"Путь на эшафот" - читать интересную книгу автора (Холт Виктория)

КОРОЛЕВСКИЕ УСЛАДЫ

Симонетт сидела в комнате для шитья, склонившись над работой, спиной к окну готического стиля, в которое светило горячее яркое солнце. Был август, комната для шитья находилась в передней части замка Хивер, окруженного рвом. В дверь заглянула маленькая девочка лет семи, улыбнулась и подошла к ней. Девочка была очень красивая, высокая для своих лет, складная и тоненькая, с темными длинными волосами, мягкими, как шелк, и смуглой кожей. Но особенно выразительными были ее глаза – большие, опушенные длинными ресницами. Девочка была не по годам развита, и до сих пор у Симонетт никогда не было столь способной ученицы. Она говорила на языке Симонетт почти так же хорошо, как и ее учительница, великолепно пела и прекрасно играла на музыкальных инструментах. Музыке она училась потому, что этого хотел ее отец.

Симонетт часто думала о том, что на первый взгляд этот ребенок мог бы показаться самим совершенством. Но это было не так, отнюдь! У маленькой Анны имелось много недостатков. Нужно было видеть, как она топала ножкой, когда ей чего-то очень хотелось, и она добивалась этого любой ценой. А когда она играла в старинную игру, напоминавшую бадминтон, с маленькой дочкой Уайаттов, она из кожи лезла, только бы выиграть. Уж кто-кто, а она обладала силой воли! Она быстро выходила из себя, говорила в глаза, что думала, и не боялась быть наказанной. У нее был характер мальчишки-сорванца. Девочка любила приключения так же, как и ее братья Джордж и Том Уайатт, обожала лазать по подвалам замка. Да, недостатки у нее имелись, но она была сама собой, и из всех детей Болейнов Симонетт любила ее больше всех.

От кого, спрашивала себя иногда Симонетт, эти маленькие Болейны унаследовали свое очарование? От сэра Томаса, своего отца, который на деньги, доставшиеся ему от своих предков-купцов, купил Бликлин в Норфолке и Хивер в Кенте, а также свою аристократического происхождения жену? Конечно нет! Не от злого и жадного сэра Томаса, готового любой ценой заполучить все, чего ему хотелось. Его сердце было холодным, а у молодых Болейнов сердца горячие, считала Симонетт. Да, они безрассудны, честолюбивы, но все они – Мария, Джордж и Анна – любящие и преданные, их сердца открыты любви. И в этом, думала Симонетт, и кроется их очарование. Может, они унаследовали эти качества от своей матери? Возможно, в какой-то степени. Хотя ее милость была очень хорошенькой женщиной, ее обаяние не могло сравниться с обаянием ее детей. Мария, старшая дочь, была очень красивой девушкой, и Симонетт, как истинной француженке, стоило бы больше беспокоиться о Марии, чем о Джордже или Анне. В свои одиннадцать Мария была настоящей женщиной. Она напоминала маленький неглубокий ручеек, постоянно журчащий, чтобы привлечь к себе внимание окружающих и вызвать возгласы: «Какая прелесть!».

Мария была неразумной и легкомысленной. Ужас охватывал Симонетт при мысли о том, что с ней будет, если она окажется при дворе, где мораль, если верить разговорам, оставляет желать много лучшего. А красавец Джордж, у которого на кончике языка всегда готов остроумный ответ, который пишет забавные стихи о себе и своих сестрах и злые о Симонетт, тоже не страдает отсутствием обаяния. Двое младших детей очень умны, понимают это и очень друг друга любят. Симонетт часто видела их здесь, в Хивере, и в Бликлине тоже, шепчущимися, поверяющими друг другу страшные тайны! Они часто играли со своими кузенами, детьми Уайаттов – ведь Уайатты были их соседями и в Кенте, и в Норфолке. Томас, Джордж и Анна – три друга. Маргарет, Мария Уайатт и Мария Болейн держались отдельно. Их не интересовали детские игры, во всяком случае Мария Болейн, – она часто развлекалась тем, что строила планы на будущее, воображая себя взрослой и при дворе.

Анна подошла к гувернантке. Вела она себя, как всегда, застенчиво, руки держала за спиной, но ее глаза блестели. Выглядела она грациозно, но скромно. Изяществом ее наделила природа, а привычка прятать руки за спину была вызвана тем, что на левой руке у нее были зачатки шестого пальца. Это не выглядело безобразно и было почти незаметно, но она остро воспринимала свои недостатки, и это отличие от других, которое хоть и нельзя было назвать уродством, ее раздражало. Однако, обладая врожденным шармом, она так очаровательно держала руки за спиной, что, стоя вместе с другими детьми своего возраста, выглядела гораздо грациозней, чем они.

– Симонетт, у меня прекрасная новость! – сказала она по-французски. – Пришло письмо от папы. Я еду во Францию.

Симонетт показалось, что в комнате для рукоделия вдруг стало очень тихо. За окном ветер шелестел ивовыми листьями, которые отрывались и падали в ров. Вышивание выскользнуло у нее из рук, упало на пол. Анна подняла его и положила гувернантке на колени. Будучи чувствительной и обладая воображением, она поняла, что новость для Симонетт была слишком неожиданной и что она совершила ошибку, сообщив ее так сразу. Анна обняла Симонетт за смуглую шею и прижалась к ней.

– Симонетт, милая! Моя радость омрачена расставанием с тобой.

На глазах у девочки появились слезы. Она плакала не потому, что уезжает, а потому что расстается с Симонетт, но не могла спрятать возбуждения, вызванного предвкушением предстоящей поездки. В Хивере было скучно без Джорджа и Томаса, уехавших продолжать свою учебу. Симонетт была душечкой, мама тоже. Но люди могут быть милыми и одновременно ужасно скучными, а Анна не могла выносить скуку.

– Симонетт, – сказала Анна, – может быть, я уеду ненадолго. – И добавила, чтобы хоть как-то утешить расстроенную Симонетт: – Я еду с сестрой короля!

Семь лет – это так мало. Даже если ребенок хорошо развит для своих лет. Эта малышка – при французском дворе! Сэр Томас действительно слишком честолюбив. Его не волнуют эти нежные молодые существа, которым именно в силу того, что они взрослы не по годам, нужна особая забота! Это конец, подумала Симонетт. Ну и пусть! Кто я такая, чтобы заниматься воспитанием младшей дочери сэра Томаса Болейна, которая теперь уже достаточно взрослая?

– Папа пишет, Симонетт… Он считает, что я должна собираться…

Как блестят ее глаза! Она так любила слушать сказки о королях и королевах! А теперь сама будет участвовать в их жизни. Не очень активно, конечно. Она еще слишком мала, чтобы играть заметную роль, и все же… Симонетт была уверена, что Анна будет стараться изо всех сил. Все кончено! Она больше не прибежит к Симонетт со своими вопросами, не будет слушать ее рассказы о любви короля к испанской принцессе. Симонетт часто рассказывала ей эту историю. Бедная маленькая испанская принцесса приехала в Англию и вышла замуж за короля Артура. Король умер, и на ней женился его брат, король Генрих.

– Симонетт, ты видела когда-нибудь короля?

– Я видела его на свадебной церемонии. Это было великолепно! Высокий, красивый. Кожа у него розовая, как у девушки. Рыжие волосы, рыжая борода. Самый красивый принц во всем мире!

– А принцесса, Симонетт?

Симонетт кривила рот. Будучи истинной француженкой, она не любила испанцев.

– Так, ничего себе. Она сидела на колеснице, застланной золотой материей. Две белые лошади везли колесницу. Волосы ее ниспадали почти до пола. – И она зло добавляла: – Волосы у нее были красивые. Это правда. Но он был еще совсем мальчик, а она – на шесть лет старше. – И шептала на ухо Анне: – Люди говорят, что жениться на вдове своего брата – плохо. Но ведь он не простой человек, Анна. Он король!

Два года назад Джордж и Томас часто сиживали на подоконнике и рассуждали о войне с Францией, как взрослые. Симонетт обычно не участвовала в этих разговорах – она боялась, что за грехи своей страны ее могут выгнать из замка. А на следующий год разразилась еще одна война – с Шотландией. Анна любила разговоры об этой войне, так как в битве у Флодден-Филд ее дедушка, герцог Норфолкский, и два ее дяди, Томас и Эдмунд, спасли для короля Англию. Обе эти войны успешно закончились, но войны не проходят бесследно. Они коснулись жизни даже тех, кто был далек от них. Эхо войны прокатилось от Парижа до Гринвича и достигло тихого замка в Кенте.

– Я буду сопровождать сестру короля, которая выходит замуж за короля Франции. Говорят, он очень, очень старый… – Анна поежилась. – Я никогда бы не вышла замуж за старика.

– Глупости, – возразила ей Симонетт, встав и отложив свое вышивание. – Он старик, но он король. Подумай об этом!

Анна задумалась. Глаза ее блеснули, и она заложила руки за спину. Нельзя любить тех, кого воспитываешь, вдруг подумала Симонетт.

– Пойдем, – сказала она. – Нам нужно написать письмо твоему отцу. Выразить наше огромное удовольствие в связи с честью, которая тебе выпала.

Анна бегом бросилась к двери. Ей хотелось ускорить эти увлекательные события. Но при мысли о разлуке с любимой гувернанткой ее охватила грусть. Дорогая, хорошая, добрая, но такая скучная Симонетт… Она остановилась, вернулась к гувернантке и взяла ее за руку.

Фрейлины хихикали и перешептывались в своих апартаментах в замке Дувр. Самая молодая из них, которой они постоянно делали замечания, потому что ее род был не таким знатным, как их, внимательно прислушивалась ко всему, что они говорили.

Какими великолепными они все были, эти молодые леди, и как менялось их поведение, когда им приходилось выполнять государственные обязанности, возложенные на них! Анна считала, что они слишком прекрасны для живых девушек, когда стояла с ними рядом на праздновании по случаю королевской свадьбы в Гринвиче, где герцог Лонгвильский представлял короля Франции. К концу церемонии у нее устали ноги, глаза стало резать от чрезмерного блеска, и, несмотря на возбуждение, она вспомнила о крепких руках Симонетт, когда та несла ее в постель. Здесь же, в апартаментах, леди сбросили с себя все свои парадные одежды и расхаживали почти нагишом, с удивительной откровенностью перемывая косточки лордам и графам, что, конечно, было очень интересно семилетней девочке.

Король был в Дувре – он проводил свою любимую сестру до побережья. Они прожили в замке целый месяц, потому что море было бурным, волны бились о скалы, ветер завывал, окна и двери замка дребезжали, в комнатах гулял ветер. Казалось, он смеялся над планами короля. Время от времени ветер швырял о скалы обломки затонувшего корабля, как бы напоминая, что может случиться с теми, кто не захочет считаться с настроением бурного моря. Делать было нечего, оставалось ждать. И во дворце коротали время, устраивая маскарады, балы, банкеты, потому что король не должен был скучать!

Анна видела его несколько раз мельком. Не человек, а гора, со светлой кожей и ярко-рыжей головой. Голос его был под стать фигуре – громкий и раскатистый, – а когда он смеялся, то все тело сотрясалось в такт смеху. Одежда, украшенная драгоценностями, подчеркивала его ослепительную красоту. Люди боялись его, ибо гнев короля, как и смех, был внезапным, и его маленькие губы, готовые к улыбке, когда он слышал что-то смешное, становились жесткими и злыми.

В своих апартаментах леди беспрестанно говорили о короле, королеве и о той, которая на данный момент интересовала их больше остальных членов королевской семьи – о Марии Тюдор, отплывавшей во Францию, чтобы выйти замуж за короля Людовика.

