"Юлий Даниэль(Николай Аржак). Говорит Москва (рассказ)" - читать интересную книгу автора

Мы помолчали, а потом он, обиженный, ушел.
Я снова лег на постель и начал думать. Почему и зачем издан этот Указ -
это мне все равно. И нечего подводить под это научную базу и трепаться о
революции. Я этого не люблю. Мой отец в Гражданскую комиссарил, и я думаю,
он знал, за что воевал. Я его плохо помню - его взяли в тридцать шестом,
одним из первых, - но после смерти матери я нашел его письма. Я их прочел,
и, по-моему, люди моего поколения не имеют права болтать о тех временах.
Мы можем и должны решать каждый за себя. Это все, что нам осталось, все,
что мы в состоянии сделать, но и этого много. Слишком много.
Этот самый Арбатов, старик с Даниловского бульвара, разбередил меня. Да, я
не хочу и не могу убивать, но могут захотеть и смочь другие. И объектом их
усердия могу сделаться я - я, Анатолий Карцев! Я снова, как в день
последнего свидания с Зоей, перебирал своих врагов. Этот не может. Этот
хотел бы, но струсит. Этот может - камнем, кирпичом из-за угла. Кто ещё?
Этот? Нет, он мне не враг. Не враг? А откуда я знаю? А может и враг! И
потом, почему убить меня могут только враги? Любой прохожий, любой пьяный,
сумасшедший дурак может выстрелить мне в лицо, чтобы полюбоваться, как я
дрыгаю ногами. Как я истекаю жизнью на асфальте. Как я заостряюсь носом,
проваливаюсь щеками, отвисаю челюстью. Как через дырку в черепе уходят мои
глаза, мои руки, мои слова, моё молчание, моё море, мой песок, мои
женщины, мои неуклюжие стихи...
К чёрту! К чёртовой матери! Я не могу позволить им убить себя. Я должен
жить. Я спрячусь, забаррикадируюсь, я пересижу у себя в комнате. Я не хочу
умирать. Не хо-чу! Живые сраму не имут. Лучше живая собака...
Стоп! Надо взять себя в руки. Надо успокоиться. Лучше живая собака. Я
накануне куплю еды и в воскресенье не буду выходить совсем. Я буду лежать
на постели и читать Анатоля Франса. Я очень люблю Анатоля Франса. "Остров
пингвинов". "Восстание ангелов". Есть еще "Анатоль Франс в халате". Когда
мне случалось ночевать у Зои, она надевала на меня халат Павлика и безумно
веселилась. Тогда я не понимал, чему она так радуется, а теперь понимаю.
Она думала, что овдовела и вышла за меня замуж. Интересно, каким способом
она собиралась убить Павлика? Пересидеть воскресенье. Соседи тоже будут
пересиживать. Конечно, могут ворваться в квартиру. Надо укрепить входную
дверь. Украсть внизу на стройке лом и заложить дверь. Ломом по голове.
Если они ворвутся, я их буду бить ломом, как собак. Лучше живая собака.
Недавно я был на собачьей выставке. Мне очень понравились борзые - с
головами узкими и длинными, как дуэльные пистолеты. А на дуэли я смог бы
драться? Пуля Пушкина попала Дантесу в пуговицу. Если я буду выходить в
воскресенье, надо положить портсигар во внутренний карман пиджака, слева,
где сердце. "Слева, где сердце" - это роман Леонгарда Франка, очень
скучный. А Бруно Франк - это совсем другое, он написал книгу о Сервантесе.
А что делал бы Дон Кихот 10-го августа? Он ездил бы по Москве на своем
Россинанте и за всех заступался бы. На своем персональном Россинанте.
Чудак с медным тазом на голове, он проехал бы по Красной площади, готовый
переломить копье во имя Прекрасной Дамы, во имя России. Бедный рыцарь на
московских мостовых 1960 года, он искал бы своего друга, своего
единомышленника - украинского хлопца, пропевшего когда-то песню о Гренаде.
Но заложены булыжником следы боевых теней, и ямки, выбитые в земле
древками полковых знамен, залиты асфальтом. Никого он не найдет, фантазер
из Ламанчи. ни-ко-го! Уж это я точно знаю. Где они - те, что пошли бы за