"Дочь Птолемея" - читать интересную книгу автора (Кудинов Виктор)

5. КИНЖАЛ, ЯД, КАМЕНЬ

Клеопатра ступила на террасу, под широкую тень велариума, растянутого на высоте в два человеческих роста между семью шестами.

С террасы открывался прекрасный вид на море и парк. Свежий морской ветерок лениво колыхал голубую ткань.

Посреди стояло роскошное ложе, подле него — столик из красного дерева; на серебряных блюдах горой лежали фрукты, в плетеных корзиночках — сладости и печенье.

Две молодые женщины, Ирада и Хармион, — самые верные её служанки, одетые в легкие шелковые туники, одна в розовую, другая в желтую, хлопотали над приготовлением завтрака.

На ковре, поджав под себя ноги, сидела юная девушка, Ишма, любимица царицы. Черноволосая, смуглолицая, она была очень похожа, по мнению служанок, на четырнадцатилетнюю Клеопатру. Сходство на самом деле было немалое, и царице порой казалось, что Ишма — это она сама, пришедшая из юности. Девушку одевали так же, как и её когда-то, и так же на ней было множество бус, монист, колец, браслетов — и все это блестело, сверкало, а при движении издавало мелодичный тихий звон.

Ирада хлопнула в ладоши. Появились рабыни с подносами, на которых стояли тарелочки с различными кушаньями. Клеопатра возлегла на ложе. Она спросила о здоровье своего сына. Ей ответили, что он ещё спит — у мальчика по утрам сон был очень крепок.

Хармион показывала царице яства; та молча морщила нос; тарелочки ставили на поднос, и рабыня бесшумно удалялась. Так исчезла первая, вторая, третья. Четвертую задержали.

Без всякого желания Клеопатра отведала кусочек от жареной ножки гуся, испачкала пальцы в соусе. С неохотой отпила из чаши красного вина, вкус которого ей совершенно не понравился, хотя это было её любимое фалернское, привезенное из Неаполя.

— Что с тобой, госпожа царица? — забеспокоилась Хармион. — Ты совсем ничего не скушала.

— Ах, оставь меня, Хармион, — проговорила Клеопатра, простонав: она почувствовала, что у неё опять начинает портиться настроение.

— Так я и знала! — воскликнула Ирада. — Говорила тебе, — обратилась она к Хармион, — что на ней лица нет?! А утром, казалось, все было хорошо. Что царица моя выздоровела.

— Это от племянника верховного жреца. Кто его сюда пустил?

— Перестань, Хармион! Я так хотела сама, — сказала Клеопатра. — Ишма, иди искупайся! И не дуй губы! Иди, иди!

Ишма почти без усилия поднялась на ноги — стройная, гибкая, как лоза. И пошла, позванивая монистами.

Все смотрели, как она спускается по лестнице; все ниже, ниже, точно уходит под землю. Вот стали видны голова и плечи, ещё мгновение — и она исчезла.

— Господи, у неё даже походка как у тебя, царица моя. Что за прелесть девочка!

Клеопатра откинулась на подушки и простонала, закусив согнутый палец. Она смотрела, как колыхается, подобно морской волне, велариум. И это почему-то её раздражало.

Служанки бросились к ней; она рукой отстранила их.

— Не подходите ко мне!

— Да скажи ты нам, царица госпожа, ради Исиды, что с тобой? Кого нам звать — врача, знахаря или жрецов?

Клеопатра заметалась на подушках.

— Не знаю кого… Ничего не знаю…

— Ее сглазили! — решила Ирада.

— Магов надо, — определила Хармион.

Клеопатра резко села и тяжело выдохнула, точно больная: она спустила ноги с ложа, но не коснулась ими ковра, лежавшего на мраморном полу, так как было высоко. Туфля с правой ноги её упала со стуком. Глядя на служанок из-под полуопущенных ресниц, она проговорила низким голосом:

— Все от нее! От сестры моей, Арсинои.

— Да что случилось-то?

— Об этом всем известно, кроме вас, — проговорила царица недовольно. В Эфесе она, в храме Артемиды!

Ирада в изумлении поднесла худую руку к румяной щеке.

— Стало быть, ромеи её отпустили!

— Отпустили, — с раздражением подтвердила Клеопатра и с дерзким вызовом поглядела на своих несколько опешивших служанок. — А почему, почему, я вас спрашиваю?

Ирада и Хармион переглянулись, пожимая плечами. Клеопатра отвела от них свой взор и посмотрела в морскую даль, где мелькало два острых белых паруса, и тихо, но внятно произнесла:

— Растолкуй мне, Ирада, зачем, зачем ромеи отпустили мою сестру? Тем более в Эфес? Разве нет другого места, где бы она могла поселиться? Сицилия, Киринаика, Крит, наконец. Или храм Афродиты в Коринфе — самое подходящее для неё место!