– Я не удивлюсь, – заметила леди Анна Грей, – если миледи сбежит с Саффолком!

– Я тоже, – поддакнула ее сестра Элизабет. – Не хотелось бы мне быть на ее месте. Да и на месте лорда Саффолка тоже! Представляешь, как разозлится король!

Маленькая Анна вздрогнула, представив себе это. Она была совсем юной, но несмотря на это чувствовала напряженную обстановку, царившую в замке. Ожидание затянулось. Мария Тюдор, очаровательное создание, по мнению Анны, была такой же необузданной, как шторм, бушующий на море, и такой же переменчивой, как климат в Англии. Ей исполнилось восемнадцать, и король очень к ней благоволил. У нее были такие же рыжеватые волосы, как у него, светлая кожа и голубые глаза. И она также любила жизнь, как и он. Они были очень похожи, и говорили, будто король с ней очень нежен. Она была упрямой и страстной, к тому же очень вспыльчивой. Ее амбиции привели ее на трон Франции, страстная любовь к красавцу Чарлзу Брендону делала ее неуправляемой. А так как ее настроение менялось, как погода в апреле, атмосфера в замке была очень опасной. Что лучше, стать королевой, выйдя замуж за старика, или герцогиней, став женой красавца герцога? И Мария не могла решить, чего она хочет. Она горячо обсуждала свои чувства с фрейлинами, ибо была откровенна, как все Тюдоры.

– Это правда, – говорила она маленькой Анне, потому что грациозная и умненькая девочка нравилась ей, – не могу решить, что мне делать. – Она перебирала драгоценности, подаренные ей королем Франции. – Не правда ли, – спрашивала она, желая услышать восхищенные похвалы, – я буду красивой королевой Франции? – На глазах у нее появлялись слезы. – Ты не знаешь, не можешь знать, как красив мой Чарлз! Ты еще совсем ребенок и ничего не понимаешь в любви. Был бы он здесь со мной! Клянусь, я заставила бы его любить меня! И тогда, возможно, французский король не захотел бы на мне жениться. Как ты думаешь, Анна? – Она то плакала, то смеялась. С ней было трудно.

Как сильно отличался замок в Дувре от замка в Кенте! Слушая эти разговоры и понимая только половину из них, сознаешь, что жизнь, светская жизнь, для тебя темный лес. Да, ты говоришь по-французски так же хорошо, как Анна и Элизабет Грей, но что это значит, если ты незнакома со светской жизнью? Нужно слушать и учиться.

– Король, моя дорогая, не спускает глаз с леди в красном. Ты заметила?

– А кто она?

Леди Элизабет приложила палец к губам и хитро улыбнулась.

– А как же королева? – спросила маленькая Анна Болейн, и фрейлины рассмеялись.

– Королева, дитя мое, старая женщина. Ей двадцать девять лет.

– Двадцать девять, – воскликнула Анна, стараясь представить себя такой старой, но не смогла этого сделать. – Она действительно очень старая.

– И выглядит старше своего возраста.

– Но король ведь тоже старый, – заметила Анна.

– Ты еще очень молода, Анна Болейн, и ничего, ничего не понимаешь. Королю всего двадцать три года. Это самый прекрасный возраст для мужчины.

– Мне кажется, двадцать три года это очень много, – возразила маленькая Анна. Фрейлины стали над ней подшучивать. Она этого не любила и мысленно выругала себя. Она должна молчать и слушать, только тогда можно чему-то научиться. Девушки собирались в кружок и шептались между собой, делясь секретами, о которых маленькая Анна не должна была ничего знать.

– Тише! Ведь она совсем ребенок и ничего не понимает… Но вскоре им это наскучило, и они перестали шептаться.

– Говорят, она надоела ему…

– И никак не может родить мальчика! У них нет детей.

– Ходят слухи, что когда она была замужем за его братом…

– Тише! Хочешь, чтобы тебе отрубили голову?

Все это было очень интересно. Девочка молчала и слушала, стараясь не пропустить ни слова.

Однажды она спокойно спала в своей постели, когда почувствовала, что ее кто-то будит. Открыв глаза, она увидела, что это леди Элизабет Грей.

– Проснись, Анна Болейн. Проснись. Анна с трудом проснулась.

– Погода улучшилась, – сказала Элизабет Грей. Зубы ее стучали от холода и возбуждения. – Все в порядке. Мы отплываем во Францию.

Было приятно сознавать, что рядом с ней отец. Дедушка тоже был здесь – отец ее матери, герцог Норфолкский. С ними отправился и ее дядя Серрей.

Они отплыли едва стало светать, около четырех утра. Море было спокойным по сравнению с тем, что она видела, когда прибыла в Дувр. Мария была веселой и румяной. На прощанье она поцеловалась со своим братом.

– Пусть маленькая Болейн сядет рядом со мной, – сказала она. – Она меня забавляет.

Корабль покачивался. Анну охватила дрожь. Она успокаивала себя тем, что с ней плывут ее отец, дедушка и дядя. Но она была рада, что сидит с Марией Тюдор, а не с мужчинами, многие из которых были ей незнакомы. Эти важные люди не будут уделять внимания маленькой девочке, самой незначительной среди всей этой свиты.

– Как бы ты чувствовала себя, Анна, – спросила у нее Мария, – если бы ехала к мужу, которого никогда не видела раньше?

– Думаю, я бы очень боялась, – ответила Анна, – но я хотела бы стать королевой.

– Выйди замуж за короля и будешь королевой! Ты ведь умная девочка. Ты хочешь стать королевой? Как ты считаешь, старик будет меня любить и баловать?

– Да, да.

Мария поцеловала ее.

– Говорят, француженки очень красивы. Посмотрим. О, Чарлз, Чарлз! Если бы ты был королем Франции. Что я собой представляю, Анна? Ничего! Пункт договора. Пешка в игре моего брата, Его Величества короля, и моего мужа, короля Франции… Как качает корабль.

– Ветер усиливается, – заметила Анна.

– Ты права, душа моя. И мне это не нравится.

Анна испугалась. Раньше она никогда такого не видела. Корабль бросало из стороны в сторону. Казалось, он неуправляем. Волны бились о борт. Анна легла, укрылась мантильей. Она боялась и в то же время жаждала смерти.

Но когда тошнота утихла, а море все продолжало бушевать, и казалось, что их утлый корабль вот-вот перевернется и все матросы и пассажиры будут поглощены бездной, Анна заплакала, потому что умирать все же не хотела. Грустно умирать, когда тебе всего семь лет и мир открывается перед тобой, как красочный праздник, в котором тебе уготована пусть и незначительная, но все же интересная роль. Она думала о том, как спокойно жилось в Хивере, о широких улицах Бликлина и тихонько шептала:

– Я никогда больше не увижу всего этого. Бедная моя мамочка, как она будет грустить… И Джордж тоже. А может быть, даже и мой отец, если останется в живых. А Мария услышит об этом и заплачет. Бедная Симонетт. Она будет грустить еще больше, чем тогда, когда прощалась со мной.

Потом Анна стала вспоминать о своих грехах.

– Я обманула Симонетт, когда она спросила меня о моем вышивании. Я никому не причинила зла, но я сказала неправду. И я плохо себя вела, когда открыла дверь в зале для танцев и показала Маргарет вход в подвал. Маргарет испугалась. И я была не права, когда отвела ее туда и сделала вид, что хочу бросить ее там одну… Господи! Если я не умру, я больше не буду так вести себя. Я была злой девочкой и буду гореть в аду.

Она была уверена, что погибнет. Она слышала, что они затерялись, отстали от остальных. Умереть такой молодой и не раскаяться в своих грехах! Какой ужас!

Позже, когда ее совсем перестало тошнить, настроение улучшилось, потому что по натуре она была любительницей приключений, а это было очень интересное приключение. И даже когда корабль зашел в Булонский порт и Анна вместе с другими пересела в маленькую лодку, возбуждение не оставляло ее. Ветер трепал ее длинные черные волосы, пряди которых закрывали ей лицо, как будто злился, что море не поглотило ее навсегда. Морская соль жгла лицо. Она была очень утомлена и обессилена.

Но уже через несколько дней, наряженная в малиновый бархат и сидя верхом на белой лошади, вместе с другими участвовала в процессии, направлявшейся в Аббефил.

– Малиновый цвет очень идет маленькой Болейн, – шептались между собой фрейлины. Они завидовали ее красоте, хотя она была еще совсем маленькой девочкой.

В то время двор французского короля еще не блистал своим великолепием и весельем. Правивший в то время Людовик отличался скупостью. Он предпочитал, чтобы его считали скупым, чем расточительным, и не хотел обременять свой народ налогами. Это был почти идеальный мужчина: пил и ел он в меру, был спокоен и лишен воображения. Правда, умом не блистал, зато его лозунг гласил: вначале Франция, Франция превыше всего. Двор его отличался скромностью, что не соответствовало замашкам его подданных. Скромность была присуща покойной королеве и ее двум дочерям – Клавдии, которая была инвалидом, и младшей Рене. Потому не было ничего удивительного в том, что все ждали восхождения на трон Франциска, его наследника, которого называли Великолепным. Франциск, как и Людовик, принадлежал к ветви герцога Орлеанского, и хотя являлся прямым наследником престола, взойти на трон он мог только в том случае, если у Людовика не будет сыновей. Франциск вместе с матерью и сестрой с нетерпением ждали смерти Людовика, который, по их мнению, жил слишком долго. Они ужасно огорчились, когда он женился на молоденькой девушке. Их нетерпение сменил гнев, потом отчаяние и, наконец, страх.

Луиза Савойская, мать Франциска, была смуглой и темноволосой, к тому же очень энергичной и честолюбивой, если дело касалось ее сына – ее Цезаря, как она его величала. Это было странное семейство – мать, сын и дочь. В их привязанности друг к другу ощущалось что-то нездоровое, их всегда видели вместе, всегда обособленно. Луиза обращалась за советами к звездам, ища благоприятных предзнаменований для своего сына. Маргарита, герцогиня Алансонская, одна из самых образованных женщин своего времени, очень волновалась при малейшей угрозе, могущей помешать ее брату стать королем Франции. Сам Франциск был моложе сестры – ему исполнилось всего двадцать лет. Это был смуглый и очень худой юноша с носом с горбинкой и чувственным ртом, что говорило о его сексуальности. К сексу он относился так же естественно, как к еде, и был безмерно предан матери и сестре. Уже в пятнадцать лет любовные приключения стали для него обычным делом. Он был очень щедр, остроумен, недурно писал стихи. К тому же отличался умом и искренностью. Он постоянно влюблялся, и ему нравилось, когда его окружение предавалось таким же усладам. «Любовь вечна! – восклицал он. – Руки прочь от любви! Несчастливы только дураки. А что такое счастье, как не удовлетворение любовной страсти? Только недалекие люди не пользуются даром, ниспосланным им богами. Только тупицы гордятся своим целомудрием. Девственность – большая глупость».

Луиза восхищалась своим Цезарем. Маргарита Алансонская говорила о своем дураке муже: «Почему он не такой, как мой брат?» И французский двор, уставший от скупости Людовика и влияния, оказываемого на него королевой, которую они звали весталкой, с нетерпением ожидали, когда наконец Людовик оставит свой трон.

А теперь старый король женился на молодой девушке, и она может нарожать ему кучу детей. Луиза Савойская пылала ненавистью к королям Франции и Англии. Маргарита хирела, опасаясь, что ее любимый братец лишится принадлежавшего ему наследства, а Франциск восклицал: «Как очаровательна эта маленькая Мария Тюдор!» – и с отвращением смотрел на свою невесту, хромую Клавдию.

