мошной,
сударь. Хочешь свежих припасов? Раскошеливайся, сударь.
Очевидно, старший лейтенант имел крупное обь яснение с
капитан-лейтенантом. Очевидно, в кают-компании вынесли ему приговор. О нет,
никакого плаща и кинжала. Молчаливое презрение.
Но можно презирать негодяя. Нельзя избавиться от саднящего чувства
своей причастности к растрате казенных денег. Пусть невольной, пусть
легкомысленной. Проклятые три тысячи! Этот господин Юнкер рассчитал
дьявольски. Три тысячи вылетели в трубу, гулял "весь Кронштадт", шампанское
пенилось, как бурун, тосты взлетали, как сигнальные флаги. О, конечно,
лейтенанты и мичманы возвратят деньги. Однако лишь в отечестве. А сейчас, а
нынче... И вот это обидное, досадное, гнетущее сознание своей причастности к
бедст виям, которые обрушивает на команду отнюдь не стихия.
Был бы в Сингапуре русский консул, смотришь, и пособил бы. Но там
консула не было. А до первого русского порта... Господи, как до Луны. Может