"Владимир Даль. Сказка о Иване Молодом Сержанте " - читать интересную книгу автора

чего; разойдись один по семи перекресткам, с семи перекрестков по семи
дорогам столбовым; за горою лес, а за лесом гора, а за тою горою лес, а за
тем лесом опять гора, - вспомнил теперь Иван наш колыбельную песенку супруги
своей! - Придешь ты в тридесятое государство, что за тридевять земель, в
заповедную рощу; в роще заповедной стоит терем золоченый, в тереме золоченом
живет Котыш Нахал, невидимка искони века; у него-то есть гусли-самогуды,
сами заводятся, сами играют, сами пляшут, сами песни поют; гусли эти принеси
царю, царевичам, и царедворцам, и наперсникам их играть, потешаться, музыкою
заморскою забавляться; и чтобы все это было сделано в одни сутки!
Исполнишь - хорошо; а нет, так третий и последний тебе срок - шапки с головы
схватить не успеешь, как она тебе, и с головою, в ноги покатится!"
Уповая на благоверную сожительницу свою, прекрасную Катерину, и на
помощь вещуна-чародея, Иван наш не унывал; но когда он пересказал
сожительнице загаданную ему службу, тогда получил в ответ: "Вселюбезнейший и
дражайший супруг мой и сожитель Иван Молодой Сержант, без роду, без племени,
спроста без прозвища, Удалая ты Голова! Ныне пришла пора, пришла и служба
твоя, и должно тебе служить ее самому; не в моих силах высвободить тебя,
ниже подать тебе, бедствующему, руку помощи"; а за сим она его снарядила и в
поход отпустила, как с судьбою, с случаями путем-дорогою ведаться научила,
платочком итальянским своим подарила и примолвила: "Паси денежку про черный
день; платком этим не иначе как в самой сущей крайности и в самом
бедственном положении можешь ты утереть с лица своего молодецкую слезу
горести и скорби! Не пренебрегай бездельным подарком моим: не велика мышка,
да зубок остер, не велик сверчок, да звонко поет, - часом и лычко послужит
ремешком!" Сели, подали хлеб-соль на прощанье, помолились богу - и пошел наш
Иван, куда кривая не вынесет!
И кто бы благодерзновенный покусился сподвизаться на такие чудные и
неслыханные похождения! Но плетью обуха не перешибешь - когда посылают, так
идти; не положить же им, здорово живешь, голову на плаху; смерть не свой
брат, хоть жить и тошно, а умирать тошнее; ретивый парень лучше пойдет
проведать счастья молодецкого на чужбине, чем ему умирать бесславно на
родине!
Иван наш уже на пути. Терпит он холод и голод и много бедствий
различных переносит; бог вымочит, бог и высушит; потерял он счет дням и
ночам. "Светишь, да не греешь, - подумал он, поглядев на казацкое солнышко,
на луну, - только напрасно у бога хлеб ешь". И видит он вдруг, что зашел в
бор дремучий и непроходимый, такой, что света божьего невзвидел; пень на
пне, то лбом, то затылком притыкается - устал хоть на убой! Подкосились
колени его молодецкие, сапоги в сугробах снежных глубоких вязнут. Поднял он
лычко подвязать голенище - горе лыком подпоясано! Вынул платочек даровой
заветной супруги-сожительницы - вдруг его как на ходули подняло! Отозвалося
лычко ремешком! На нем сапоги-самоходы, да и такие они скороходы, что и на
одном месте стоят, так конному не нагнать; не успел шагнуть, полюбоваться
рысью своею, и уже все вокруг него зазеленелось: зашел он из белой матушки
зимы в цветущую благоуханную весну; и полетел наш Иван, оглянуться не успел,
выходит из лесу соснового дремучего на лужайку вечнозеленую, травка-муравка
вечно свежа-зелена, как бархатец опушкой шелковой ложится, ковром узорчатым
под ноги расстилается. И стоит на лужайке той здание чудное, вызолоченное от
земли до кровли, от угла до угла; столпы беломраморные кровлю
черепичную-серебряную подпирают, на ней маковки горят золотые, узоры