Анна Болейн очень жалела Клавдию. Как печально, когда тебя не любят, когда твой нареченный, твой будущий муж, как переливающаяся цветами радуги стрекоза, садящаяся то на один, то на другой цветок в саду, флиртует со всеми до единой красавицами. Она познавала жизнь, прислушиваясь и приглядываясь ко всему, что в ней происходило.

Мария, новая королева Франции, была необузданной, как молодой жеребенок, и очень красивой. Она откровенно делилась своими мыслями с придворными, которые в основном были француженками, так как почти вся ее свита английских леди вернулась домой по настоянию короля. Они окружили ее, как забором, говорил он. Если ей нужен совет, она должна обратиться за ним к своему мужу. Но маленькая Анна Болейн осталась с ней. Король лишь раз взглянул на маленькую девочку. Его худое лицо, уже отмеченное печатью смерти, выразило недоумение, он пожал плечами. Эта малышка его не беспокоила, и он разрешил ей остаться.

– Он такой старый, – говорила ей Мария. – У него нет времени ждать. Он нетерпелив. – И она смеялась, рассказывая о нетерпении короля и своем нежелании быть с ним. – Ну и малышка Болейн. Она внимательно все выслушивает! Ушки у нее навострены! Когда ты вырастешь, ты узнаешь жизнь не по рассказам других, а на своем опыте, если будешь уверена, что за тобой не следят. Не сомневаюсь, твои прекрасные черные глазки помогут тебе приобрести опыт в отношениях с мужчинами!

И Анна спрашивала себя: неужели все так и будет? Неужели я обручусь и выйду замуж? Это ее несколько пугало, и она радовалась, что ей всего семь лет и что до свадьбы еще далеко.

– Мой племянник очень красив, не правда ли? – спрашивала Мария и смеялась, а в глазах ее сверкали искорки.

Да, думала Анна. Франциск очень красив. Он элегантен и очарователен. Читает стихи фрейлинам, гуляя в дворцовых садах. Однажды он встретился в саду с Анной. Он остановил ее, и она испугалась. Но он был не только элегантен и очарователен, а еще и очень умен и потому понял, что она его боится. И это, она заметила, очень его развеселило. Он поднял ее на руки и прижал к груди. Она так близко видела его лицо, жесткую бороду, мешки под темными горящими глазами. Она задрожала, испугавшись, что он сделает с ней то, что делал с любой понравившейся ему девушкой. Она слышала, как шептались об этом по углам.

Он засмеялся своим хриплым и нежным смехом. В это время на дорожке появилась молодая королева, и Франциск опустил Анну на землю, чтобы поклониться ей.

– Мсье племянник, – приветствовала она его, смеясь.

– Мадам королева…

Глаза их блестели весельем. И маленькая Анна, не участвовавшая в этой их игре, смогла удалиться.

Мне повезло, что я теперь так много знаю, думала Анна. И действительно, она уже не была тем ребенком, как в Хивере, когда играла с другими детьми или вышивала под наблюдением Симонетт. Она многое знала. Она научилась распознавать улыбки людей, понимать, чего они хотят, судя не по словам, которые они произносили, а по их действиям. Она знала, что Мария хочет заставить Франциска вступить с ней в любовную связь и что Франциск, понимая безумие этой затеи, не может сопротивляться ей. Мария была заманчивым цветком с золотой пыльцой, но рядом сидел паук со своей паутиной, и, желая ее, он медлил, опасаясь запутаться в паутине. Луиза и ее дочь следили за Марией, боясь, что она забеременеет. Для них это означало конец мечтаний и надежд, связанных с их Цезарем.

– Милая моя маленькая Болейн, – говорила Мария. – Если бы я только могла, если бы я могла забеременеть, я тут же прибежала бы к тебе и сообщила о своей радости. Я бы посмеялась тогда над этой старой грымзой Луизой и ее умной дочерью Маргаритой. Но что можно сделать? Мой муж – старик. Он старается, старается, но у него ничего не выходит!

И она расхохоталась. Она всегда смеялась. В королевском дворе только и было слышно: «Беременна! Королева беременна? Хоть бы она забеременела!»

Луиза допрашивала на этот счет ее фрейлин, даже маленькую Анну. Разозленная и обескураженная женщина хваталась за голову, она даже обратилась к своему астрологу, изучала свой гороскоп.

– Звезды говорят, что мой сын будет сидеть на троне Франции. Этот старик – слишком стар и слишком холоден…

– Но ведет себя как молодой и горячий юноша, – возражала ей Маргарита.

– Он сейчас как потухающий огонь…

– В потухающем огне вспыхивают последние искры, мама. Марии нравилось их дразнить, притворяясь больной.

– Я не могу встать с постели, – говорила она. – Не знаю, что со мной случилось? Может быть, вчера вечером я переела…

При этом глаза ее поблескивали, а чувственные губы кривились.

– Королева себя плохо чувствовала сегодня утром… Вчера она прекрасно выглядела. Может быть, она…

Мария снимала с себя одежду и смотрелась в зеркало.

– Анна, скажи, я не толстею? Вот тут… и тут. Анна, я отшлепаю тебя, если ты не скажешь, что это так. – И она смеялась истерическим смехом, а потом плакала. – Анна Болейн, ты когда-нибудь видела милорда из Саффолка? Тело мое жаждет его объятий. – Но Мария была очень честолюбива. – Я буду матерью короля Франции, Анна. Как было бы хорошо, если бы мой красавец племянник стал королем Франции! Как ты думаешь, маленькая Болейн, он мог бы мне сделать ребенка? Что мне нужно от жизни? Я не знаю. Анна… Если бы я никогда не знала Чарлза… – Мысли о Чарлзе Брендоне навевали на нее нежные чувства.

Приходил король и находил ее в таком расположении духа. Ее забавляло, когда он считал, что эти нежные чувства она испытывает к нему. Бедный старый король был по уши влюблен в это непредсказуемое существо. Он дарил ей подарки, великолепные драгоценности – по одной штуке, чтобы она могла проявлять всякий раз свою благодарность. Двор смеялся над стариком.

Таково было положение дел при французском дворе, который все больше и больше подпадал под влияние Франциска, буквально умирающего от хохота.

Мария кокетничала с Франциском, и ему это очень нравилось. Если она не может забеременеть от короля, шептались придворные, почему бы не забеременеть от Франциска? Она от этого только выиграет, но Франциск проиграет. Что ему будет от того, если на трон взойдет его незаконный сын? Он-то королем не станет. И не сможет доказать, что сын его. Все это было очень интересно, а французы любят интриги всякого рода. И то, что их веселила Мария Тюдор, приехавшая к ним с мрачного острова по другую сторону Канала, было еще более занимательно. Эти англичане, они непредсказуемы! Представляете, английская принцесса и такая интересная личность. Но Франциск был одновременно безрассудным и осторожным. Страсть его усиливалась, но он себя сдерживал. Он был уверен, что никто не сможет дать ему такое наслаждение, как эта пышная малютка Тюдор с горячей кровью. Но некоторые придворные считали своим долгом предостеречь его:

– Разве вы не видите, как вас затягивает паутина? Франциск видел и отказался, хоть и с неохотой, от своих ухаживаний.

В первый день января, выйдя из апартаментов королевы, Анна встретила Луизу в расстроенных чувствах, с растрепанными черными волосами и безумными глазами.

– Пропусти меня, девочка. Разве ты не слышала, что король умер.

Двор притих, хотя все были очень взволнованы. Луиза и ее дочь радовались, что король наконец скончался, но их радость была омрачена опасениями. Беременна ли королева? Они сгорали от нетерпения и подозрительности. Что сказал тот-то и тот-то? А что слышал этот? Сплошные интриги, и в центре эта злодейка Мария Тюдор.

Наступил период траура. Дни шли, и молодая королева полнела. Луиза была в агонии, Франциск погрустнел. Только королева, скромная и соблазнительная, наслаждалась жизнью. Луиза в своих апартаментах обращалась к звездам, все новые и новые астрологи изучали небо. Беременна ли королева? Луиза молилась, чтобы этого не случилось. Она ждала отрицательного ответа. Она не вынесет, если это случится. В эти напряженные дни она вспоминала свое прошлое: ее короткая семейная жизнь, ее вдовья доля, рождение ее умненькой Маргариты, потом двадцать один год назад, в городе Коньяк она родила своего Цезаря. Она вспоминала своего мужа, распутного волокиту, умершего, когда Франциску еще не было и двух лет, по которому она носила траур, потом всю себя отдала детям, следила за их учебой, радовалась их способностям, уму. Оба они были особенными и отличались от других детей. Во всяком случае, Цезарь был для нее всем. Он должен стать королем. Маргарита тоже так считала. Он должен стать королем Франции, таково его предназначение. Никто, кроме него, не заслуживал этой чести. Он красив, вежлив, мужествен, умен и образован, ее Франциск. А теперь эти опасения! Эта девица из Англии хочет обокрасть ее сына. Эта Тюдор. Кто такие эти Тюдоры? Они даже не знают истории своего рода!

– Мой Цезарь станет королем! – Таково было твердое решение Луизы. Она прошла в королевские апартаменты, чтобы справиться о здоровье королевы. И тут увидела, что у Ее Beличества живот стал меньше, чем накануне. И она – Луиза Савойская, пользовавшаяся влиянием при дворе даже в бытность там ее врага и противника Анны Британской, стала трясти королеву за плечи до тех пор, пока у той из-под платья не посыпались подушечки, которые она подкладывала, чтобы казаться беременной… О, радость! Астрологи были правы! Ее, Луизы, сын взойдет на трон Франции!

Мария оставила французский двор и уехала в Париж, где тайно и поспешно вышла замуж за своего Чарлза Брендона. Французский двор похихикивал, а потом стал откровенно смеяться, когда стали ходить слухи о том, что Брендон боялся сообщить королю Англии о том, что не получил разрешения на брак с французской королевой, тем более, что она приходилась королю сестрой. Он написал письмо кардиналу, умоляя его как можно осторожнее сообщить королю эту новость.

Франциск торжественно взошел на трон и женился на Клавдии. А Луиза наслаждалась тем, что честолюбие ее теперь было удовлетворено. Она стала матерью короля Франции.

Маленькая Анна осталась при дворе служить Клавдии. Герцогине Алансонской нравилась эта девочка за ее красоту, грацию и ум. Ей еще не исполнилось и восьми лет, но она была мудрой, как взрослая. Она знала, что хромоногая Клавдия не перечит своему мужу ни в чем, что муж практически не замечает ее и что в качестве королевы выступает сестра короля. Анна видела, как брат и сестра гуляют по саду, рука об руку, обсуждая государственные дела. Маргариту очень уважали при дворе за ее ум, и она давала своему брату советы и помогала во всем. Они читали друг другу собственные стихи. Король называл свою сестру дорогой, любимой, а она хотела одного – служить своему брату, быть его рабыней. Она говорила, что будет стирать его белье и отдаст за него свою жизнь, а прах прикажет развеять по ветру.

При французском дворе больше не мелькала тень Марии Тюдор, король развлекался, и двор стал истинно гальским двором, самым веселым в Европе. Это был элегантный двор, изысканно любезный и остроумный. Самый блестящий, самый интеллектуальный двор, и Маргарита Алансонская, преданнейшая раба и сестра своего короля, была в нем королевой.

При этом дворе Анна Болейн рассталась с детством и стала взрослой. Со временем она сдружилась с этой странной и ослепительной Маргаритой, и сама стала блестящей придворной.

Пышное зрелище представляла собой местность, расположенная между городами Гизнес и Ардрес. Горячее июньское солнце освещало великолепнейший по своей красоте дворец Гизнес. Это был сказочный дворец, хоть и часто пустовал.

