"Рене Домаль. Гора Аналог (Роман об альпинистских приключениях, неевклидовых и символически достоверных)" - читать интересную книгу автора

подвести читателя к основанию Горы, к началу пути, "на котором человек может
возвыситься до божественного, а божественное, в свою очередь, может
открыться человеку".
Короткая жизнь Рене Домаля (1908-1944) сложилась так, что ему
постоянно приходилось иметь дело не только с символической Горой, но и с
вполне реальными горами. Будучи альпинистом-любителем, он вместе с друзьями
не раз совершал восхождения на "коровьи", доступные непрофессионалу вершины
французских Альп и Пиренеев - читатель непременно ощутит эту физическую
тягу автора к высокогорью, где "сама действительность волшебнее всего, что
способен вообразить себе человек". Домаль представляет себе гору не в виде
инертной каменной массы с нахлобученной на нее шапкой ледника - он видит в
ней "живое существо", способное "периодически самообновляться, питаться и
воспроизводить себя". С его точки зрения, гора - это волшебный аналог
человека: "в горах у каждого живого есть двойник, подобно тому как ножны
есть у меча, а у ступни - отпечаток, след, и, умирая, каждый с двойником
своим соединяется". Если это и в самом деле так, Домаль наверняка
"соединился" с Горой Аналог после своей кончины, последовавшей 21 мая 1944
года, - его мало-помалу подтачивала чахотка, усугубленная юношескими
"экспериментами" над собственным организмом и "упражнениями", которыми он
вслед за тем опрометчиво увлекся в кружке Гурджиева.
"Эксперименты" эти, относящиеся к началу двадцатых годов, - Домалю в
ту пору едва минуло шестнадцать лет - были, надо признаться, довольно
банальными для юноши его психического строя, мятущегося, непредсказуемого и
очень хрупкого, для человека крайностей, готового пожертвовать чем угодно,
чтобы хоть краем глаза заглянуть в "запредельные миры". Подобные опыты
ставили когда-то на самих себе любимые его авторы - Эдгар По, Шарль Бодлер,
Лотреамон, Артюр Рембо, а всего двумя десятками лет раньше Домаля ими
занимался Николай Гумилев, живший в то время в Париже; итоги этих
рискованных "опытов", едва не приведших поэта к самоубийству, были позднее
описаны в рассказе "Путешествие в страну эфира". Своего рода
"пригласительным билетом" для путешествия по астральным мирам Домалю
послужили строки из знаменитого письма Артюра Рембо Жоржу Изамбару: "Я хочу
быть поэтом - и насилую себя ради того, чтобы превратиться в ясновидца...
Цель одна - достичь неведомого путем расстройства всех своих чувств"'. "Я
пробую, - вторит ему Домаль, - вдыхать пары хлористого углерода и бензина,
чтобы понять, как исчезает сознание и какую власть я над ним имею". "Я хочу
преодолеть границы возможного", - продолжает он, и в известной мере это ему
удается. Его письма середины 20-х годов переполнены рассказами о диковинных
видениях, порожденных парами бензина, гашишем, опием, кокаином и прочими
снадобьями подобного рода, подкрепленными, как это обычно бывает, изрядной
дозой спиртного. "В ледяных подземельях огромные траурные пингвины рыдают
литанию. Целое море варварской музыки колышет под их ногами легкие и жесткие
трупы. Целое море трупиков заходится в рыданиях, воздвигая звуковой храм для
молитвословий траурных пингвинов". "Этой ночью я очутился на маленьком
островке, похожем на Мон-Сен-Мишель... Вместе с друзьями я был там в тюрьме,
откуда мы взяли да и сбежали - и поплыли к Европе... Добравшись до Парижа,
я вынул из корзины зеленую палку, отливавшую то бронзой, то мрамором, согнул
ее пополам и, увидев, что это была змея, бросил на землю. Она проползла
несколько метров, а потом принялась порхать в воздухе - не змея это была, а
девушка с обезьянкой на веревочке".