"Джеймс Патрик Данливи. Лукоеды (fb2)" - читать интересную книгу автора (Данливи Джеймс Патрик)

10

На юго— западе в ясные дни из окон октагональной комнаты я наблюдаю за почтальоном, далекой точкой крутящего педали велосипеда по дороге, ведущей к замку. Он то появляется на холмах, то исчезает в долинах. Весна принесла слабую зелень на чахлый от ветров боярышник. Пью утренний кофе, заваренный из зерен, доставляемых каждое утро поездом на полустанок. Вместе с шестью булками хлеба и сочными булочками из восточного кафе в столице. Все это Персиваль записывает на мой постоянно растущий счет.

К середине утра в коридорах замка начинается шевеление обитателей, рыскающих в поисках сигарет. Франц метался в ярости по большому залу в течение двух часов после того, как Шарлен выкинула банку из под варенья с окурками, тщательно собранных им из пепельниц и колосников, из которых он потом скручивал новые сигареты с повышенным содержанием наркоты. И покуривал их, пока Эрконвальд ждал посылку со своей привычной азиатской травкой. Все это со смехом рассказала мне Шарлен.

— Сэр, он поубирал все священные картинки и везде понатыкал карт с пояснениям и каракулями на всех стенах. Какие-то там приборы, не догадаешься, что они там измеряют, куски породы и молотки. Когда я нашла банки с окурками, я от греха подальше решила их выкинуть. Их запах с ног валил. Он все утро в постели, не выходил даже покурить, сидит разбирается с картами. Вынуждена была поставить его на место, когда он позволил себе фамильярность.

От полученного на бастионе в результате обморока сотрясения мозга г-же У Д С по ночам стали сниться кошмары. После одного из них она проснулась достаточно здоровой, чтобы исполосовать зад мужа тростью из ротанга. А теперь неделями лежит в постели и общается со своими адвокатами. Которые в свою очередь обратились ко мне относительно духовного уродства и морального вреда, возникших в результате ее падения. Каждое утро уныло жду. Писем, медленно доставляемых в сельской местности. В кишках крутит от тоски. А весна насылает нежный ветерок.

2 Отдел Виновных

Корпорация правонарушений

Кладбищенский замок.

Уважаемый господин,

Мы считаем, что вы пытаетесь уклониться от вопроса вреда, нанесенного нашей клиентке, путем предъявления мужу нашей клиентки безосновательного обвинения в «попытке убийства путем не лицензированной детонации взрывчатого вещества». Нам абсолютно ясно, что сила упомянутого взрыва убила бы всякого присутствующего свидетеля, так что любое такое событие, имей оно место, не получило бы по своему характеру подтверждения.

Нам, конечно, известно, что в вопросе ущерба имеются определенные смягчения и что вы предоставили еду и кров нашей клиентке и ее мужу. Сумма, указанная в счете, на наш взгляд ничтожна, если учесть порчу, нанесенную культуре личности нашей клиентки в результате полученного ею сотрясения мозга. Она не может больше вспомнить картины, увиденные ею за определенную плату в крупных музеях.

К сожалению, нас проинформировали, что в Кладбищенском замке держат ядовитых рептилий и мы хотели бы, как можно, скорее получить ответ, какие меры приняты для защиты нашей клиентки. И еще один серьезный вопрос касается нападения одного из ваших гостей, в ходе которого с головы нашей клиентки были вырваны клочья волос и скальпа, как дерн с поля для игры в гольф. Ждем вашего ответа на эти вопросы.

Искренне ваши,

Боттомлес Дидл

Блеймвози и Дон

Однажды днем я сидел у камина, укутав ноги сине-красным одеялом, и с тяжелым сердцем просматривал расходную книгу, отщипывая кусочки холодного омара, пойманного Персивалем, когда он протянул мне коричневый конверт, из которого я вынул лист оберточной бумаги, исписанный черным карандашом.