Его строили с февраля за счет поборов с народа. Он должен был стать символом мощи и богатства Генриха Английского. У его ворот и окон стояли искусно сделанные фигуры вооруженных всадников с устрашающими лицами, пугающими тех, кто подходил к ним слишком близко. Они символизировали собой мощь оружия маленького острова, отделенного от Европы Каналом и не особенно пугавшего европейцев, пока выдающийся государственный деятель, этот коварный и хитрый Болси, не взял в свои руки штурвал государственного корабля. Парчовые занавеси, золотые изображения, кресла, украшенные золотом, везде, где только возможно, малиновые розы Тюдоров. Все это должно было символизировать богатство Англии. На фонтане во внутреннем дворике, из которого вместо воды вытекало вино – красный и белый кларет, – и в центре которого восседал огромный каменный бог Бахус, было написано: «Пейте, кто хочет». Это должно было означать гостеприимство Тюдоров.

Народ Англии, не имевший возможности увидеть всю эту пышность, но вложивший в нее много денег, роптал. Лорды, которые по приказу короля приняли участие в этом пышном и дорогостоящем мероприятии, подобного которому не знала история, мечтали вернуться в свои имения, сильно пострадавшие из-за их участия в этом событии. Но король ни о чем не думал. Он собирался встретить своего соперника, Франциска. Он собирался доказать ему, что он лучше его, как король – на что у людей была разная точка зрения, – и как человек, что было сомнительно. То, что он был богаче, являлось сущей правдой – его отец сколотил приличное состояние. Еще он хотел доказать, что на его стороне сила, с которой в Европе должны считаться. Он широко улыбался, глядя на этот великолепный дворец, который построил как временную резиденцию для своего августейшего величества, улыбался снисходительно, потому что, несмотря на свои огромные размеры, дворец не мог вместить всю его свиту. Поэтому вокруг дворца разбили ярко раскрашенные палатки для менее знатных придворных. Он радовался, что апартаменты Франциска, расположенные близ Ардреса, были не так пышны. В общем, он испытывал полное удовлетворение.

В павильоне, предназначавшемся для короля Франции, королева Клавдия готовилась к встрече с королевой Катариной. Ее фрейлины тоже приводили себя в порядок. Среди них была одна особа, выделявшаяся своей красотой: четырнадцатилетняя тоненькая очаровательная девушка с колечками черных волос под позолоченной сеткой. Голубое платье очень шло ей и подчеркивало смуглость ее кожи. На девушке была голубая бархатная безрукавка, усыпанная серебряными звездами, а поверх всего этого – шелковый плащ, подбитый горностаем, с широкими и длинными рукавами, скроенными по ее просьбе таким образом, чтобы скрыть руки. Поверх всего этого она надевала голубую бархатную пелерину, отороченную кружевами, к которым были пришиты маленькие золотистые колокольчики. На ногах красовались голубые туфли из того же бархата, что и жилет, а на подъеме сверкали бриллиантовые звезды.

Девушка производила впечатление одной из самых модных леди при пышном французском дворе, и фрейлины пытались копировать эти ее длинные рукава. Таким образом то, что предназначалось скрыть ее недостатки, вошло в моду. Это была очень веселая молодая леди. И почему бы ей не веселиться, если все искали ее дружбы. Она прекрасно излагала свои мысли, была остроумна, очень хорошо танцевала. К тому же обладала приятным голосом, довольно прилично играла на спинете и даже сама сочиняла музыку. Она была по-светски разумна, но в ней присутствовала какая-то детская наивность.

Сам Франциск был бы не прочь с ней позабавиться, но Анна не была дурочкой. Она грустно улыбалась, глядя на тех женщин, которые довольствовались благосклонностью короля на один день. Она была подругой Маргариты, и Маргарита научила ее мыслить по-новому. В основе этой новой теории лежало равенство полов.

– Мужчины и женщины равны, – говорила Маргарита, – если, конечно, мы сами так считаем.

И Анна была твердо убеждена, что так оно и есть. Поэтому, действуя умно и на удивление дипломатично, она не подпускала к себе Франциска, и он, которого забавляли ее хитрости, благосклонно принял свое поражение.

Анна чувствовала себя в своей стихии. Она любила веселиться, а здесь веселились так, как никогда раньше ей видеть не приходилось. Она гордилась своим английским происхождением и просто купалась во всем этом великолепии.

– Милорд кардинал ведет себя, как король, – слышала она разговоры окружающих, рассказывавших о его многочисленной свите, красивых одеждах, богатстве.

– А ведь он всего-навсего слуга короля! Красоту же и великолепие короля Англии просто невозможно описать.

Анна несколько раз видела короля. Огромный рыжий мужчина. Он сильно изменился с тех пор, как она встретилась с ним в Дувре. Раздался вширь, погрубел. Возможно, без своего ослепительного платья он не казался бы столь красивым. Лицо его было красным, щеки немного обвисли, но голос оставался все таким же громким. Как он был не похож на смуглого темноволосого и изящного Франциска! Анна, как и многие другие, поняла, что эти двое не любят друг друга, несмотря на показную любезность.

Анна наслаждалась праздниками по случаю встречи двух королей, танцевала, ела и флиртовала с придворными. Французские придворные были гостями англичан. Шествия, спортивные игры, турниры, маскарады и банкеты следовали друг за другом. На следующий день гостями должны были стать англичане. Все должно быть великолепно. Французский двор должен показать весь свой блеск, превзойти англичан. А потом англичане снова должны показать свое величие. Что им расходы и налоги, которые платят их подданные. И плевать, что оба короля, так приторно любезные друг с другом на людях, на деле заклятые враги! Это самый блестящий праздник из всех, которые видела история. И если он выглядит довольно вульгарно и безрассудно глупо, что до этого! Короли должны развлекаться.

Мария Болейн прислуживала королеве Катарине в Гизнесе. Тогда ей исполнилось восемнадцать. Она была хорошенькой, пухленькой, чувственной девушкой. Она не видела свою младшую сестру несколько лет, и было интересно встретиться с ней в павильоне в Ардресе. Мария вернулась с континента в Англию с подмоченной репутацией, ее лицо, манеры и весь облик говорили о том, что слухи о ней небезосновательны. Она была легкомысленным, маленьким зверьком, полным чувственных желаний, готовым на приключения. Она не в силах была отказаться от них. Ее глаза говорили: все это так хорошо! Зачем думать о будущем?

Анна все поняла по глазам сестры и расстроилась. То, что сестра стала распутницей, ее унижало. Болейны не были аристократической или очень богатой семьей. Анна походила на француженку – импульсивна, но в то же время и практична. Сестры были не похожи. В противоположность Марии, Анна очень высоко себя ценила. Французский двор закрывал глаза на флирт молодежи и, пожимая плечами, высказывал мнение, что любовь – это так прекрасно. Но французский двор учил также элегантности и достоинству. А Мария, сестра Анны, носила слишком глубокое декольте, так что ее груди выглядели вызывающе, а пухлый и полуоткрытый рот и озорные глаза серны буквально просили: возьми меня. Мария была хорошенькой, а Анна красивой. Анна была умной, а Мария глупой.

Она бродила по женским покоям, рассматривая внимательно все, что принадлежало ее сестре: ее маленькие голубые бархатные туфельки, ее одежду. Какие великолепные рукава! Эта Анна может превратить в достоинства недостатки. Я тоже сошью себе новое платье с такими рукавами, решила Мария, они делают фигуру изящной. Но, может быть, изящество присуще Анне, и потому это платье так на ней сидит? Мария восхищалась Анной. Простая девушка Анна Болейн выглядела элегантной, как герцогиня, и гордой, как королева.

– Я бы не узнала тебя! – воскликнула Мария.

– Я тоже.

Анна расспрашивала ее об Англии.

– Расскажи мне об английском дворе.

Мария поморщилась.

– Королева… Королева такая скучная. Вам повезло, что у вас нет такой королевы, как Катарина. Мы все время сидим и вышиваем и восемь раз в день молимся. На коленях. Они у меня совсем стерлись.

– А король тоже добродетельный?

– Слава святым, он не такой, как королева. Его другое интересует. Если бы не король, я бы уехала домой. Но с королем весело. Она ему очень надоела. Он влюблен в Элизабет Блант. Она родила ему сына. Король восхищен… и взбешен.

– Восхищен, что у него сын, и взбешен потому, что он не от королевы? – спросила Анна.

– Вот именно. За все эти годы королева родила ему всего одну дочь. А единственный его сын родился от Элизабет Блант. Королева очень расстроена, она все больше и больше времени уделяет религии. Нас можно только пожалеть. Мы не такие уж религиозные, а вынуждены молиться вместе с ней и слушать эту печальную музыку. Король такой красавец, а она самая обычная принцесса.

Анна подумала о Клавдии, такой послушной и ни на что не претендующей. Она не радуется жизни, а превратилась в родильную машину. Я не хотела бы быть на месте Клавдии, даже если бы мне предложили французский трон, я не стала бы и Катариной, некрасивой и нелюбимой, с ее многочисленными выкидышами. Нет, я буду сама собой или такой, как Маргарита.

– А как живет наша семья?

– Я не много о них знаю. Но живут все неплохо. Кроме нашего дяди Эдуарда Ховарда. Он очень беден, а семья его растет не по дням, а по часам. У него есть дом в Ламберте, и больше ничего. Еще голодные дети, которых они со своей леди постоянно рожают.

– И это награда за то, что он спас Англию в битве у Флоддена! – возмущенно заметила Анна.

– Говорят, он отправляется в путешествие, чтобы открыть новые земли и таким образом заработать для семьи денег.

– Все это ужасно.

Мария посмотрела на сестру. Высокомерное выражение на ее лице исчезло. Она жалела дядю. Ее глаза горели гневом. Она была возмущена неблагодарностью короля и страны по отношению к своему герою, одержавшему победу на Флодден-Филд.

– Ты держишься как королева, – заметила Мария. – Ты научилась высоко ставить себя при французском дворе.

– Лучше походить на королеву, чем на шлюху! – Анна вспыхнула.

– Выходи замуж за короля и будешь королевой. Но кто сказал, что ты должна вести себя как шлюха?

– Никто. Я просто хочу сказать, что предпочитаю вести себя как королева.

– Королева против подобных праздников, – сменила тему Мария. – Она не любит французов. Она даже поспорила с королем, выразила ему свое неудовольствие. Удивляюсь, как это она осмелилась, зная характер короля?

Мария болтала, перескакивая с одной темы на другую. Она рассматривала покои, щупала материал на платье сестры, спрашивала о французском дворе, но не слушала ответов на свои вопросы. Ушла она поздно. Возможно, получит выговор. Но это ее не пугает. Она не первый раз возвращается поздно.

«Ну и сестра у меня», – подумала Анна, вспоминая о Марии.

В коридоре великолепного дворца в Гизнесе Мария столкнулась с пышно одетым мужчиной. И так как она спешила, то чуть не налетела на него. Она отступила и увидела, что на мужчине камзол красно-коричневого бархата, отороченный жемчугом, вышитым треугольниками, с бриллиантовыми пуговицами. Мария широко раскрыла глаза от удивления и упала на колени. Мужчина остановился и внимательно посмотрел на нее. Его маленькие блестящие глаза на полном красном лице сощурились.

– Интересно! Интересно, – пробормотал он, а потом приказал: – Поднимитесь! – Голос его был низким и хриплым, и, вероятно, именно из-за голоса его часто называли грубым.

Маленькие глазки быстро ощупали фигуру Марии Болейн и остановились на ее груди, выступавшей из чрезмерно глубокого декольте, потом на ее полуоткрытом рте и слишком добрых глазах.

– Я видел вас в Гринвиче… Вы ведь одна из сестер Болейн. Я прав?

