"Феликс Дан. Борьба за Рим " - читать интересную книгу автора

родители, привязанность к тем, которые говорят, чувствуют и живут так же,
как и я. Она одна, только одна эта любовь к народу продолжает еще гореть в
сердце, после того как всякий другой пламень в нем угасает. Эта
привязанность - самая дорогая святыня, самое высокое чувство в груди каждого
мужчины, самая могучая сила его души, непобедимая и верная до гроба.
Старик воодушевился, волосы его развевал ветер. Он стоял точно старый
исполин среди молодых мужей, которые держали в руках оружие.
Наконец Тейя заговорил:
-Ты прав, этот огонь пылает и тогда, когда все угасает. Но он горит в
тебе, в нас, быть может, еще в сотне других наших братьев. Но разве это
может спасти весь народ? Нет! Необходимо, чтобы это пламя охватило всю
массу, - тысячи, сотни тысяч людей. А разве это возможно?
- Возможно, сын мой, возможно. Благодарю за это всех богов. Слушай.
Назад тому сорок пять лет все мы, готы, много сотен тысяч, с женами и
детьми, - были заперты в горном ущелье. Положение наше было отчаянное. Брат
короля был разбит и убит при вероломном нападении, и все съестные припасы,
которые он должен был доставить нам, захватили враги. Мы сидели в скалистом
ущелье и терпели такой голод, что ели траву и кору. Позади нас возвышались
недосягаемые скалы, слева, впереди и справа в узком проходе находился враг,
втрое превышавший нас численностью. Много тысяч из нас уже погибло от голода
и холода. Двадцать раз старался великий король пробиться через проход, и все
напрасно. Мы готовы были отчаяться. И в это время явился к нам посланный от
императора Византии. Он предложил нам жизнь, свободу, вино, хлеб, мясо, - и
все это под одним только условием: мы должны разъединиться, по четыре, по
пять человек, мы должны быть рассеяны по всему всемирному государству
римлян. Никто из нас не должен больше жениться на готской женщине, никто не
должен учить своих детей языку и обычаям готов, самое имя готов должно
исчезнуть с лица земли, мы должны стать римлянами. Услышав это, король наш
вскочил, созвал весь народ, изложил все эти требования в пламенной речи и
затем спросил: желаем ли мы жить на свободе, отказавшись от своего языка,
нравов, народа, или предпочитаем умереть вместе с ним? Пламенная речь его
проникла в сердца всех собравшихся людей. Его воодушевление разлилось по
всему войску, точно пламя пожара по сухим стволам деревьев во время лесного
пожара, - ив ответ, точно рев моря, раздался крик сотен тысяч храбрецов,
которые, размахивая мечами, бросились к проходу, - и греков как не бывало, а
мы прошли освобожденные, победителями.
Гордостью блестели глаза старика, когда он продолжал, - Только это одно
может спасти нас и теперь, как тогда: если готы почувствуют, что они
сражаются за самое великое благо на земле, за то таинственное сокровище,
которое лежит в языке и нравах народа, - тогда мы можем смеяться над
ненавистью греков и кознями вельхов. Вот почему прежде всего я прямо и
серьезно спрашиваю вас, чувствуете ли вы так же ясно, полно, так же сильно,
как и я, что эта любовь к нашему народу составляет наше самое драгоценное
сокровище, самый сильный щит? Можете ли вы сказать, подобно мне: мой народ -
для меня самое главное? Все, решительно все другое - ничто в сравнении с
ним, и ему я принесу в жертву и себя, и свое имущество. Можете ли вы и
готовы ли повторить все это?
- Да, я хочу и могу! - в один голос ответили четыре человека.
- Хорошо, - продолжал старик, - это хорошо. Но Тейя прав, не все готы
чувствуют теперь то же, что чувствуем мы, а между тем они должны чувствовать