"Юлий Даниэль(Николай Аржак). Искупление (рассказ)" - читать интересную книгу автора

- Поэт! - воскликнул Вашечкин. - Настоящий поэт! Напишите мне автограф. Я
- доцент Вашечкин.
На другое утро я нашел листок со стихами у себя в кармане. Не знаю, как он
туда попал. Может быть, я отнял его у Вашечкина? Ведь я снова напился.

. . . . . . . . . . .

Брат мой! Я вечером выйду из дому и спущусь в преисподнюю, где станции
нанизываются на грохотанье составов, в чванную бессмысленность мрамора и
бронзы, в угрюмую усталость толпы. Я промчусь под городом, под людскими
рождениями и смертями, под нежностью и развратом, под пестрой мешаниной
жизни. Я выйду наверх, неся на сутулых плечах весь этот груз. Я постучусь
в твои двери, свалю ношу у порога и спрошу тебя: "Что мне делать со всем
этим?" Ты ухмыльнешься лукаво и грустно, как будто тебе ведомы привалы и
провалы дороги, победы и побеги в пути. Ты процитируешь мне тоскливых
мудрецов, длинными пальцами вылепишь из воздуха чудищ Апокалипсиса и
скажешь: "Это будущее". Я не поверю тебе, брат мой. Я не захочу голой
душой сунуться в лед и пламень твоих пророчеств. Я скажу тебе: "Что мне
делать сегодня, сейчас?" Я вытащу из вороха и положу на осыпанный
папиросным пеплом стол Виктора, моего героя. И я спрошу тебя: "Чем ему
помочь?" Ты ничего не ответишь, и мы будем печально смотреть, как он
корчится на липкой клеёнке, рядом с недоеденным куском хлеба, на краю
стола, с которого так легко упасть. Мы будем смотреть на него так, как
смотрим в зверинце на обезьян, умиляясь и ужасаясь сходству с нами. И ты
спросишь меня: "А много ли тебя в нем?" "Не знаю, - отвечу я, - не знаю...
Наверно, много".
Мы допьем вино, оставшееся от позавчерашнего кутежа, обменяемся новостями
и анекдотами, и я уйду, провожаемый твоим взглядом - уйду бродить по
улицам и заглядывать в лица прохожим и в освещённые окна первых этажей.
Я доберусь до твоего переулка, женщина, друг мой, и войду в твой дом. Мы
вместе подберем обломки нашего прошлого, и сложим их маленьким костром, и
будем греть над ним озябшие ладони. И я не спрошу тебя, что мне делать,
потому что в твоих глазах я увижу бегство - от раздумий, от крутизны, от
меня. Ты скрываешься в музыку и в цветы, ты прячешься в своего ребенка. И
что ты можешь мне посоветовать, как можешь спасти меня и моего Виктора?
И я вернусь домой, и молчаливое сочувствие встретит меня на пороге, и я
ткнусь губами в теплые ключицы, и медленно буду воскресать для новых дней
и ночей. И я не услышу вопроса "А много ли тебя в нем?", потому что только
здесь знают - сколько.
Я снова останусь один на один со своим героем и скажу ему, лежащему в
пьяном забытье:
- Я ничем не могу тебе помочь. Ты обречен, Виктор...

. . . . . . . . . .


8.