– Да, ваша милость. С вашего позволения…

– Позволяю…

Девушка дрожала, а он любил, когда его боялись. И хотя губы ее были сжаты, глаза показывали, что он ей нравится, а это ему очень нравилось самому, особенно когда он встречался со своими молоденькими подданными в тихих коридорах, где, он знал, его никто не видит.

– А ты хорошенькая, – заметил он.

– Его Величество льстит мне…

Он засмеялся, и грудь его задрожала под красно-коричневым бархатом.

– Я готов и на большее, когда вижу такую хорошенькую девушку, как вы…

Генрих не был деликатен, во время же пребывания во Франции он вел себя еще грубее и вульгарнее. Он не собирается подражать этим французским обезьянам! Ни в коем случае. Ему нравилась эта девушка, а он нравился ей. К чему утонченные ухищрения? Он положил свою пухлую руку, украшенную кольцами, ей на плечо. Если Мария и немного сопротивлялась, а, зная ее, в этом можно было усомниться, она растаяла от этого прикосновения. В глазах ее светилось восхищение этим человеком, лицо выражало желание, которое все усиливалось. Для нее он был самим совершенством. Ведь он был королем и обладал главным признаком сексуального господства – властью. Он был самым могучим мужчиной в Англии, а возможно, и во Франции. Он был самым красивым принцем в христианском мире, может быть, не он сам, а его одежды. Марию тянуло к нему, а его к ней. И это было очевидно.

– Девочка… – произнес Генрих тихим голосом. Он поцеловал ее, руки потянулись к мягкой груди, которая жаждала ласки. Губы Марии крепко прижались к его губам, руки вцепились в бархат ржавого цвета. Генрих целовал ее шею и груди, поглаживал бедра под мягким бархатом платья. Эта внезапная взаимная страсть, охватившая их, была сладкой, как мед. Король мог иметь все в любое время, стоило ему только захотеть. Но этот грубый и жесткий человек был не так уж прост, как могло показаться. Он сам себя не знал, к тому же был очень сентиментален. Да, власти у него было достаточно, но именно потому он хотел ежеминутного подтверждения того, что он не теряет ее. Когда по любому его капризу головы мужчин летели с плеч, а жизнь женщин висела на волоске, он понимал, что власть эта не может быть прочной. Он был окружен подхалимами и людьми, которые уверяли, что любят его, потому что боялись. В жизни такого короля, как Генрих, редко выпадали моменты чувствовать себя в первую очередь мужчиной, а потом уже королем. И он ценил их. И вот теперь Мария Болейн давала ему почувствовать, что она ценит в нем в первую очередь мужчину, его тело, а не одежду, усыпанную бриллиантами. Она хочет его, хочет страстно. Он довольно часто видел ее, когда она сидела рядом со своей набожной королевой. Глаза у девушки были опущены, она что-то шила либо вышивала. Мария нравилась ему, потому что была хорошенькой. Он смотрел на нее и представлял себе, какой она может быть в постели нагая. Он всех так себе представлял. Это его забавляло, но не больше. Королю нравилась ее семья. Томас был служакой. Джордж – блестящим, умным юношей. А Мария… тем, что ему в данный момент было нужно.

Накануне король Франции победил его во время матча по борьбе – он оказался более ловким и подготовленным к соревнованию, где требовалась быстрая реакция, а не грубая сила, которой обладал английский король. Генрих был вне себя от возмущения и расстройства. А король Франции пришел к нему, когда он завтракал, без свиты, просто поболтать. Они смеялись и шутили, и Франциск назвал его братом. И сейчас, когда он весь был поглощен своими чувствами к девушке, последнее замечание Франциска все еще звучало в его ушах, потому что Франциск назвал его «мой пленник!» Сказал он это в шутку, по-дружески. Но Генрих был так поражен, что не нашелся, как ответить. И чем больше он думал об этом, тем больше это казалось ему предзнаменованием. Короли не должны так называть других королей, тем более когда они знают, что несмотря на всю показную дружбу, они остаются врагами. После этого он нуждался в знаках уважения. И получал их, когда это было необходимо. Но сейчас Мария Болейн предложила ему что-то иное, уважение и любовь к нему самому, а не к его короне. Франциск расстроил его, подорвал его веру в себя, и он жаждал утешения, хотел быть уверенным, что он хороший человек, не хуже, чем король Франции. Франциск его шокировал, вел себя бесстыдно. Любовные интриги Генриха никогда не были такими откровенными. Он считал подобное поведение грехом, каялся и получал прощение. Он был добродетельным человеком и боялся исповеди. Но человек не думает об исповеди перед тем, как согрешить. И вот перед ним маленькая Мария, готовая сказать ему, что он лучший из мужчин и лучший из королей! Она казалась ему самой хорошенькой женщиной из всех фрейлин французского и английского дворов. Эти француженки! Такие жеманные, такие элегантные! Они не для него. Ему нужна англичанка в постели! И вот она рядом с ним. У нее подгибаются колени, она обнимает его, делает вид, что отталкивает, а глаза говорят: пожалуйста… прямо сейчас… я не могу ждать.

Он укусил ее за ухо и прошептал:

– Я нравлюсь тебе, душечка?

Она побледнела от желания, охватившего ее. То, что ему нужно. Наслаждаясь происходящим, король шлепнул ее по мягкому месту, захохотал и потащил в свои покои.

Именно таким образом можно перебить горечь во рту, оставшуюся от этой пахнущей духами галантности, присущей французам. В комнате стояла кушетка. Здесь! Сейчас! Немедленно!

Девушка широко раскрыла глаза, увидев кушетку, и изобразила удивление. Притворилась, что боится его. Это его позабавило, и он снова шлепнул ее по мягкому месту. Все они сопротивляются, хотят, чтобы их взяли силой! Все до одной! Ну что же! Пусть. Эта женская черта ему не противна.

– Извините, Ваше Величество, – прошептала она. – Я припозднилась… Не пожелаете ли вы…

– Пожелаю, даже очень. Иди ко мне, маленькая Мария. Я хочу попробовать, вся ли ты такая сладкая, как твои губы.

Она засмеялась и прильнула к нему. Она больше не строила из себя скромницу, а вела себя естественно. Она была страстной женщиной и не скрывала этого. Король забавлялся и восхищался ею.

Он смеялся, он наслаждался, он забыл о своем унижении. Он будет любить эту девушку по-английски, без этих французских штучек-дрючек. Он не будет притворяться, да и она тоже.

И он сказал ей:

– Послушай, Мария, ты вся такая сладкая. Где ты скрывалась, Мария? Тебя нужно наказать за то, что ты пряталась от своего короля. Это самое настоящее предательство, измена, можно сказать.

Он смеялся, довольный собой и своей шуткой. Ему всегда нравились собственные шутки. А она вначале испугалась и вела себя пассивно, потом стала отвечать на его ласки. Ей хотелось показать, что она его боится, но вела себя слишком самонадеянно, и это короля забавляло. Он чувствовал, что нравится ей и был благодарен за это. Он всегда был благодарен своим подданным, которые доставляли ему удовольствие. Он шлепал ее по ягодицам, теперь уже не прикрытым бархатом, а она смеялась, и ее масленые глазки обещали ему наслаждение.

– Ты нравишься мне, Мария, – сказал он ей, и в порыве нежности добавил: – Ты не пожалеешь об этом дне.

Когда он ушел, Мария стала одеваться, дрожа от того, что пережила.

В покоях королевы ее пожурили за опоздание, а она опустила глаза и скромно извинилась за свой поступок.

Оставив Марию Болейн, король встретился с кардиналом.

Да, подумал кардинал, видя раскрасневшееся лицо короля и догадываясь, в чем дело, кто же это мог быть теперь?

Король положил руку на плечо кардиналу, и они вместе пошли по коридору, беседуя о том, как будут развлекать вечером французов, так как дела государственные не могли обсуждаться во дворце в Гизнесе. Они подождут до Гринвича или Йорка. Нельзя беседовать о серьезных вещах в окружении врагов.

Веселое настроение, считал кардинал, это результат спортивных успехов. А к спортивным мероприятиям кардинал причислял и удовлетворение чувственных потребностей короля. Прекрасно, сказал кардинал самому себе. Это заставит его забыть о поражении в борьбе.

Кардинал в целом был удовлетворен жизнью, как может быть удовлетворен честолюбивый человек. Он гордился своими великолепными домами, богатством. Хорошо быть вторым, после короля, самым богатым человеком в стране. Но то что для него было важнее богатства, он имел тоже. А для тех, кто всегда находится в тени, власть значит больше, чем богатство. Пусть люди за глаза называют его «шавкой при палаче», они боятся его, потому что он сильнее короля. Да, он руководит королем. И если король не понимает этого, тем лучше. Очень приятно осознавать, что его государственный ум, его дипломатичность сделали королевство таким, какое оно есть. Король Англии – хороший король. А это зависит от его выбора министров. Нет сомнений, Генрих прекрасный король. Его выбор пал на Томаса Уолси.

И этому государственному мужу было приятно видеть, что король счастлив, что нашел женщину, с которой затеет роман и будет им поглощен. Тогда его толстые, унизанные кольцами пальцы будут ласкать женское тело, а не стремиться схватиться за штурвал управления государством. Король должен развлекаться, король должен веселиться. И не стоит осуждать его за эти дурацкие празднества, которые он устраивает, – такого еще не было в истории. Бекингем попробовал было. Но он дурак. Он должен был вести себя очень осторожно – ведь он близкий родственник короля. Даже если бы он был самым послушным из всех придворных, голова его вряд ли осталась бы на плечах. А Франциску доверять нельзя. Сегодня он заключит договор, а завтра может его нарушить. Но как можно вырвать штурвал государственного корабля из этих пухлых рук, если король решил не отпускать его? Как? С помощью дипломатии, как всегда, думал кардинал. Пусть король развлекается. Хорошо, что он любит женщин. Ему нравилась Элизабет Блант, кардинал это знал. Она сослужила свою службу, но теперь стала надоедать Его Величеству.

Расстались они по-доброму в королевских покоях. Оба улыбались, ибо были довольны жизнью и друг другом.

Королева собиралась почивать. Когда пришел король, она распустила своих фрейлин. Ее все еще красивые золотисто-каштановые волосы свободно падали на плечи. Лицо было бледным, худым и морщинистым, под глазами черные тени.

Король недовольно посмотрел на нее. Вспоминая о Марии Болейн, он подумал, что она выгодно отличается от королевы.

За все годы их семейной жизни он не видел ничего, кроме холодного исполнения супружеского долга, что так характерно для испанок. Она была хорошей женой, так считали все окружающие. Но такой же хорошей женой она была бы и его брату Артуру, если бы тот был жив. Хорошая жена – это еще одно качество, раздражавшее его. Все годы жизни с ней он надеялся, но надежды его не оправдывались. Королева забеременела, слава Богу. Скоро зазвонят все колокола Лондона. А потом… выкидыш за выкидышем. Мертворожденная дочь, сын, проживший всего два месяца, мертворожденный сын, сын, погибший при родах, еще сын, недоношенный. А потом… дочь!

У него возникли опасения. По стране поползли слухи, достигшие ушей короля. Почему у короля не рождается сын? – роптал народ. Страхи короля усилились. Я очень религиозный человек, думал король. Это не моя вина. Шесть раз в неделю я посещаю мессу, а во времена стихийных бедствий, войн или плохого урожая – восемь раз. Я регулярно исповедуюсь в своих грехах. Это не моя вина.

