"Владимир Данихнов. Минута до рассвета (fb2)" - читать интересную книгу автора (Данихнов Владимир)3. ИнгаЭто случилось неделю назад. Позже он скажет товарищам, что почувствовал что-то зловещее, жутко неправильное, когда ключ сухо щелкнул в замке, и дверь с легким скрипом отворилась. На самом деле было не так. В тот вечер ему было хорошо, необычайно хорошо, такого не случалось уже несколько лет подряд после смерти жены. Сегодня на работе он вдруг понял, что в жизни еще не все потеряно. У него есть семья и замечательная дочь. Эдик вошел в прихожую, стащил с ног ботинки и только тогда крикнул: — Инга! Я дома! Квартира отозвалась тишиной и перещелкиванием старинных часов-ходиков. Однако это не было тишиной пустой комнаты, Эдик чувствовал, что в квартире кто-то есть. Он замолчал, прислушался, растерянно поглаживая правый карман брюк, в котором держал часы, подаренные женой в день свадьбы. Неслышно ступая, прошел по коридору, заглянул в зал. Шагнул дальше, к ванной комнате. На полу перед крепкой дубовой дверью валялась пухлая книжица в переплете из дешевого кожезаменителя. И вот тут только Эдик почувствовал, что случилось что-то жутко неправильное, зловещее… Двигаясь на автомате, он поднял фотоальбом с пола и постучал в дверь ванной. — Уходи… — тихо ответила Инга. — Доченька, милая… — прошептал он. — Открой… — Не пытайся выломать дверь, — сказала она. — У меня твой нож, отец… — Я… — начал было Эдик, но замолчал не в силах произнести хоть что-нибудь. — Я знала, что у тебя есть альбом, в котором хранятся ваши с матерью фотографии, — прошептала Инга. — Я видела эти фотографии — свадьба, мое рождение, ваши счастливые улыбки… Господи, как я тогда любила тебя, папа… за то, что после матери у тебя не было ни одной женщины… за то, что ты продолжал любить ее… Я и не подозревала, что есть еще один альбом. — Но… — Почему ты не сказал мне, отчего она умерла? — спросила Инга. Эдик промолчал, бессильно прислонившись холодным лбом к дверному косяку. — Открой первую страницу альбома, папочка. Он не открыл ее — он и так прекрасно знал, что там будет. Сырой каземат, решетка из толстых железных прутьев, бледная девушка в синем выцветшем вечернем платье. И лишь глаза — ярко-зеленые без черных точечек, что вообще-то нехарактерно для вампиров. — Лера очень боялась смерти, — тихо сказал Эдик. — Поэтому она сама подставила шею под укус. Видит Бог, я не хотел этого… — Переверни страницу, папа… Здесь было две больших нецветных фотографий, снимал близкий друг Эдика, Рой. Он же проявлял пленку и печатал снимки. Эдик ни за что не решился бы доверить это частной фотомастерской. Подвал. Связанная по рукам и ногам девушка, без движения лежащая на грязном полу. Рядом — упаковка пива. Любимого пива Эдика — 'Оболони'. На второй фотке диспозиция чуть изменилась. В кадре появился Эдик с бутылкой наготове. — А я всегда считала тебя простым менеджером пивоваренной компании, — тихонько засмеялась Инга. — Но откуда у простого менеджера возьмутся такие пристрастия? И знания — знания профессионального убийцы. Он промолчал. — Еще раз переверни страницу… — вновь попросила Инга. — Хватит! — властно приказал Эдик и кинул фотоальбом на пол. — Она сама сделала свой выбор, Инга. — Она хотела жить, папа… — Она хотела укусить тебя! — Какая теперь разница… прощай, отец… И тогда Эдик врезался плечом в дверь, с мясом вырывая щеколду из косяка. В тот день ему удалось спасти жизнь дочери. Она вышла в круг света осторожной кошачьей походкой, готовая при малейшей опасности пуститься в бегство. — Привет, Инга, — поздоровался Эдик. — Здравствуй, папочка, — улыбнулась девочка, обнажив острые белые зубы. — Ты все-таки покончила с собой, — тихо произнес Эдик. — Нет, папа, теперь я намного живее тебя, — почти ласково ответила девочка, поглаживая невидимые порезы на левом запястье. — И сейчас… сейчас ночь и я тебя помню. Правда, здорово? — Живее меня? — он вдруг болезненно засмеялся, срываясь на хриплый кашель. — У тебя ведь теперь никогда не будет детей, Инга… — У тебя были… — улыбнулась она. — Ты был счастлив? — Да, — кивнул Эдик. Она промолчала, продолжая с пониманием улыбаться. — Эдик, сбоку несколько вампиров ползут, — прошептал Рой. — Скажи своей девчонке, чтобы они убирались, иначе никаких переговоров не будет… — Прости, Рой, — сказал Эдик. Парень, словно немой клоун, подпрыгнул на месте и стал заваливаться вперед — в груди у него зияла огромная кровавая рана. Винтовка была горячей, пахло раскаленным металлом и паленой плотью — Рой отбросил оружие в сторону. Инга, нахмурившись, посмотрела на него. — Я хочу, чтобы это сделала ты, — попросил Эдик. Его дочь с готовностью обнажила клыки. Мир изменился почти мгновенно. Осталось всего два чувства: легкий почти незаметный голод и спокойствие. Почти мировое спокойствие, которое, говорят, обычно снисходит на известных философов, которые всю жизнь только и делали, что искали ее, жизни, смысл. Его же спокойствие, впрочем, было связано немного с другим — Эдик знал, что теперь никогда не умрет. И именно это испугало его человеческое Я, которое еще не успело полностью раствориться в новой сущности, больше всего. Эдик сделал шаг назад, затравленно глядя на серые лица, появляющиеся из темноты — Сережка, его дочь, мужичок, очень похожий на давешнего интеллигента… Все они ободряюще улыбались Эдику. — Ну как, папа? — спросила Инга. — Это здорово, — повторил Эдик слова дочери, наблюдая как обесцвечивается его кожа. Он посмотрел в глаза своей девочки и не увидел отражения. — И это ужасно, — сказал Эдик хрипло — его связки менялись, в горле щипало — организм перестраивался окончательно. Инга замерла, удивленная: — Но, почему? — Я ведь пошел на это лишь для того, чтобы страдать, — тихо ответил Эдик, вдыхая будоражащий аромат крови Роя. — Чтобы понять, как мучалась она… моя… Лерочка… А это… это слишком хорошо. Взгляд Эдика упал на так и не раскрытую бутылку пива 'Оболонь'. — Мое любимое, — сказал он, поднимая ледяную бутылку. Вампиры отшатнулись, и лишь Инга осталась на месте, с ужасом наблюдая за отцом. Удивительно вкусное и живое пиво смыло в пищевод пыль сегодняшнего дня и приятной прохладцей ухнуло в желудок, который еще не был против таких напитков. За пивом в желудок полилась шипящая, словно погашенная уксусом сода, кровь, плавящиеся, будто пластилиновые, зубы и остатки пива. На какой-то миг Эдик почувствовал себя свободным, свободным от всего этого проклятого мира. А потом даже чувства растворились в напитке, сваренном из хмеля и солода. |
|
|