"Д.С.Данин. Нильс Бор " - читать интересную книгу автора

пансион 4 ноября он написал Резерфорду из Копенгагена: "Я добился некоторого
успеха..." В черновике сохранилось уточнение: "маленького". Но, перебеляя
письмо, он зачеркнул это слово. Оно противоречило оптимистическому
заверению: "...надеюсь, что смогу закончить статью в течение нескольких
недель". Он объяснил, на что они ему понадобятся:
"Я встретился в процессе вычислений с серьезными затруднениями,
возникающими из-за неустойчивости рассматриваемых систем..."
Это были все те же системы -- отрицательные электроны вокруг
положительного ядра. И ему все так же думалось, что его неклассической
гипотезы -- той, что обездолила бы в макромире камень на веревке и
танцовщицу на льду, -- будет достаточно для победы над неустойчивостью
резерфордовского атома. Он не догадывался, что ему не обойтись без нового
озарения. А озарения не планируются. Он все думал: нужен лишь
сосредоточенный труд, сжимающий время. Одиночество с Маргарет -- и ничего
другого.
Резерфорд повторил ему в ответном письме 11 ноября свой вопиюще
антирезерфордовский совет: "Не спешите..." И даже пояснил, почему нет причин
для спешки: "...мне сдается, что едва ли кто-нибудь еще работает над этой
проблематикой".
Резерфорд не подозревал, как глубоко заблуждался. Рыться в текущей
литературе -- а текущая, она ведь и утекающая -- у него не было досуга.
Охоты -- тоже. (В общем-то, как у всех исследователей, переобремененных
собственными исканиями.) Датчанин был единственным, кто прямо на его глазах
утруждал свою голову размышлениями о судьбе планетарного атома. Никто другой
в поле зрения не попадался. А значит, вернее всего, и не существовал... Это
был как бы экспериментальный подход к бегущей истории знания. Простейший
подход, но для прогнозов едва ли пригодный.
И у Бора недоставало досуга на текущую и утекающую периодику. Он не
знал тогда даже о первой попытке А. Хааза обручить томсоновский атом с
квантовой теорией. И о такой же попытке А. Шидлоффа не знал. Для этого нужно
было полистать немецкий журнал по
радиоактивности за 1910 год и Annalen за 1911-й. И уж вовсе не могли
дотянуться его руки до журнала нефизического -- "Ежемесячных записок"
Королевского астрономического общества Великобритании. А там на протяжении
целого года печаталась серия статей, прямо относящихся к делу. Астрофизик из
кембриджского Тринити-колледжа Дж. В. Никольсон одним из первых на Земле
пытался услышать, что говорят о внутреннем устройстве атомов звезды и
туманности. И для того чтобы понять услышанное, он пробовал обручить
планковские кванты уже не с томсоновской моделью (безнадежно устаревшей), но
с планетарной (классически не озможной)! Точнее, с похожим на Сатурн атомом
Нагаоки.
Голос молодого астрофизика прозвучал на протяжении года четырежды.
Однако ни в Англии, ни на континенте он не возбудил достойного эха. Всего же
примечательней, что первая статья тридцатилетнего Никольоона появилась как
раз в дни 1-го конгресса Сольвея, когда стареющий Гендрик Антон Лоренц,
думая о таинстве рождения квантов, говорил:
"...Вполне вероятно, что, пока происходит коллегиальное обсуждение
поставленной проблемы, какой-нибудь мыслитель в уединенном уголке мира уже
дошел до ее решения".
Правда, Кембридж не был уединенным уголком, а Никольсон до решения не