Король был суеверен. Он женился на вдове своего брата. Говорили, что такой брак не принесет счастья. Но он не виноват в этом. Как Бог может не считаться с чаяниями такого верующего человека, как король Генрих VIII! Король стал искать козла отпущения. И потому, что тело королевы потеряло свои формы от бесконечных беременностей, а также потому, что ему через неделю или две осточертели ее испанские повадки и она стала раздражать его, он обвинял во всем королеву. Он с отвращением думал о том, что ночью ему приходится лежать с ней рядом в постели. И когда он молился, чтобы Бог дал им сына, он не забывал напомнить Богу и об этом. При дворе были женщины, которые привлекали его своим очарованием, вызывали в нем желание, но, будучи человеком долга, он спал с королевой, и только когда она была беременна, он искал утешения с другими. Зачем быть добродетельным, если добродетель не приносит счастья. Бог справедлив. Значит, есть какая-то причина, почему он не дарует ему сына. И эта причина в женщине, которой он напрасно отдает свою мужскую силу.

Когда Элизабет Блант родила ему сына, он понял, что причина не в нем. Он был вне себя от радости, когда родился этот мальчик. Это было доказательством его мужественности, его мужской силы. Конечно, во всем виновата Катарина. И с тех пор его нелюбовь к королеве превратилась в ненависть.

Но в этот вечер эта ненависть уступила место удовольствию, которое он получил от встречи с Марией Болейн. Он довольно улыбался, вид у него был отсутствующий. Королева понимала, что он удовлетворил свои сладострастные чувства. Его великолепные одежды были несколько помяты, а на лбу выступили вены.

Он развалился в кресле, расставив ноги, улыбка не сходила с его лица. Он строил планы, частью которых была и Мария Болейн.

Королева решила, что она помолится за него вечером. А пока она, как и кардинал, спрашивала себя: кто теперь?

Король напевал эту песню одной леди из свиты своей жены, которая так его волновала. К сожалению для Франциска, эта леди была так же умна, как и желанна.

– Ну и хитрая же ты, мадемуазель Болейн. Ты прекрасно понимаешь, что недосягаемый плод самый желанный.

– Ваше Величество так хорошо меня знает. Вы просто читаете мои мысли, – ответила ему Анна. – Кем я буду? Любовницей короля. А блеск, окружающий таких женщин, быстро меркнет. Примеров тому вокруг нас много.

– Но это также зависит и от любовницы, не так ли мадемуазель Болейн?

Она пожала плечами. Это она делала более очаровательно, чем все французские леди, так как этот жест был только наполовину французским.

– Не хочу рисковать, – ответила она.

Он засмеялся, стал что-то напевать ей и попросил, чтобы она тоже спела ему. Она с удовольствием согласилась. У нее был хороший голос, она любила, чтобы ею восхищались, и не упускала такой возможности. Дружба с герцогиней Алансонской научила ее высоко ценить себя, и хотя она так же, как и другие девушки, любила амурные приключения и флирт, она знала, когда следует остановиться. Она наслаждалась каждой минутой жизни при французском дворе. Здесь все было так интересно, она никогда не скучала. Легкий флирт, сплетни о дворцовых скандалах, чтения с Маргаритой, знакомство с новой религией, которая начала распространяться в Европе с тех пор, как немецкий монах по имени Мартин Лютер прибил к дверям церкви в Виттенберге дощечку с ее основными постулатами. Да, жизнь была разнообразной, увлекательной, развивающей мозг и тело. Правда, новости из Англии поступали печальные. Страну постигло несчастье после возвращения короля из дворца в Гизнесе. Страна нищала, урожай был очень плохим, на улицах Лондона люди умирали от чумы. Король стал менее популярен после празднеств и показухи, которую устроил и которую народ Англии называл Конкурсом золотой парчи.

В семье тоже дела шли плохо. Дядя Эдмунд стал отцом еще одного ребенка, на этот раз девочки. Назвали ее Катериной. Анне было жаль эту бедную маленькую Катерину, родившуюся в бедности, в развалившемся доме в Ламберте. Мария вышла замуж. Не очень удачно. За какого-то Уильяма Кэри. Анне хотелось, чтобы брак сестры был более удачен. Но и она, и Джордж, еще тогда, в Хивере, знали, что Мария дурочка.

А теперь над Англией нависли тучи войны. К тому же ходили слухи, что Анну хотят выдать замуж с тем, чтобы сгладить разногласия, возникшие между двумя ветвями семьи.

Итак, Анне пришлось покинуть Францию, хотя ей этого очень не хотелось, и она поплыла в Англию. Дома ей сказали, что она стала настоящей француженкой. Вела она себя достойно, была хорошенькой, умной, а одежда ее восхищала всех, кто ее видел.

Ей исполнилось шестнадцать лет.

Дедушка Анны, герцог Норфолк, отсутствовал, когда Анна в сопровождении своей матери, приехала в Норфолкский дом в Ламберте. Герцогиня была ленивой и пустой женщиной, любящей слушать сплетни о похождениях молодых членов ее семьи. Она узнала, что ее внучка Анна вернулась из Франции и что стала еще краше. Поэтому она настояла, чтобы ей был нанесен визит. Она получала огромное наслаждение, сидя в своем имении на берегу реки и беседуя с девушкой, которая, как она теперь убедилась, оказалась довольно интересной личностью. Как она на меня похожа, думала старая леди. В ее возрасте я выглядела именно так. Что ждет Анну Болейн, спрашивала себя герцогиня. Выйти замуж за одного из Уатлеров не такая уж большая честь. Жаль, если этой умненькой девочке придется похоронить себя в глуши этой скучной Ирландии, где постоянно происходят всякие неприятности, а о цивилизации и думать не приходится! Но, и тут герцогиня глубоко вздохнула, что такое женщины, если не ставка в игре мужчин! Они решают с их помощью свои проблемы. Томас Болейн честолюбив, это правда. Но она моя внучка. Ей нужно быть при дворе. И черт с ними, с этими Уатлерами.

Она разглядывала Анну, кормящую павлинов. Как грациозно выглядит ее фигурка, одетая в малиновое и серое. Она так же грациозна, как эти птицы. Она потомок Ховардов, в ней все черты Ховардов! От Болейнов нет ничего.

– Подойди ко мне и сядь, моя дорогая, – позвала она девушку. – Я хочу поговорить с тобой.

Анна подошла и села на деревянную скамью. Перед ней простиралась река. Она рассматривала ее берега, вдоль которых стояли дома из камня, и прекрасные сады спускались к реке. Дома стояли на довольно большом расстоянии от реки, и добраться до них было не так легко. Она рассматривала купола и шпили их башен, как бы пронизывающие голубизну безоблачного неба. Она видела тяжелые арки Лондонского моста и крепостные сооружения Лондонской Тауэр, этой величественной крепости, башни которой напоминали часовых, охраняющих Лондон.

Агнес, герцогиня Норфолкская, заметила, с каким интересом ее внучка рассматривает все это, и похлопала ее по руке.

– Расскажи мне о французском дворе, девочка. Уверяю тебя, здесь ты тоже не будешь скучать.

И Анна стала рассказывать, а герцогиня откинулась на спинку кресла, время от времени позевывая – ей, конечно, было интересно слушать внучку, но она хорошо пообедала, и ее клонило в сон.

– Когда ты уезжала, – заметила она, – твой отец почти ничего из себя не представлял. А теперь он видный джентльмен – казначей двора Его Величества.

– Это приятно, – засмеялась Анна.

– Говорят, – продолжала Агнес, – этот пост стоит тысячу фунтов в год. Кроме того, он еще управляющий Тонбриджа…

Она стала перечислять все его титулы.

Руководитель королевской охоты. Дворцовый констебль. Управляющий Тонбриджа. Управляющий и судебный исполнитель Брэдстеда и смотритель имения в Пеншерсте… А сейчас ходят слухи, что он будет назначен смотрителем парков в Тандерслее, не говоря уже о Эссексе и Уэствуде. Еще ни один человек не получал столько титулов за такой короткий срок!

– Мой отец, – заметила Анна, – очень способный человек.

– И удачливый, – добавила герцогиня.

Неужели она не догадывается, спрашивала себя Агнес, почему на ее отца почести сыпятся одна за другой. А ведь она была при французском дворе!

– Твоему отцу везет с детьми, – добавила она, хитро улыбнувшись.

Девушка удивленно взглянула на свою бабушку. Старуха усмехнулась: она прекрасно делает вид, будто ей ничего не известно!

– Хорошо, если б и другим членам нашей семьи везло так же. – И она посмотрела на дом, стоявший в полумиле от того места, где они сидели, на берегу реки.

– Да, – вздохнула герцогиня. – Человек верой и правдой послужил своей родине… И тем не менее, – она пожала плечами, – дети его еще слишком малы, чтобы сослужить ему службу.

– Я слышала, у него родилась девочка, – сказала Анна. – Они бывают у вас?

– Дорогая моя, лорд Эдмунд боится выйти из дома. Его могут арестовать. Бедняжка, у него очень много долгов, и он горд, как сам Люцифер. Да, у него родился ребенок. Но маленькая Катерина еще слишком мала.

– Бабушка, мне хотелось бы посмотреть на нее. Герцогиня зевнула. Она не любила думать о неприятном. А эта ветвь ее семьи навевала на нее грусть. Другое дело послушать об успехах сэра Томаса и любовных приключениях его легкомысленной дочери. Она кивала, притворно улыбалась, вспоминала свою молодость, сидя в удобном кресле на берегу реки. Однако ей было бы приятно, если бы Эдмунд Ховард увидел эту хорошенькую, красиво одетую девушку. Герцогиня была вредной старухой. У маленьких Ховардов отец герой, но они так бедны. Отец Болейнов прекрасный дипломат, но его предки купцы, и он не так горд, как Ховард. Зато у него хорошенькая дочка. Лорд Эдмунд Ховард и сэр Томас Болейн были очень разными людьми. А для Его Величества, думала герцогиня, хитро улыбаясь и прикрывая рот платком, ржавая сабля значит гораздо меньше, чем хорошенькая, на все готовая девушка.

– Иди в дом и принеси что-нибудь надеть, – сказала она Анне. – Мы навестим их. Мне будет полезно прогуляться. После еды меня теперь клонит ко сну.

– Вы слишком много едите, бабушка.

– Ты еще будешь меня учить, девчонка! Беги, куда я тебя послала.

Анна побежала. Как приятно смотреть на нее, подумала бабушка. А что будет, если король вдруг положит на нее глаз, как ты думаешь, Томас Болейн? Правда, она, как мне кажется, не в его вкусе. Если бы я была мужчиной, я бы выбила из нее это высокомерие, прежде чем лечь с ней в постель. Король не будет церемониться. Если ты окажешься при дворе, Анна Болейн, ты утратишь это твое французское достоинство. Если, конечно, ты рассчитываешь, что добьешься успеха, как и твоя сестра. Но ты не окажешься при дворе. Ты поедешь в Ирландию. Титул и богатство Ормондов должны остаться в семье, иначе этот скупец Томас не успокоится. А за это он готов бросить волкам на съеденье всю семью.

Герцогиня поднялась на ноги, Анна, которая уже вернулась, набросила ей на плечи накидку, и они медленно пошли через сады вдоль берега реки.

Дом Эдмунда Ховарда в Ламберте был очень просторным и холодным, насквозь пронизанным сквозняками. Леди Эдмунд была нежным существом, на которое частые роды и бедность мужа наложили глубокий отпечаток. Они с мужем встретили гостей в холле, очень просторном, обшитом деревом, принесли им вина. Лорд Эдмунд вел себя с достоинством. Анну тронуло его старание не показать свою бедность.

– Моя дорогая Джокоса, – обратилась герцогиня к своей невестке, – я привела к вам свою внучку. Она только что вернулась из Франции, как вы знаете. Расскажи своим дяде и тете о Франции, девочка.

