"Джеральд Даррелл. Поймайте мне колобуса (о животных)" - читать интересную книгу автора

дрожат от наслаждения...
Ему нравилось также сидеть на плече Джеки и тихонько перебирать
клювом ее волосы, как бы отыскивая букашек. А однажды, сидя на моем плече,
он улучил минутку, когда я отвлекся, и засунул мне в ухо клочок бумаги, да
так глубоко, что его пришлось извлекать пинцетом. Не иначе, вообразил,
будто мастерит гнездо.
Переселение в вольер нисколько не ожесточило Дингла, он охотно
спускается поговорить с вами и подставляет голову, чтобы вы могли ее
почесать.
Вообще пернатых любителей поговорить у нас хватает. Когда гасят свет
на ночь, попугай Суку говорит сам себе: "Спокойной ночи, Суку". А горная
майна Али явственно произносит: "Где Триггер?" и "О-о-о, какой славный
мальчуган!" Но, пожалуй, самый лучший оратор - майна более мелкого вида,
по имени Тапенс. Подойдите к клетке Тапенса и попробуйте с ним заговорить.
Он сразу рассмеется, а если вы просунете внутрь палец и погладите ему
животик, зажмурит глаза и примется бормотать: "Ой, как здорово! Ой, как
здорово!"
Множество людей спрашивают меня, понимают ли говорящие птицы слова,
которые произносят. Не берусь дать определенный ответ. Возьмите того же
Тапенса. Вероятно, прежние владельцы, когда почесывали его, приговаривали:
"Ой, как здорово!" - и он воспроизводит эти звуки, потому что они для него
связаны с приятной процедурой. Впрочем, однажды Тапенс почти убедил меня в
том, что говорит осмысленно.
Подстригая кусты рядом с клеткой майны, наш престарелый и весьма
уважаемый садовник мистер Холли вдруг прокашлялся и сплюнул на землю.
Тотчас раздался отчетливый, звонкий голос Тапенса:
- Старый неряха!
Мистер Холли был страшно доволен и весь день посмеивался про себя.
Про попугаев рассказывают много историй, и большинство из них отнюдь
не вызывает доверия. Но мне известны два случая, когда попугаи явно не
ограничивались воспроизведением заученных звуков.
У моих друзей, живших в Греции, был попугай; каждый день они выносили
его клетку на воздух и ставили в тени под деревьями. Однажды местный
крестьянин привязал за оградой своего осла, а тот, как это заведено у
ослов, неожиданно вскинул голову и исполнил скорбное соло, завершив его
обычным протяжным храпом. Попугай внимательно слушал, наклонив голову
набок, и, когда осел кончил реветь, отчетливо произнес вопросительным
тоном:
- В чем дело, милый?
Второй случай. Мои афинские друзья держали африканского серого
попугая. Он знал довольно много слов - греческих, естественно, - и хозяева
очень им гордились. У них было заведено раз в неделю устраивать "день
открытых дверей", когда все их друзья могли зайти на чашку чая. В один из
таких дней главной темой беседы был попугай и его лексика. Кто-то из
гостей утверждал, что попугаи вообще не могут говорить, они лишь издают
нечленораздельные звуки. Гордый владелец серого африканца тотчас возразил
- дескать, послушайте моего попугая, он знает такие-то и такие-то слова.
Тогда гость, держа чашку с чаем в одной руке и кусок торта в другой,
подошел к попугаю, уставился на него и сказал: "Попочка, ведь ты не умеешь
говорить, правда?" Попугай несколько секунд глядел на гостя, затем,