"Жак-Ив Кусто. В мире безмолвия" - читать интересную книгу автора

накопившийся азот. Освобожденные от громоздких костюмов, они оказывались
щуплыми скрюченными людьми, изуродованными кессонной болезнью. Они собирали
кораллы для ювелиров и зарабатывали совсем не плохо. Сбыв свой товар, ловцы
кораллов ковыляли в бистро, где незамедлительно пропивали и проигрывали
полученные деньги.
Эти полуинвалиды уверяли нас, что стоит им покинуть сушу и вернуться в
мир повышенного давления, как они сразу обретают утраченную гибкость членов,
словно омытые живой водой. Первый же "глубинный удар" превращает ныряльщиков
в узников моря, и с каждым новым погружением эти узы становятся все прочнее.
Испытываемое ими в воде облегчение объясняется очень просто: плотная среда
служит опорой и устраняет скованность движений.
Море калечит организм греков-водолазов; но еще безжалостнее обходится
оно с затонувшими судами. Под слоем краски полным ходом орудует ржавчина;
сверху все обрастает водорослями и моллюсками. Издалека может показаться,
что вам встретился подводный утес. Потом вы догадываетесь: это корабль,
утративший свой гордый вид.
Первый обследованный нами - еще до "Дальтона" - затонувший корабль
относился к числу тулонских "самоубийц". Это был мощный буксир, покоившийся
на внешнем фарватере на глубине сорока пяти футов. Один генуэзец по имени
Джианино подрядился поднять его груз по поручению итальянских военно-морских
властей. Мы сопровождали Джианино в роли любителей-энтузиастов, мечтавших
заснять его за работой.
За восемь месяцев такелаж и рангоут обросли пышными водорослями, и
судно напоминало разукрашенный цветами плот на карнавале в Ницце. Черные
раковины покрыли борта и вентиляционные трубы траурным орнаментом. Кругом во
множестве плавали рыбы, преимущественно морские окуни; наше появление их
ничуть не обеспокоило.
Джианино упивался возможностью продемонстрировать нам свое искусство.
Однако водолаз может передвигаться по дну лишь с большим трудом, и ему
приходилось прилагать немалые усилия, чтобы совершить очередной неуклюжий
скачок. Вода так и бурлила вокруг него. Привыкшие к тому, что для успеха
исследований надо избегать касаться дна, мы были готовы проклинать его
свинцовые сапожищи. А Джианино, вдохновленный близостью кинокамеры, играл.
Вот он нагнулся и прижал драматическим жестом к груди морскую звезду. Мы
прилежно "снимали" эту подводную феерию. Джианино не знал, что мы оставили
камеру в Тулоне, а здесь таскали за собой нагруженный здоровенным гаечным
ключом пустой кожух, не желая разочаровывать его.
Джианино приподнял люк машинного отделения, привязал его гнилой
веревкой, выпустил из скафандра половину воздуха и проник внутрь судна.
Самолюбие Диди было задето. Он еще ни разу не видал затонувшего корабля, не
говоря уже о том, что не проникал внутрь, и вот он решил отправиться следом
за Джианино. Однако тут же подумал о гнилой веревке и поспешил вернуться.
Джианино набрал в скафандр воздуха и выскочил наверх, словно аэростат
воздушного заграждения. Он виртуозно маневрировал по вертикали, по
горизонтали же двигался с большим трудом. Диди поплыл не спеша вдоль палубы
и очутился перед входом на полубак. Я увидел, как он решительно открыл дверь
и, поколебавшись секунду, двинулся вперед, словно нырнул в бутылку с
чернилами. В тот же миг его ласты показались снова и он выскочил задним
ходом назад.
Человек, плавно скользящий над поросшей мхом палубой, не видит ни