– Не думаю, что дяде Эдмунду будет интересно меня слушать, – заметила Анна.

– Я помню тебя, племянница. Замок Дувр и это бурное море. Думал, что никогда больше не увижу тебя, когда ваш корабль затерялся в волнах. Помню, я сказал тогда Серрею: «Ведь на корабле наша племянница. Она еще совсем ребенок».

Анна потягивала вино, беседуя с дядюшкой о французском дворе, о старом Людовике, о веселом Франциске и Марии Тюдор, которая мечтала стать королевой Франции и герцогиней Саффолк и осуществила обе мечты.

Старая герцогиня нетерпеливо постукивала своей палкой, не желая оставаться один на один с невесткой и беседовать с ней о домашних делах.

– Анна любит детей, – сказала она. – Думаю, она расстроится, если не повидает их.

– Пойдемте в детскую, – пригласила Джокоса. – Хотя сейчас там ужасный беспорядок. Дети любят гостей.

В детской, которая располагалась на верхнем этаже дома, бедность этой ветви семьи Ховардов еще больше бросалась в глаза. Маленькая Катерина была бедно одета. Мэри, еще дитя, была завернута в кусок штопаной материи. За детьми ухаживала старенькая няня, которая, подумала Анна, наверняка работала бесплатно, ибо была предана семье. Лицо ее светилось гордостью за детей. Но визит Анны и ее бабушки не обрадовал няню. Если бы я знала, подумала Анна, я оделась бы скромней.

– Это наше прибавление, мадам, – сказала няня и передала Анне завернутого во фланель ребенка. Лицо младенца, морщинистое и красное, показалось Анне очень некрасивым, но ей было забавно наблюдать, как суетилась вокруг него няня.

Маленькая ручонка поглаживала одежду Анны. Анна оглянулась и увидела хорошенькую маленькую девочку с огромными глазами. Ей, похоже, было не больше года.

– Она теперь у нас не самая младшая, – сказала Джокоса.

– Маленькая Катерина! – воскликнула герцогиня, нагнулась и взяла девочку на руки. – Катерина Ховард, скажи что-нибудь Анне Болейн.

Катерина молчала. Она во все глаза смотрела на эту красивую леди в великолепных одеждах. Драгоценности на ее шее и пальцах слепили Катерину. Она пыталась вырваться из рук герцогини, чтобы поближе подойти к Анне. А Анна, которая очень любила, чтобы ей восхищались, вернула завернутого в одеяло ребенка няне.

– Хочешь, я возьму тебя на руки, кузина Катерина? – спросила она девочку. Катерина улыбнулась.

– Она еще не разговаривает, – сказала герцогиня.

– Боюсь, она развивается медленнее, чем другие дети, – с сожалением заметила ее мать.

– Это верно, – подтвердила герцогиня. – Я помню эту девочку совсем маленькой, – добавила она, показав на Анну. – Никогда не видела такого умного ребенка, если не считать ее брата Джорджа. Вот ее сестра Мария в детстве напоминает мне Катерину.

При упоминании имени Мария Джокоса напряглась, но герцогиня продолжала, оживленно блестя глазами.

– Мария была очаровательным маленьким существом, хотя говорить начала несколько поздно. Она и без слов могла получить то, что ей было нужно. Уверяю вас, она и сейчас умеет это делать!

Анна и Катерина улыбались друг другу.

– Смотрите, ей самой хочется иметь ребенка, – заметила герцогиня. – Ведь так, Анна? Признайся!

– Такого, как этот? Конечно, – Анна улыбнулась. Катерина потянулась ручонками к глазам Анны.

– Ты ей очень нравишься! – заметила Джокоса.

Анна подошла к стулу и села, посадив Катерину к себе на колени, а ее бабушка отвела в сторону Джокосу и стала совещаться с ней о том, кого бы подобрать Анне в женихи, говорила о продвижении по службе сэра Томаса и Джорджа Болейнов, о Марии и короле.

Катерина гладила платье Анны, щупала драгоценности. Она радостно улыбалась.

– Как они хорошо выглядят вместе, – сказала герцогиня. – Я горжусь своими внучками, Анной Болейн и Катериной Ховард. Обе очаровательны.

Катерина схватилась ручкой за усыпанную драгоценностями подвеску, свисавшую со шнура, завязанного на талии Анны. Это была дорогая безделушка.

– Хочешь, я подарю ее тебе, малышка? – спросила Анна и сняла подвеску со шнура. Они могут продать ее, подумала она. Конечно, они получат не так уж и много денег, но все же. Не могу же я открыто предложить свою помощь дяде. Он не примет ее.

Когда они стали прощаться, Катерина заплакала.

– Посмотрите, что у девочки в руке! – воскликнула герцогиня. – Это ведь твоя побрякушка, Анна? Катерина Ховард, ах ты, маленькая воришка!

– Я подарила ей этот брелок, – поспешила объяснить Анна. – Он понравился ей, а у меня есть другой.

Было приятно вернуться в Хивер после такого длительного отсутствия. Какая тишина в Кентском лесу! Как пустынны зеленые поля! Она надеялась увидеть Уайаттов, но их не было в Аллингтонском дворце. Анна вела тихую жизнь – читала, шила, играла на музыкальных инструментах и пела вместе со своей матерью. Ей нравились эти медленно текущие дни и не очень хотелось замуж за молодого человека, которого ей сватали. Она, конечно, согласилась выйти замуж, так как с детства знала, что, когда наступит время, ей выберут жениха. Это все так. Но как приятно проводить время в тишине замка, бродить по его окрестностям, которые она с детства так любила, предаваясь воспоминаниям о проведенном здесь времени.

В Хивер приехала нарядная Мария. По мнению Анны, она была уж слишком нарядна. Мария была весела и не могла усидеть на месте. Смех ее раздавался во всех покоях замка, нарушая его тишину. Мария восхищалась сестрой и, будучи простодушной, открыто выражала свое восхищение.

– Ты будешь иметь при дворе большой успех, сестричка Анна, – говорила она. – Все будут восхищаться тобой. А твои одежды. Я никогда раньше не видела ничего подобного! И ты умеешь их носить!

Они лежали в саду под старой яблоней, Мария – ленивая и пухленькая, аккуратно закрывшая носовым платком свое декольте, чтобы грудь оставалась белой.

– Я иногда вспоминаю, как приходила к тебе в Ардрес. Ты помнишь?

– Да, – ответила Анна, – я очень хорошо помню.

– Ты тогда осуждала меня, верно? Признайся.

– Это было заметно?

– Конечно! Ты смотрела на меня свысока. Теперь, я думаю, ты изменила свое мнение.

– На мой взгляд, ты мало изменилась, Мария.

– Ты, возможно, и осудила бы меня за ту ночь, но не все придерживаются такого мнения. Тем более один человек.

– Все люди разные.

– Одному человеку я очень нравлюсь, и человек этот очень важная персона!

– Кажется, ты хочешь поделиться со мной своими любовными приключениями, – Анна рассмеялась.

– А тебе было бы интересно услышать о них?

– Не очень. Уверена, любовных приключений у тебя хоть отбавляй, и они очень похожи друг на друга.

– Ты так думаешь? А что если я расскажу о твоих мыслях Его Величеству?

– Значит, ты делишься своими девичьими мыслями с королем?

– Время от времени делюсь, сестренка. Когда считаю, что это может позабавить его милость.

– Как позабавить? – спросила Анна, приподнявшись на локте, чтобы лучше рассмотреть сестру.

– Я как раз собиралась рассказать тебе об этом. Ведь я говорила, что есть человек, который не осуждает меня в противоположность тебе. Послушай, сестренка, в ту ночь, когда я возвращалась от тебя во дворец Гизнес, я встретила его. Мы с ним поговорили и поняли, что нравимся друг другу.

Анна сначала покраснела, потом побледнела. Теперь она многое поняла – намеки бабушки, сдержанность Джокосы и возмущение няньки Катерины. Славный герой Флоддена может умирать с голоду, но семья Болейнов обязана процветать, потому что королю нравится одна из дочерей Болейна.

– И как долго это продолжается? – спросила Анна.

– А с тех самых пор. Я все еще нравлюсь ему. Такого мужчины у меня раньше не было. Знаешь, Анна, я могу рассказать тебе…

– Прошу тебя, не нужно.

Мария пожала плечами и стала кататься по траве, как влюбленная кошка.

– А как же Уильям, твой муж?

– Бедный Уильям! Мне так жаль его. Я прекрасно к нему отношусь.

– Понимаю. Этот брак был устроен для того, чтобы Уильям получил место при дворе и ты могла постоянно там находиться, чтобы услаждать короля, когда ему захочется, а муж твой просто прикрытие, чтобы тебя не посчитали распутной девушкой.

Мария чуть не задохнулась от смеха.

– Твой разговор меня забавляет, Анна. Уверяю тебя, я все расскажу королю. Ему будет очень смешно. Надо же! Ведь ты только что приехала из Франции, где все время была при дворе!

– Я начинаю жалеть, что не осталась там. А что отец…

– Он очень всем доволен. Он был бы глупцом, если бы думал иначе. А всем известно, что наш отец не дурак.

– Значит, все эти почести, которые на него сыплются…

– Вызваны тем, что твоя беспутная сестричка нравится королю!

– Меня тошнит от всего этого.

– У тебя слабый животик, сестренка. Но ты еще ребенок, несмотря на то, что выглядишь такой разумной, знаешь свет и очень элегантна и мила. Послушай, Анна, жизнь – это не только тряпки, которые ты на себя надеваешь.

– Да что ты? Мне кажется, для тебя главное не одеваться, а раздеваться!

– Ну и язык у тебя, Анна. В этом я не могу состязаться с тобой. Ты прекрасно преуспеешь при дворе, если отбросишь свое чистоплюйство. Излишняя щепетильность не в чести у короля. Ему достаточно королевы.

– Она знает о вашей связи?

– При дворе невозможно хранить тайны, Анна.

– Бедная женщина!

– Если не я, то другая. Такой уж характер у нашего короля.

– Король просто развратник! – с возмущением заявила Анна.

– Это измена! – с притворным ужасом воскликнула Мария. – Тебе легко говорить. Что до меня, то я никогда бы не смогла отказать такому мужчине.

– Ты бы не смогла отказать никакому мужчине!

– Можешь презирать меня, если хочешь. Но король меня не презирает, а отец очень доволен своей дочерью Марией.

Тайна раскрылась. Теперь Анна поняла косые взгляды слуг, одобрение, светившееся в глазах отца, когда он смотрел на свою старшую дочь. Анне не с кем было поговорить о своих чувствах, пока не приехал Джордж.

Ему было восемнадцать. Он был очень красив, похож на Анну и очень остроумен. Будущий поэт и дипломат. Глаза его светились энтузиазмом. Анна была счастлива, когда он взял ее за руки – она боялась, что могут сказаться долгие годы разлуки и она навсегда потеряет своего брата, которого так обожала в детстве. После нескольких часов, проведенных с ним, страхи улетучились. Он остался прежним Джорджем, а она прежней Анной. Их дружба, она поняла, не ослабла, а, напротив, окрепла. Они были похожи по складу ума, все схватывали на лету, были образованными, любили веселиться, быстро раздражались и не обладали чувством самосохранения. Брат и сестра прекрасно понимали друг друга, и Анна, естественно, открыла Джорджу душу.

Они гуляли с ним по аллеям парка. Анна сказала, что не хочет беседовать с ним в замке, поскольку там их могут подслушать.

– Я узнала о связи Марии с королем, – сказала она.

– Меня это нисколько не удивляет. Тем более об этом известно всем.

– Это поразило меня до глубины души, Джордж.

