"Юлий Даниэль(Николай Аржак). Говорит Москва (рассказ)" - читать интересную книгу автора

- Прошу, - сказал он. - Очень приятно. Арбатов, Геннадий Васильевич. А вас
как прикажете величать? А по батюшке? Анатолий Николаич. Очень приятно.
Проходите, садитесь, не обессудьте за беспорядок: холостяцкую жизнь веду,
супруга на даче пребывать изволит.
Мы прошли в большую, продолговатую комнату; мебель была новая, ухоженная
скатерть на круглом массивном столе заботливо прикрыта прозрачной
клеёнкой, на диване-кровати, как горох, мал-мала меньше лежали подушки.
Одна стена была наглухо затянута серым занавесом.
- Вот, Геннадий Васильич, друг мой Толя очень интересуется вашими стихами,
- сказал Чупров. - Вы почитаете нам?
- Экой вы, Сашенька, скорый. Все торопитесь, все спешите. А позволительно
спросить, куда? Всему свой черед. Не гоните быстролетное время, успеете.
Вот мы выпьем водочки с Анатолием Николаевичем, посудачим о том, о сем,
обмахаемся, как муравьишки, усиками. А там и до стихов рукой подать.
"Стишок - отрада для кишок", как говаривал один мой добрый приятель. Вы,
Анатолий Николаич, согласны со мной?
- Да не называйте вы его Анатолием Николаевичем! Толя - и все!
- Нет, любезный мой Сашенька, не могу-с! Мы с молодым человеком первый раз
встретились, пуд соли не съели. Все принимаю в нынешней жизни, все
приветствую и, как говорится, поздравляю, а вот с новомодной привычкой,
этой привычкой не величать - согласиться никак не могу.Меня, ежели угодно,
с пятнадцати лет Геннадием Васильевичем звали. И правильно! Ибо
уважительное обращение человека возносит, приподнимает, так сказать, над
грешной землей. Как вы считаете, Анатолий Николаевич?
- Да как вам удобнее будет, - сказал я. - Хоть горшком назови...
-... только в печку не ставь, - закончил старик. Он говорил, а сам быстро
и аккуратно накрывал на стол. Рюмки, вилки, тарелочки, редис, огурцы,
нарезанный хлеб, колбаса возникали на столе со сказочной быстротой. И
также быстро, как заученные, сыпались из него слова - округлые, уютные и
старомодные, как вилки с костяными черенками. Он разлил водку по рюмкам, и
мы выпили.
- Да, насчет горшка и печки вы правильно заметили, Анатолий Николаич. А
между прочим, обратное явление наблюдается: один другого так и норовит и
горшком обозвать, и в печку сунуть - на уголечки, на жарок...
- Люди - звери, - мрачно сказал Чупров. Он, очевидно, вспомнил непринятый
плакат.
- Напрасно, Сашенька. Напрасно зверей обижаете. Не изволили замечать, о
чем люди в благодушном настроении охотнее всего рассуждают! О зверях, о
зверушечках. А почему? А потому, что они всем милы. О книжках, скажем, о
картинках, о статуях разных - обо всем спорят. О политике, само собой. А о
зверях и спорить нечего. Вот в журнале весной этой прочел я статейку с
фотографиями про зоопарки разных государств, директор Московского зоопарка
написал - и приятно-с. Казалось бы, какая мне корысть, что в Италии
чепрачный тапиренок народился? А читаю - и сердце радуется. И все так-то.
Скоро звери единственным связующим звеном, единственной точкой
соприкосновения между людьми будут. Звери, молодые люди, - это не просто
животные, это - носители, хранилища духовного начала!
Я невольно вскинул голову от тарелки - так несходны были эти последние
фразы со всей его предыдущей речью - со "статуями", "народился", "изволили
замечать". Старик увидел моё движение и остановился. Саша немедленно