— Не знаю, госпожа.

— Да потому, что она приманка… приманка для Антония. Ибо он находится в Киликии, от которой до Эфеса рукой подать.

Служанки ничего не понимали, глядели на госпожу свою и как бы спрашивали, при чем здесь Киликия, Эфес, Антоний?

— А все потому, что ромеям нужно мое царство! Октавиан и Антоний поделили между собой завоевания Цезаря. И лишь Египет остался неподеленным. Но Октавиан хитер: он привык загребать жар чужими руками. Он решил выждать. Антонию делать в Азии нечего — либо на Парфию идти, либо на Египет…

— Теперь я понимаю, госпожа моя. Все понимаю, — проговорила Ирада и вдруг воскликнула, качая головой: — Господь бог наш Серапис! Госпожа богиня наша Исида! Защитите рабов своих!

— Пусть он лучше отправляется на Парфию! — пожелала Хармион, хмурясь.

Клеопатра молвила уже спокойно, со вздохом сожаления:

— Не пойдет на Парфию, Хармион. Для этого нужны легионы. А чтобы их иметь, надо золото.

— Я понимаю, что Антонию нужно золото, но при чем здесь Арсиноя, госпожа моя?

— О Исида! — простонала Клеопатра, будто от зубной боли, — Ирада, объясни ей. Скажи, кто такая моя сестра. Как она пыталась отобрать у меня царство. И что тут вытворяла в Александрии шесть лет назад. Сначала вместе с Ахиллой, а потом с евнухом своим, этим отвратительным колдуном Ганимедом.

— Это я и сама знаю, царица, — ответила Хармион, скромно потупившись. — Но зачем Арсиноя Антонию, хоть убей, не пойму!

Ирада топнула в раздражении ногой и гневно сверкнула глазами, непонятливость подруги возмутила её.

— Хармион, ты меня удивляешь! С каких это пор ты разучилась соображать? — Она постучала пальцами, сложенными в щепотку, себе по лбу. Или ты совсем поглупела?

— Уж не глупее тебя, Ирада!

— То-то и видно, подруга моя дорогая! Скажи, что будет делать здоровый мужчина, к тому же гуляка, пьяница, обжора, бабник, который имеет целую армию вонючих головорезов, когда возле него окажется красивая бабенка царского рода да ещё потрясет титьками?

Хармион небрежно ответила, пожав плечами:

— Конечно же прельстится!

— Еще бы ему не прельститься! Хотя она и стерва порядочная, наша Арсиноя, но девка не из последних. Все у неё на месте и мордашка соблазнительная. Да ещё знает, как напустить порчу и сглаз и одурманить своими чарами. Так что Антоний, который без женщин, наверное, и заснуть-то не может, полетит в этот дурной Эфес, как пчела на сладкое. А когда этот герой размякнет, как они все размякают, стоит им показать голую коленку, он захочет её попробовать… А потом, сама знаешь — она внушит ему, что её надо восстановить на царство…

— Ну и что? — не поняла Хармион, к чему Ирада говорит ей такую простую истину.

— А то, что в Риме находится завещание нашего царя, где сказано, что Клеопатра должна править царством совместно с братом своим, Птолемеем. И госпожа наша так бы с ним и царствовала, если бы бог Тот не призвал его в страну сплошного мрака, в страну Запада. А раз Антоний возведет Арсиною, моли бога, чтобы этого не случилось никогда! — то Октавиан будет иметь повод вступить в Египет, — как бы для того, чтобы восстановить справедливость, а на самом деле прибрать его к рукам и уничтожить Антония, который, дескать, нарушил завещание царя. Вот что может произойти, непонятливая моя Хармион.

— Умница, Ирада! — похвалила Клеопатра свою служанку за сообразительность, слезая с ложа и оправляя задравшийся подол. — Так оно и будет, если пожелают боги.

Хармион задумалась, ибо рассуждения Ирады глубоко задели её самолюбие, она не хотела уступать и мучительно искала слабую сторону в её высказывании.

— Я согласна, что любой дурак так бы и поступил, но Антоний, мне кажется, совсем не тот человек, за которого его Ирада принимает. И пусть Арсиноя ведьма, ей все-таки не удастся очаровать его настолько, чтобы он не видел, в чем его настоящая выгода. Зачем же в таком случае он шлет нам сердитые письма? Зачем приехал этот непутевый Нофри? Да еще, говорят, какой-то легат пожалует следом.

— А ты бы как поступила? — съехидничала Ирада.

— Я-то?

— Да, ты, душа моя! Представь себе, что ты тот самый Марк Антоний и есть.

