"Софрон Петрович Данилов. Красавица Амга (Роман) " - читать интересную книгу автора

- Садись. Рассказывай. - Ойуров взял трубку в зубы и склонился над листами бумаги. Густо попыхивая крепким черкасским табаком и шевеля губами, он что-то долго читал. Видимо, прочитанное ему не понравилось: он протянул "не-е-э" и откинулся на спинку стула.
- Ну, что, догор, рассказывай!
Томмот протянул ему конверт. Вынув из него четвертушку листа и прочтя, Ойуров положил конверт и хлопнул по нему ладонью:
- Ба, да ты, оказывается, свой человек! Чычахов, да? Послали из комсомола? Молодцы, обещание сдержали. С обкомом у нас уговор был. Та-ак, значит, учишься?
- Учусь.
- Родом ты, кажись...
- Из западных кангаласцев, - подсказал Томмот.
Ойуров расспрашивал подробно, но из его расспросов Томмот понял, что тот знал о нём много раньше. И хорошо, что так: он не приблудившийся с улицы, а в войска ГПУ берут не каждого встречного-поперечного!
- Хорошо-о! Значит, ты пришёл к нам на работу. Скажи-ка мне откровенно: добровольно пришёл? Если и направили без твоего согласия, стыдиться нечего, все мы, солдаты партии и комсомола, идём, куда пошлют. Это и есть партийная дисциплина...
Томмот немного встревожился: "пришёл к нам на работу". Он пришёл поступать в боевой отряд, почему этот человек говорит о какой-то работе? "Все мы солдаты" - вот это другое дело. Томмот сидел и молчал, теряясь в догадках.
Видя, что собеседник молчит, Ойуров сказал, будто утешая Томмота:
- Не важно, как ты попал сюда, главное - чтобы ты работал преданно, от сердца. Значение своей работы ты поймёшь потом. Чека-ГПУ - это щит и меч революции. Знаешь, кто это сказал? - Томмот кивнул: эти слова Дзержинского были ему знакомы. - Можно ли сражаться, будучи лишённым щита и меча? Никак нельзя. Нечем будет защищаться от врага, нечем будет самому поразить противника. Без органов, подобных Чека-ГПУ, ни одна победившая революция не устоит. Знай, голубчик, что быть сотрудником ГПУ, чекистом - это высокая честь и большое доверие!
- Я пришёл в ГПУ не работать, - желая исправить досадное недоразумение, поспешил вставить Томмот.
- Что-о?! - удивился Ойуров и вынул трубку изо рта. - Тогда зачем ты здесь?
- Чтобы вступить в ваш дивизион. Я просил, чтобы меня направили в действующий отряд. Я слышал, что ваш дивизион первым выступает навстречу Пепеляеву.
- Не знаю. Дивизионом командую не я, - как бы издалека отозвался Ойуров и принялся нещадно дымить табаком.
Томмот сидел виноватый. Толком не разобравшись в горкоме, прибежал сюда, отнял столько времени у занятого человека. Вот уж истинно говорят, что глупая голова ногам покоя не даёт.
- Я не хочу работать в конторе. Я хочу сражаться, - в свою очередь отчуждённо сказал Томмот, не находя другого, необидного ответа.
- Так-так. Хотя и не ново слышать, продолжай.
- Я бы пошёл красноармейцем в боевую часть.
- Ну и?..
- И всё...
- Понял тебя... Прозябать в конторе не хочешь? Протирать штаны...
- Угу...
- Желаешь с винтовкой в руках сквозь ливень пуль с открытой грудью кинуться на врага?
Томмот и на это чуть было не поддакнул, да вовремя остановился, уловив насмешку. Будь Ойуров другой человек, тот же хотя бы секретарь горкомола, Томмот сейчас бы вскочил, сказал несколько запальчивых слов и ушёл, хлопнув дверью. Разве уместны здесь насмешки - ведь он не на вечеринку просится! В такие минуты Томмот умел находить едкие слова и смело бросал их в лицо обидчику. Но перед этим пожилым человеком с красными от бессонницы глазами, с набухшими на руках венами он сидел, испытывая неловкость и не смея поднять глаза. Вместо того чтоб смело ответить на каверзный вопрос, Томмот с виноватым видом пробормотал:
- Я просил направить меня в опасное место.