Из

Местопребывания

Порядочности

В округе

Уважаемый господин или съемщик замка,

Не удивляйтесь, что я вам пишу. В последнее время происходящие события были больше, чем просто мерзкие привычки идолопоклонников, дающие выход примитивным чувствам, о которых следовало бы информировать власти (и санитарного врача Совета графства). Знаете ли вы, что за вами следят? Мисс Овари и эта шлюха Шарлен уже давно известны как местные проститутки, отринувшие одежды, обычно защищающие моральность, и оказывающие отвратительные услуги, которыми сполна пользуются все молодые и нахальные местные болваны, постоянно озабоченные удовлетворением своих похотливых желаний. Не думайте, что это продлиться долго, пока на это дьявольское прегрешение на пути добродетели не обратят внимание адвокаты и другие компетентные люди, обладающие властью.

Доброжелатель во имя Святой Чистоты

P.S. И пока господин определяется, кто погубит непорочное житие посредством половых сношений с обитателями курятника, ни одна курица не пребудет в мире.

— Извините, сэр, не хочу быть навязчивым, но на вашем лице тревога.

— Вот письмо, Персиваль.

— Разрешите взглянуть? Ага. Так, так. Ну, что за ядовитое перо. В округе один такой писатель. Доброжелатель. Во имя Святой Чистоты. Не обращайте внимание, сэр. Мисс Овари и Шарлен — дамы самой высокой репутации. Тут недалеко живет один деревенский распутник по имени Падрик, так этот постскриптум к нему и относится. Я только что видел, как он прятался под ивами, у аркад, вон там у реки. Спрячется в высокой траве и ждет, как бы урвать кусочек с вашего крючка. Он и свою бабку зарезал однажды ночью, точно. Может забить животное до смерти. Или, смеясь, сунуть монтировку в глаз птице. Он постоянно бьет молотком бабочек, форму поддерживает. А однажды, он въехал с упряжкой лошадей прямо на алтарь, круша всю церковную утварь, что попадалась под руку. Да, но, что интересно, сэр, он боится собак. Вам достаточно задрать ногу, чтобы он бежал не останавливаясь. А для женщин, он вообще страшный человек. О других вещах я вообще бы не говорил, сэр, но доброжелатель сам вынес это на публичное обсуждение в письме. Факт есть факт, если он не может поиметь овцу или телку, то он поимеет курицу. Здесь это известно каждому на много миль вокруг. Теперь, если у вас есть хоть минутка, я могу показать его вам живьем.

Спускаемся вниз по лестнице и выходим через черный вход к крытым аркадам. Персиваль идет впереди через кусты ежевики и дальше по черной влажной земле, заросшей щавелем и крапивой. По другую сторону каменной стены то появляется, то исчезает голова Кларенса. Танцуя, он перебегает от дерева к дереву в саду. Начинает моросить. На листьях и траве блестят капли. С моря набегают легкие кучевые облака.

— Нам должно повезти, сэр. Если Падрик неподалеку, то и Кларенс тут как тут. Дополняя, так сказать, сексуальные знания из первых рук.

Движением руки Персиваль останавливает Клементина. Небольшой склон и травянистый холмик, заросший боярышником, ежевикой и фуксией. Шум воды. Ручей среди валунов. Персиваль, сигналя рукой, присаживается на корточки. Показывает пальцем. К березе прислонился темноволосый человек с большими ушами. Кустистые брови над небольшими сверкающими темными глазками. Звук женского голоса. Персиваль касается меня рукой.

— О, Боже, сэр, никогда не думал, что доживу до этого дня. Это Имельда. Бедное несчастное дитя. Иметь дело с такими непристойными типами как этот хам! Нарушающих права замка. А теперь ни звука. Вон оттуда обзор будет получше, да и нас не увидят, а то возникнет такая свалка, что мне придется пустить в ход свою подкованную ногу.

