"Д.С.Данин. Нильс Бор " - читать интересную книгу автора

философией природы. Его не сочли бы чужим в платоновском саду Акадэ-ма и в
аристотелевском Лицее: он полагал, что и малое и большое равно выражает
устройство мироздания. Природа была для него едина. И физика была едина.
Недаром в один из кембриджских дней сильнее разочарований оказалось для
него наслажденье от виртуозной лекции Дж. Дж. о полете гольф-мяча. Точно
оправдываясь, он тогда просил Харальда понять его: "Ты ведь знаешь, я
немножко одержим такими вещами". А в Манчестере был день, когда он захватил
воображение Резерфорда неожиданным рассказом о маленьком опыте
копенгагенского профессора Притца: свеча в фонаре --> фонарь на нитке --
перерезается нитка -- падает фонарь -- гаснет свеча... Отчего она гаснет?
Такая пылкая увлеченность была в его рассказе, что Резерфорд, бросив все
дела, пустился проверять наблюдение Притца...
И уж конечно, молодой Бор сполна отдался бы ассистентским занятиям у
Мартина Кнудсена, если бы с отъездом из Манчестера кончился и приступ его
манчестер-




100
101



ской сосредоточенности. Но приступ продолжался. И очень скоро в его

лабораторном рабочем дне самой желанной сделалась минута, когда этот день
оставался позади.
Он покидал лабораторию поспешно -- легким шагом, И видно было со
стороны; этого человека куда-то влечет главное притяжение дня. Оно впереди.
Старые улочки университетского квартала послушно выносили его на многолюдный
простор магистралей, где ветры с Эрезунда становились в ранних сумерках все
свежее день ото дня; осень вползала в зиму. После годовой отлучки ему
нравилось шагать по Копенгагену. Путь до Маргарет и до письменного стола
отнимал двадцать-тридцать минут -- это зависело от выбора маршрута. Иногда
он шел по длинной Бредгеде, обставленной солидными зданиями. Мимо
Хирургической академии, мимо лаборатории покойного отца, где незримо
дежурила и неслышно окликала его недавняя юность. А иногда шел он по
мечтательно широкой Блегдамсвей, обсаженной высокими деревьями. Мимо
кирпичной кирки, мимо облетающих рощ и безлюдных полян Феллед-парка, где
незримо дежурило и, может быть, уже окликало его близкое будущее: там
предстояло вырасти его знаменитому институту.
Но какой бы маршрут до Сент-Якобсгеде ни выбирал он, любые голоса из
прошлого и грядущего терялись в переполнявшей его музыке настоящего. Никому
не слышной, кроме Маргарет.
После репетиции в Кембридже она все уверенней усаживалась за письменный
стол писать под его медлительную диктовку, И ту неслышную посторонним музыку
услышал с годами Эйнштейн. "Это высшая музыкальность в области теоретической
мысли" -- так сказал он о том, что Бор вышагивал, а Маргарет записывала
тогда.
...Наступало утро, и он снова отправлялся в сторону серой громады Фруе