- По-твоему, здесь, в ГПУ, безопасно?
Томмот пожал плечами:
- Всё же там война... - и умолк.
- На войне умирают. Не так ли?
Томмот подтвердил кивком головы.
- А здесь, в ГПУ?
Томмот промолчал.
- Гепеушники не умирают, они сами убивают. Так, да?
- Не знаю...
- Врёшь, знаешь! Ты сейчас про себя думаешь только так.
"Сказал же: "дивизионом командую не я" - все. Чего он ко мне в душу лезет?" - захотелось возмутиться Томмоту. Обидевшись, он мог бы вскочить и выйти вон. Но он не возмутился и не вскочил, словно кто пригвоздил его к сиденью старого расшатанного стула.
- Значит, здесь, в этой конторе, как ты говоришь, я протираю штаны в безопасности? Из-за боязни смерти...
- Я этого не сказал.
- Не сказал, но так получается. - Заскрипев стулом, Ойуров вышел из-за стола на середину комнаты и некоторое время постоял молча, сверху вниз посматривая на Томмота. - Ох, парни, парни! Дураки вы, дураки... Когда только за ум возьмётесь? В жизни вам нравится только красивое, только громкое, будто играете в спектакле. Конечно, это красиво: упасть в атаке, на бегу, с криком "ура!", на глазах у сотни людей. "Просился в опасное место". А откуда тебе известно, где опаснее? В строю, среди сотен друзей, смелым может стать любой человек. Упадёшь лицом - друзья поддержат тебя под грудь, упадёшь навзничь - они же подхватят тебя под спину. Допустишь ошибку - простят, истощаешь - поделятся хлебом, попадёшь в беду - выручат. А как с чекистом? Бывает, ему подолгу приходится работать в стане врагов, и только одному. Поддержки ждать неоткуда, одна надежда - на себя. Ошибись ты хоть на волосок - некому там простить тебя, дружески пожурить или выговор дать. Расплата там за всё одна - собственная голова. И главное - никто не узнает, сколько ты пользы принёс революции, как геройски вёл себя перед смертью. Ведь о таких людях ни в газетах не пишут, ни славят с трибун. Одна у них радость и высочайшая награда - это победа Советской власти. Вот такие люди - чекисты. И щит и меч из стали куются. Труса разве возьмёшь себе в качестве щита и меча? Какая цена такой защите и такому оружию? Так вот, Чычахов, если ты трус, рохля или просто слабак, если ты гонишься только за громкой славой, то забери бумажку и уходи. Такие люди у нас долго не задерживаются, а поэтому будет лучше нам с тобой не сходиться.
Томмот покраснел, покосился на свою бумажку, но с места не сдвинулся. Было бы уж слишком взять со стола эту бумажку и уйти, согласившись с тем, что ты действительно трус, рохля и пустозвон.
Ойуров тем временем вернулся на своё место, сел и набил в трубку новую закладку табака.
- Ладно, Чычахов, такие дела не решаются с наскоку. Пусть твоё направление пока останется у нас. А ты иди домой и хорошенько подумай. Примешь решение - приходи.
Томмот в нерешительности приостановился, соображая, куда ему нужно - в техникум или в общежитие. Туман поплотнел, и пока он сидел у Ойурова, стало совсем темно. Из тумана вынырнула лёгкая тень и слепо наткнулась на Томмота, выронив что-то на заснеженный деревянный тротуар. Оба быстро наклонились, чтобы поднять предмет, и столкнулись лбами.
- Кыча? - удивился Томмот.
- Оказывается, это ты? А я рассердилась: что за дылда заступил мне дорогу! Со страху сумку выронила, - Кыча весело рассмеялась.
- Куда это бежишь?
- В больницу.
- Зачем?