Хармион посмотрела сначала на свою торжествующую подругу, потом на успокоившуюся и как бы скучающую Клеопатру, стоявшую у ложа.

— Можно мне сказать правду, госпожа моя?

— Говори, Хармион, — последовало высочайшее разрешение.

— Будь я мужчиной да будь у меня та же власть, что у Антония, да такие же сорвиголовы, я бы — слышат боги! — я бы постаралась привлечь внимание прежде всего Клеопатры, госпожи нашей, потому что она законная царица Египта и ещё потому, что она благородная, прелестная женщина, которую не любить нельзя. Вот что бы я сделала, Ирада, будь я мужчиной. А этой Арсиноей я бы совсем не прельстилась. Ну и что из того, что она красива и может напустить порчу? Таких бабенок повсюду — хоть в Ниле топи!

Ирада дерзко рассмеялась и опять постучала себя по лбу сложенными в щепотку пальцами.

— Совсем ты, Хармион, не разбираешься в мужчинах! Да как он может обратиться, любезная моя, к царице с подобными пожеланиями? К ней, бывшей жене Цезаря, у которого этот Антоний был всего лишь начальником всадников. Он, да будет тебе известно, дальше атриума дворца в Риме, в котором мы проживали, и не ступал, все старался попасться на глаза госпоже нашей царице, вызвать её улыбку какой-нибудь глупостью. Но госпожа наша одному лишь Цезарю улыбалась. Помню, приехал к нам противный, бритый старик Цицерон попросить какую-то книгу и встретил этого Антония, так он спросил, зачем мы пускаем в дом этого распутника и кутилу, с которым в Риме уважающие себя люди и здороваться-то не хотят. Вот какого о нем мнения были порядочные люди. И будь уверена, в нашем доме он знал свое место. А с Клеопатрой, царицей нашей, иначе как вежливо, с улыбкой, тихим голосом да с поклоном, подобострастно, униженно и говорить не мог. "О моя прекрасная роза!" — как-то он сказал про царицу. А я ему ответила: "Прекрасная роза, да не твоя!" Вот.

Хармион, не зная, чем возразить Ираде, стояла с опущенной головой; она совершенно была сражена уверенными доводами своей подруги.

— Хватит вам, — с болью в голосе, явно страдая от безысходности и тоски, произнесла Клеопатра, снова падая навзничь на ложе. — Что же мне делать? Что мне делать с сестрой моей Арсиноей?

— Зачем ты терзаешься так, золотце наше?! Вся извелась, измучилась, запричитала Ирада.

И тут Хармион сказала, решительно махнув рукой:

— Да чтоб ей камень упал на голову, козе блудливой, или крыша рухнула! А ещё лучше, чтоб она утонула в водоеме!

— Вечно ты плетешь несуразное, — промолвила слабым голосом Клеопатра, поворачивая к ней голову.

— Чтоб её съел крокодил или укусила змея! — не успокаивалась Хармион.

— Змея? Да откуда в храме Артемиды змеи? — простонала Клеопатра.

— Если нет змей, — поддержала Ирада подругу, — надо принести!

— А ещё лучше — послать верного человека с ножичком или ядом.

— Что ты! Что ты, Хармион, бог с тобой! — замахала на неё Клеопатра, испугавшись.

— Бог-то со мной! — продолжала говорить Хармион, подходя к ложу с правой стороны. — Только кинжал, яд, камень могут нас избавить от Арсинои.

— Она права, — вторила ей Ирада, приближаясь к царице с другой стороны.

— А если она соблазнит посланного человека, если он не сможет противостоять её колдовству? Не полетит ли камень тогда в меня?

— Я знаю мужчин, которые ради тебя, царица, готовы пойти даже на смерть. И они не побоятся никакой ворожбы. А если этого человека привязать к себе, да ещё вверить ему талисман заговоренный…

Клеопатра перевернулась на живот, подбородком оперлась на два своих кулачка и, поразмышляв немного, спросила Ираду:

— Хотя одного ты могла бы назвать?

— Могла. И не только одного. Но один из них непременно самый надежный!

И она, покосившись на Хармион, попыталась шепнуть в её прелестное покрасневшее ушко кое-какие подробности о новом поклоннике. Клеопатра отмахнулась, как от назойливой мухи, поморщилась и капризно повела плечом.

— Перестань, Ирада! Сколько раз я тебя просила, не шепчи на ухо!

— Прости, царица. Я хотела сказать, что его звать Филон. Он хороший скульптор и отчаянный мужчина. И за тебя готов ринуться хоть в самый Аид. Так что никакие демоны и ведьмы ему не страшны. Он сделает ради тебя все, о чем ты его ни попросишь.