"Лоренс Даррел. Tunc ("Бунт Афродиты" #1)" - читать интересную книгу автора

Джулиану.
Причины, по которым я хочу освободиться, разнообразны и сложны; о явных
не стоит и упоминать, но есть и более серьёзные, объяснить которые
необыкновенно трудно, несмотря на мои близкие отношения со словами. В конце
концов, я написал достойные книги, пусть и прибегая к механике, электронике
и прочим подобным вещам. Но если бы мне захотелось подойти к моему случаю до
некоторой степени как археолог, полагаю, я наткнулся бы на культурные пласты
более глубоких склонностей, которые открыли бы мне, кем я должен был стать.
С одной стороны, чисто внешне я мог бы вести отчёт моей жизни от того
момента, когда я с помощью клубка тонкого шпагата и двух жестяных сигаретных
коробочек соорудил некое подобие телефонного аппарата. Дзинь! Вы можете
сказать, в этом нет ничего необыкновенного; даже школьник знает, как
работает древнее устройство Белла. Но тогда позвольте сказать иначе. Я
постепенно стал приравнивать изобретение к творению - может, на ваш взгляд,
чересчур самоуверенно с моей стороны? Тем не менее там и там симптомы во
многом те же, не так ли? Беспокойство, лихорадочное состояние, мигрень,
отсутствие аппетита, маниакально-депрессивный психоз (О, Мама!)... да, все
верные признаки припадка падучей. Потуги. И вот, совершенно неожиданно новая
идея вырывается на свободу из переплетенья лихорадочных видений - бац! Так
происходит у меня. И сопровождается болью, позволяющей проклятой идее
развиваться, оформляться в воображении. Молодым я не умел распознавать эти
признаки. Когда начинали стучать зубы, я ожидал приступа малярии. Не умел
находить наслаждение в нервном расстройстве. Что за вздор! Ну так вот, уже
несколько дней, как я в бегах, меня как бы нет, живу в Афинах один, с моим
фамулюсом, регулярно занимаюсь профессиональной переподготовкой в форме этих
автобиографических заметок!
Я задержался тут, ища Кёпгена; но единственного человека, который мог
бы рассказать мне, где он, сейчас нет в Афинах, и никто не знает, когда он
вернётся. Ом.


* * *

Я отправился к Нэшу из чистой проформы; мы с ним всегда ладили. Иногда
этот зануда попадается на шутку! Как все психоаналитики, он настоящий
неврастеник, скрывающий свою истерию под улыбочкой, зевком и всезнающим
видом. Снимет очки, откашляется, побарабанит пальцами по столу, поправит
бумажный цветок в петлице. Думаю, я заставляю его чувствовать себя несколько
неуютно; не сомневаюсь, он задаётся вопросом: а что мне известно? Ведь разве
Бенедикта не его пациентка? Мы чертовски любезно препираемся, как два
прекрасно образованных англичанина. Он не выказывает удивления, услышав, что
я собираюсь поехать куда-нибудь отдохнуть. Я ничего не говорю, как к этому
относятся на фирме, но по его лицу вижу, что такая мысль у него мелькает.
Знают ли на фирме, куда я еду? Да, они знают - я предусмотрительно сказал
всем друзьям, куда еду: на Таити. Уверен, нашему агенту там уже отправлено
соответствующее сообщение и в порту меня будет поджидать высокий прыщавый
человек европейского вида, в панаме, скромно стоя где-нибудь в сторонке.
Спокойно, скромно, ненавязчиво моё прибытие будет зафиксировано и доклад
послан наверх.
- Думаю, ты просто устал, - сказал он. - И все же не вижу для этого