"Лорд Дансени. Где плещет прибой" - читать интересную книгу автора

все до единой вдоль побережий, и, бурля, хлынул на север, и добрался до
устья Темзы, а затем обратил к западу безжалостный лик свой, и пронесся
вверх по реке, и достиг ямы в иле и бросил мои кости туда; там и белели они,
затянутые илом только наполовину, потому что илу дела нет до отбросов.
Затем вода снова отхлынула, и увидел я мертвые глаза домов и познал
зависть прочего позабытого хлама, штормом не тронутого.
Так миновало еще несколько веков; прилив сменялся отливом, и никто не
вспоминал о позабытом хламе. Все это время я пролежал там, в равнодушных
тисках ила, не укрыт до конца, но и освободиться не в силах, и мечтал я о
покойной ласке теплой земли или об уютных объятиях Моря.
Порой люди находили мои кости и предавали их земле, но традиция
по-прежнему жила, и преемники моих друзей всегда возвращали останки на
прежнее место. Со временем барки исчезли, и огней стало меньше; ладьи из
обтесанной древесины больше не скользили вниз по реке, а на смену им пришли
старые, выкорчеванные ветром деревья во всей их природной простоте.
Наконец, я заметил, что рядом со мною подрагивает листик травы, а мох
понемногу затягивает мертвые дома. А однажды над рекою пронесся пух
чертополоха.
На протяжении нескольких лет я бдительно следил за этими приметами,
пока не убедился доподлинно, что Лондон и впрямь вымирает. Тогда во мне
снова пробудилась надежда, и по обоим берегам реки вознегодовал забытый
хлам, что кто-то смеет надеяться во владениях бездушного ила.
Мало-помалу отвратительные дома обрушились, и вот беднягимертвецы, что
никогда не жили, обрели достойную могилу среди трав и мха. Появился
боярышник, а за ним - вьюнок. И, наконец, дикий шиповник вырос над насыпями,
что прежде были верфями и складами. Тогда я понял, что Природа
восторжествовала, а Лондон сгинул.
Последний лондонский житель в старинном плаще, что некогда носили мои
друзья, подошел к набережной и перегнулся через парапет - поглядеть, на
месте ли я. А затем ушел, и больше я людей не видел; они сгинули вместе с
Лондоном.
Спустя несколько дней после того, как исчез последний из жителей, в
Лондон вернулись птицы - все певчие птицы до единой. Заметив меня, они
поглядели на меня искоса, склонив головки, а затем отлетели чуть в сторону и
защебетали промеж себя.
- Он согрешил против человека, - говорили они, - это не наша распря.
- Поможем ему, - решили они.
Перепархивая с места на место, они приблизились ко мне и запели.
Рассветало; по обоим берегам реки, и в небе, и в чащах, что некогда были
улицами, пели сотни птиц.
По мере того, как свет разгорался все ярче, птицы пели все громче; все
более густым роем кружились они над моей головой, пока не собрались целые
тысячи, а потом миллионы, и вот, наконец, взгляд мой различал только плотную
завесу трепещущих крыльев, озаренных солнцем, да тут и там - проблески
небесной синевы. Когда же все звуки Лондона окончательно потонули в ликующей
песне, душа моя покинула кости, что покоились в яме среди ила, и по песне
стала карабкаться к небесам. И казалось, будто между птичьими крыльями
открылась аллея, уводящая все вверх и вверх, а в конце виднелись отворенные
врата Рая - одни из малых врат. И тогда я узнал доподлинно, что ил меня
больше не получит, потому что я вдруг снова обрел способность плакать.