Имельда сидит на валуне. Из-под длинной коричневой юбки выглядывают кованные ботинки. Персиваль и Клементин, присев на корточки, затихают. Падрик сидит, скрестив ноги, из его улыбающегося рта торчит длинная травинка. Помятая шляпа сдвинута на затылок. На обветренном темном лице белая полоска ниже линии черных волос. Имельда закуталась в шаль, смеясь, посверкивает зубами. Падрик поджимает губы и хмурится.

— А теперь, Имельда, скажи, ты знаешь, что такое откровение?

— Знаю.

— И как ты думаешь, я могу тебе его открыть?

— Именно так я и думаю. Вообще, это Божий промысел.

— Ну, хорошо, что если вместо откровения, мы назовем это небольшим фокусом-покусом.

— Все это разговоры, разговоры.

— Скажу тебе по секрету, Имельда, что такого ты никогда не видела. У меня есть инструмент, который может выделывать разные штучки.

— Да, знаю я все эти обманные фокусы, на ярмарке видела.

— Да, но эту штуку мне дал сам святой дух.

— Интересно, Падрик, что же ты можешь иметь такого, что святой дух не показал бы мне, если бы я попросила его об этом в молитвах?

— Молитвы ничего не дадут, а ты послушай и посмотри у меня то, что может менять размер.

— Валяй.

— Я не вру.

— Ты больше болтаешь, а меня всю сырость от камней пронизывает.

— Подожди, я тебе сейчас покажу. Посмотри пока на иву.

Имельда отворачивается. У нее красные щеки, длинные черные волосы. Падрик расстегивает штаны. Сует в них огромную руку и вытаскивает длинный твердый белый пенис. Пронзительный крик низко летящих грачей, в кустах клекот фазана. Персиваль поправляет монокль, опираясь на руку Клементина.

Имельда хмурится. Когда, повернувшись, видит Падрика, стоящего руки в боки, с его инструментом, покачивающимся вверх-вниз. Внезапно траву освещает бледное солнце.

— Это что за штука выскочила там у тебя?

— Эта штука, Имельда, может проделывать фокусы и менять размер.

— Неужели?

— Точно.

— Ну, тогда давай.

— Он был таким малюсеньким, а стал таким большим.

— Тебя послушать, так можно подумать, что подобное может вырасти и из твоих ушей.

— Я, что, слишком быстро тебе это показал.

— Ты же мне это показываешь прямо сейчас, разве это не быстро, и где изменение размера? Он как был, так и есть одинаковый всю последнюю минуту.

— Положи свою руку вот сюда на минутку и он изменит свой размер.

— Чего ради я буду ложить свою руку, ты, что, не можешь изменить его размер сам?

— Ты раньше такие видела, Имельда?

— Нет.

— Тогда для тебя это новенькое.

— А вот и нет. Что тут новенького, если я видела, как из копны сена торчит палка.

— Я могу заставить его плеваться.

— Неужели? Может ты заставишь его еще и молиться?

— Прошу, не трогай религию.

— Ну, и где фокусы? Мне нужно возвращаться на кухню или меня начнут искать.

— Подожди, Имельда, подойди сюда. Поласкай его. Погладь его и он начнет выделять белое солоноватое молочко.

— С чего ради мне его ласкать? Сам, что, не можешь заставить его плеваться? Ты же сам говорил, что он будет проделывать фокусы, а я буду смотреть. У него тот же размер, что и в первый раз, когда увидел меня.

— Да разрази меня гром, ты только потяните его немного, как за коровий сосок, и из него пойдет молоко.

— Потом ты начнешь просить меня потянуть за черенок лопаты, чтобы найти золото.

— Ну, подойди же поближе. Еще ближе. Видишь, у него тут небольшая шаль. Натянул на головку, как перчатку. Оттяни шальку назад, так, вот и его маленькая розовенькая головка, гладенькая как глазок. Я могу ее вставить тебе.

— И куда же ты ее мне вставишь? И что это за разговоры? Куда такую штуку мне можно вставить?

