"Наби Даули. Между жизнью и смертью " - читать интересную книгу автора

Перелететь бы птицей за эти колючие ограды!..
Мы, четыре друга, сидим и молча слушаем. Даже Гриша-непоседа и тот
размечтался. Никита Лазарев подпевает про себя. Панченко раскрыл рот и
слушает - не шелохнется. А я забылся совсем, и чудится мне, будто брожу я
вместе с песней по родной Волге.
Песня смолкла. Панченко вдруг вздрогнул, как будто спросонок.
- Гарна писня, як украиньска*, - проговорил он.
_______________
* <Хороша песня, как украинская> (укр).

- Ну, понятно, - шутя поддел его Гриша, - всякий кулик свое болото
хвалит.
- А що ты думаешь, - огрызнулся Панченко и неожиданно громко запел
<Реве та стогне Днипр широкий>. Как повернулись к нему все пленные в
бараке, так и застыли. Голос у Панченко был сильный и красивый. А тут
мелодию разом подхватили все остальные украинцы. У Панченко даже глаза
засверкали - вот, дескать, слушайте, разве плохи украинские песни!
Но песня внезапно оборвалась на середине. Кто-то вбежал в барак и
сделал рукой нетерпеливый жест. Все насторожились: что еще стряслось?


ПОРТРЕТ <ОСВОБОДИТЕЛЯ>

Мы поспешили во двор и увидели на стене нашего барака огромный
плакат. На нем был изображен Гитлер, под портретом выведена русская
надпись: <Гитлер-освободитель>.
Группа пленных уже разглядывала портрет.
Он превратился в наших глазах в злую карикатуру. Мы были свободны в
своей стране. От чего же нас можно освободить? Об этом, видимо, кто-то
успел подумать раньше нас и, чтобы другие не мучились в поисках ответа,
взял да и дописал крупными буквами: <от хлеба, родины и свободы>.
- Вот это правильно сказано, по-нашенски! - засмеялись в толпе.
- Надо прибить его получше, а то как бы ветром не сорвало.
Среди зрителей я заметил молодого художника. Он пробился вперед.
- А здорово его нарисовали! Точь-в-точь Гитлер, - заметил он.
- А ты откуда его знаешь? Видел, что ли? - спросил его кто-то.
- Да ведь рисунки Бориса Ефимова в <Крокодиле> ничем не хуже этого, -
ответил художник и продолжал: - Смотрите. И усы у него такие же, так же
челка свисает на лоб и глаза точь-в-точь его. Здесь только краски поярче.
Однако немецкий художник, должно быть, не любит своего фюрера.
- Ну, уж тут ты, парень, перемудрил, - вступил в разговор Гриша.
- А вот сейчас увидишь, - и художник принялся разъяснять: - Во всякой
картине должна быть идея. А какая идея отразилась в данном случае? Видишь,
Гитлер стоит и держится за камышовое кресло. А камыш - вещь ненадежная,
ломкая. Это один довод. А вот и другой: почему Гитлер не сидит в кресле, а
стоит возле него? Кресло-то пустое! А потому, что художник, рисуя фюрера,
думал: все равно, дескать, тебе не сидеть в нем.
- Не знаю, что такое идея, но похоже, будто говоришь ты правду, -
заметил старый пленный. - А митинг все ж пора кончать, - добавил он, кивая
головой на ворота.