"Ричард Генри Дана. Два года на палубе (1840) " - читать интересную книгу автора

Наш выход в море пришелся на воскресенье. На судне было много дел, и
нас целый день продержали за работой. С вечера всех распределили по вахтам и
был установлен морской распорядок. Когда команду вызвали на корму, я увидел
превосходный образчик капитана. Он обратился к нам с короткой выразительной
речью, не переставая расхаживать по юту, покуривая сигару и роняя слова
между затяжками.
"Ну, дети мои, мы начали долгий рейс. Если мы поладим, то приятно
проведем время, если же нет - у нас будет сущий ад. Все, что вам придется
делать, - это подчиняться приказам и исполнять свои обязанности, как
подобает мужчинам, - и тогда вам будет хорошо. Если же нет - вам придется
туго, это говорю вам я. Если мы споемся, я окажусь неплохим парнем, если
нет - хуже черта рогатого. Вот все, что я хотел сказать. Вахта левого борта
вниз!"
Я оказался в вахте правого борта, со вторым помощником, и сразу получил
возможность отстоять свою первую вахту. Вместе со мной оказался Стимсон,
такой же молодой парень и тоже отправлявшийся в свой первый рейс. Раньше он
служил в конторе бостонского коммерсанта, и у нас нашлись общие знакомые, о
которых мы и принялись рассуждать, пока не пришла его очередь заступить
впередсмотрящим. Мне же представился великолепный случай для размышлений. И
тут я в первый раз ощутил абсолютную тишину моря.
На юте, где я не имел права появляться, расхаживал помощник капитана,
двое матросов беседовали на баке, однако у меня не было желания
присоединиться к ним; я полностью отдался впечатлениям от всего окружающего.
Но сколь ни поразительны были красота моря, яркие звезды и быстро мчавшиеся
на их фоне облака, я не мог не думать о том, что отдаляюсь от всех радостей
цивилизованной жизни. И все же, как это ни странно, тогда и после эти
размышления доставляли мне удовольствие - с их помощью я надеялся сохранить
свою связь с теми ценностями, с которыми расстался.
Мои размышления были прерваны командой брасопить реи - ветер стал
заходить на нос. По лицам матросов, то и дело посматривающих на наветренную
сторону, и по быстро затягивавшим небо темным тучам я понял, что надо
приготовиться к дурной погоде. Я слышал, как капитан сказал, что
рассчитывает к полуночи войти в Гольфстрим. Через несколько минут пробило
восемь склянок, вахта сменилась, и мы отправились вниз. Вот теперь я
по-настоящему ощутил неудобства морской жизни. Кубрик, где мне предстояло
жить, оказался заваленным бухтами троса, запасными парусами, какой-то
рухлядью и прочим неприбранным имуществом. Там не было даже коек, и нам не
позволили вбить гвозди, чтобы повесить одежду. К тому же поднялось волнение,
судно сильно раскачивалось с борта на борт, и все пришло в величайший
беспорядок. Как говорят моряки, "все сверху и ничего под рукой". На моем
сундуке была свалена тяжелая бухта троса. Мои шляпы, сапоги, матрас с
одеялами скатились к подветренному борту, и их придавило ящиками и бухтами
тросов. В довершение всего нам не разрешили зажигать огонь. Я уже чувствовал
сильные приступы морской болезни, апатию и безразличие, которые всегда
сопровождают ее. Отказавшись от всяких попыток собрать свои вещи, я улегся
на паруса, ожидая каждую минуту команду: "Пошел все наверх!" Вскоре по
палубе часто забарабанили капли дождя, и у вахты, по всей видимости,
прибавилось работы, так как то и дело громко раздавались команды помощника
капитана, слышались топот ног, скрип блоков и весь набор звуков,
сопровождающих приближение шторма. Через несколько минут откинулась крышка