— Ах, Имельда, у тебя семь дырок.

— А у тебя восемь, если посчитать и ту, что проделал святой дух в твоей башке, чтобы выпустить тебе мозги.

— Возьми его в руку.

— Чего ради? Это и весь фокус, который ты мне можешь показать?

Персиваль прикладывает пальцы ко рту в знак молчания. Тянет Клементина назад, пытаясь встать. С листьев и веток капает. Падрик, сунув руки под подмышки, идет вперед, покачивая своим членом. Ревет осел. Через болотистые пустоши и ямы полные грязи. Хихикая, Имельда протягивает руку и касается кончика пениса Падрика.

— Ой, как резиновый.

— Природа скрытна, пока не дашь этому магу шанс и не обхватишь черенок своими пальчиками вот здесь.

— А у него вены.

— И волосы у основания. Возьми его покрепче вот здесь.

— Как ты заполучил такое теплое, как живая плоть?

— Ну, что купилась, не так ли?

— Дальше, ты меня попросишь чуть присолить его и скушать на обед?

— Сплошная польза, если его еще уютно разместить между двумя картофелинами. Ты с солью съешь его, Имельда? Ты, как, голодна, может сделаешь это сейчас? До чая еще далеко. Давай, сделай это сейчас. Он твой. Потяни его.

— Он и так уже почти с оглоблю. Ты не шутишь, он плюнет?

— Плюнет, ей-богу, плюнет. И чем быстрее будешь тянуть его, тем быстрее он плюнет.

— А почему ты не тянешь?

— Это не то же самое, вот такой прелестной ручкой, как твоя, да. А я полностью свободен, чтобы наблюдать за фокусом. А, вот. Боже. Давай. Вот. Давай. Сейчас свершится. О, Боже, Имельда, только не отпускай.

— Он плюется. Каким-то мутным белым веществом.

— Не отпускай.

— Не отпускаю. Точно, оно пахнет, как там у моря.

— Ой, бля. Бля.

— Что с тобой, ты как будто в обморок падаешь?

— О, Господи, Имельда, исполнение такого фокуса как этот требует много сил. У меня голова кружится. Как будто тебе сзади по коленкам молотком вдарили и ушли.

— Думаю, у тебя что-то с головой. Смотри, я этим шаль запачкала.

— Имельда, только теперь об этом никому ни слова, ладно?

— Если это что-то особенное, то почему такие бездельники как ты не выступают с этим в цирке за деньги?

— А, теперь слушай, мне этот фокус открыл святой дух, который появился прямо здесь, на холме. Сказал, во имя Господа Бога, Падрик, храни его в тайне. Это был прекрасно сложенный парень. Как видение волнительной красоты.

— Когда я тянула, никакого видения не было, и из него вышла не святая вода.

— О, Боже, ты меня погубишь. Погубишь.

— Перестань пританцовывать, как босой в чистилище. Что с тобой? И твой фокус опал.

— Не смотри на него.

— Минуту назад ты просто умолял меня потянуть за него.

— Что за смех?

— Это не я, уверяю тебя.

— Я что-то слышал. Вон там, в саду.

— Это, наверно, какая-нибудь старая животина подавилась червяками.

— Опять смех. Я же слышу. Сейчас узнаю.

Падрик натягивает и застегивает штаны. Плотно обвязывает веревку вокруг пиджака. И прямо через боярышник подходит к стене и перелазает через нее. За деревьями как кенгуру тенью скачет Кларенс. И быстро исчезает в серой туманной дымке, обволакивающей склон горы. Преследуемый ревом Падрика.

— Я тебе все кости переломаю, сученок.

Две фигуры бросаются прочь, шурша ногами по обгрызенной зайцами траве. Имельда плюет на шаль и трет костяшками пальцев белое пятно. В небо взлетает серо-голубая печальная цапля с огромным клювом. Половить где-нибудь рыбку. Подальше от рева этого младого святого духа.