Он улыбнулся сестре.

– Глупышка.

– Но ведь это наша сестра! Она так опустилась.

– Она бы все равно опустилась. Так что же нам волноваться из-за этого? По крайней мере, то, что с ней произошло, дает нам много преимуществ и еще даст.

– Отец откровенно рад этому, а мама смотрит на все сквозь пальцы.

– Моя дорогая сестренка, тебе еще только шестнадцать.

Да, ты выглядишь светской дамой, но ты еще не выросла. Ты все та же маленькая девочка, которая сидела на подоконнике в Бликлине и мечтала о рыцарских подвигах. Да, жизнь – это не романтическое приключение, и мужчины не всегда бывают благородными рыцарями. Жизнь – это битва или игра, в которой каждый из нас участвует, используя все свои возможности. И не осуждай Марию за то, что она ведет себя не так, как вела бы ты.

– Но она надоест королю.

– Без сомнения.

– И он ее прогонит.

– Мария по природе своей всегда будет счастлива, Анна. Не беспокойся о ней. Она найдет себе других любовников, когда король выгонит ее из своей постели. У нее есть этот бедняжка Уилл Кэри. Три года она была в фаворе, и семья от этого не страдала. Знай, моя дорогая сестренка, что быть любовницей короля – большая честь. Только любовницы бедняков опускаются и считаются распутными женщинами.

Его прекрасное лицо приобрело задумчивое выражение, но не надолго. Почти тотчас же он весело захохотал.

– Джордж, мне это не нравится.

– Что? Тебе не нравится, что наш отец пользуется влиянием в стране? Не нравится, что твой брат продвигается при дворе?

– Мне бы хотелось, чтобы вы добивались всего этого благодаря своим способностям.

– Господь с тобой! Способностями такого не достичь. Не думай об этом. Наше богатство приумножается. Кто знает, что еще даст нам благосклонность короля? И все это благодаря нашей маленькой, пухленькой Марии. Кто бы мог подумать, что такое возможно?

– Мне не нравится все это, – повторила Анна.

Тогда Джордж взял ее руки в свои и прикоснулся к ним губами, пытаясь ее успокоить.

– Не переживай, сестренка.

И она улыбнулась ему, а потом стала смеяться вместе с ним. Мария, которая считалась не слишком умной, принесла семье Болейнов славу и богатство.

Когда Мария и Джордж уехали, наступила почти невыносимая тишина. Анна не могла обсуждать отношения сестры и короля со своей матерью, и ее честной натуре претило все время уводить разговор от этой больной темы. Она обрадовалась, когда отцу потребовалось вернуться ко двору, потому что ее раздражала его самодовольная радость. Отец считал Анну скучной, так как она не могла скрывать свое недовольство и делать вид, что ей очень весело. Его любимицей была Мария. Мария была разумной девушкой. И Анна чувствовала, что отец с нетерпением ждет ее свадьбы с Уатлером. Она проводила время с матерью и часто гуляла по парку и саду.

Сэр Томас вернулся в Хивер очень возбужденным. Король будет проезжать через Кент и, возможно, проведет ночь в Хивере. Сэру Томасу удалось привести в волнение всех домочадцев. Он отправился на кухню и дал распоряжения, потребовал, чтобы в зале для балов в вазы были поставлены свежие цветы, которые следовало менять дважды в день. Он постоянно жаловался на неудобный старый замок и мечтал построить новый, где ему будет удобно принимать короля.

– Не важно, какой у нас дом, – ехидно сказала Анна. – Главное, чтобы Мария не разонравилась королю!

– Ха! Молчунья заговорила! – воскликнул Томас. – Ты хоть понимаешь, какая это великая честь для всех нас?

– Такая уж и великая, – возразила негромко Анна и замолчала, увидев умоляющие глаза матери. Мать не переносила скандалов и боялась их. Анна любила мать, хоть и не одобряла ее отношение к связи Марии с королем, и не стала продолжать этот разговор.

Король не сказал, когда приедет, и сэр Томас волновался и шумел несколько дней, стараясь ни на минуту не покидать дворец из страха, что его не будет на месте, когда приедет Его Королевское Величество.

Однажды в полдень Анна взяла корзину и пошла в сад, чтобы нарезать роз для своей матери. Стояла жара, и девушка была одета в легкое платье своего любимого малинового цвета. Она сняла с головы сетку, придерживающую волосы, и они упали на плечи длинными шелковистыми локонами. В саду Анна села на скамейку и просидела на ней больше часа. Наконец она решила, что пора срезать розы и возвратиться домой. Она стояла у куста с розами, когда услышала шаги.

Повернув голову, Анна увидела человека, который входил в сад через просеку среди хвойных деревьев. Она почувствовала, что краснеет, так как сразу узнала этого человека. Драгоценные камни на его одежде сверкали на солнце, и казалось, что он весь охвачен пламенем. Лицо его было розовым, борода совсем золотой. Было ощущение, будто он заполнил собой весь сад. И она вспомнила о встрече с ним Марии в замке Гизнес. Ее неприязнь к нему вернулась, хотя она и понимала, что было бы глупо ее показывать. Поэтому Анна притворилась, будто не узнала его и продолжала срезать розы.

Генрих был уже почти рядом с ней. Она повернула голову, сделала удивленное лицо и поклонилась ему так, как поклонилась бы любому из друзей своего отца.

– Добрый день, – приветствовала она его.

Король был удивлен ее поведением. Потом усмехнулся. Она не знает, кто я такой! – подумал он, восхищенно разглядывая девушку.

Простое платье было ей к лицу. Оно такое милое и идет ей куда больше тех громоздких нарядов, которые носят его леди при дворе. Ее прекрасные волосы рассыпались по плечам, накрыли их точно черной шелковой пелериной. Он смотрел на Анну и думал о том, что никогда ни одна красавица не вызывала в нем таких волнующих ощущений.

Она отвернулась и срезала розу.

– Отец говорил, что к нам должен заехать король. Полагаю, вы один из джентльменов его свиты?

Генриху всегда нравились маскарады. Он обожал появляться инкогнито на балу или банкете, болтать со своими подданными, а потом в определенный момент делать сенсационное заявление: «Я король!» Что может быть прекраснее такой увлекательной игры в розарии в летний полдень с одной из красивейших его подданных!

Он сделал шаг в ее сторону.

– Если бы я знал, что встречусь с такой красавицей, я поспешил бы прибыть сюда раньше, даже если бы мне пришлось загнать мою лошадь.

– Разве ваша задача заключается не в том, чтобы заботиться об удовольствиях короля?

– О, это да! – Он ударил ладонью по ноге. – Именно это я и должен делать.

Анна, уже достаточно искушенная в кокетстве, теперь обратилась к этому оружию намеренно, стараясь таким образом заглушить свою неприязнь к любовнику ее сестры. Эта неприязнь вот-вот могла вырваться наружу. Пусть он подойдет к ней еще ближе, и тогда она остановит его своим холодным взглядом.

Она срезала розу и протянула ему.

– Возьмите, если хотите.

– С удовольствием, – ответил он. – Буду хранить ее вечно.

– Да что вы? – сказала она презрительно. – Обычная галантность придворного!

– А вы не любите галантных придворных?

Она окинула насмешливым взглядом его крупную, украшенную драгоценностями фигуру.

– Они кажутся мне довольно вульгарными по сравнению с французскими придворными.

– А вы недавно из Франции?

– Совершенно верно. Меня решили выдать замуж за моего кузена.

– Я бы мечтал быть вашим кузеном! Скажите… – Он подошел к ней еще ближе. Какая у нее гладкая кожа, какие шелковистые ресницы! А как гордо она держит голову на своей очаровательной шейке! – А это мое замечание не слишком вульгарно?

О Боже! – Улыбка осветила ее лицо, белые зубки блеснули на солнце. – Как вы не понимаете? В вашем замечании нет ничего неожиданного. Я знала, вы сейчас скажете именно это.

Несмотря на то, что Генрих пребывал в состоянии некоторого замешательства, ему это нравилось. Девушка была веселой и остроумной. Ему это даже очень нравилось. Она действовала на него, как бокал шампанского. Могу поклясться, подумал он, что никогда не видел такой очаровательной куколки! А как она держится! Как будто она королева, а я ее подданный!

Анна сказала:

– Вам не кажется, что сад у нас очень красивый? Я думаю, что это самое прекрасное место в Хивере.

Они обошли сад. Она показала ему цветы, сорвала ветку лаванды, понюхала ее, потом оторвала цветок и растерла в пальцах, распространяя вокруг себя великолепный аромат.

– Вы сказали, что только недавно приехали из Франции, были при дворе. Вам там нравилось? – спросил Генрих.

– Да. Там было хорошо.

– И вам не хотелось возвращаться?

– Пожалуй, нет. Я так долго прожила там, что Франция стала для меня родным домом.

– Мне неприятно это слышать.

Она пожала плечами.

– Говорят, я одновременно француженка и англичанка.

– Французы, – сказал он уверенно, и лицо его вдруг стало почти таким же красным, как и его одежды, – это банда вероломных мошенников.

– Сэр! – воскликнула она возмущенно, подобрала свои юбки и, отойдя от него, села на деревянную скамью у пруда. Она окинула его холодным взглядом, когда он поспешил присоединиться к ней.

– Ну, довольно! – сказал он, полагая, что хватит играть. Он сел рядом с ней, очень близко, и она отодвинулась.

– Вероломные! – медленно произнеся она. – Мошенники! И вы сказали это несмотря на то, что я наполовину француженка и вы об этом знали!

– О! Эти слова не относятся к вам. У вас лицо ангела! Она поднялась на ноги, как бы не доверяя ему, присела на траву у пруда и стала рассматривать свое отражение в воде, – очаровательный Нарцисс в образе женщины, с волосами, спускающимися почти до самой воды.

– Нет! – сказала она властно, когда он попытался встать. – Оставайтесь там, где сидите. Может быть, я еще соизволю поговорить с вами.

Он не узнавал себя. Пошутили – и хватит. Пора объясниться, заставить ее встать на колени и просить прощения. Он тогда поднял бы ее с колен и сказал: «Мы не можем простить проявление неуважения к суверену. Мы требуем в наказание за ваши грехи поцелуя!» Но он не был уверен в себе. В этой девушке было что-то такое, чего он до сих пор никогда не встречал у женщин. Она могла бы отказать ему, королю, в поцелуе. Нет, нет! Будем продолжать эту игру.

Она сказала:

– Французы – интересный народ. Мне везло с ними. Во Франции я сдружилась с герцогиней Алансонской. И я была счастлива иметь такого друга.

– Я слышал о ней разные байки.

– Да, она знаменита. Скажите, вы читали Боккаччо?

Король наклонился к ней. Читал ли он Боккаччо? Да, читал.

И то, что написал этот парень, ему очень понравилось.

– А вы? – спросил он ее.

Она кивнула, и оба улыбнулись, вспоминая об удовольствии, которое получили.

– Мы читали его вместе с герцогиней. Скажите, а какая история понравилась вам больше всего?

И они погрузились в обсуждение современной литературы. Король даже забыл, что он король, и влюбленный король к тому же. Это был грубый, неотесанный и сладострастный мужчина, стремящийся к интеллектуальным занятиям. Обычно сладострастие брало верх. Но в этой девушке была какая-то чистота, которая вызывала в нем уважение, и он восхищался ею, как восхищался бы прекрасной картиной или статуей. Восхищался умом и знаниями Анны, столь редкими для женщин того времени. Литература, музыка и изобразительное искусство могли бы занять в его жизни более заметное место, если бы он не был в юности таким здоровым и крепким физически. Если бы он уделял такое же внимание искусству, какое уделял теннису, рыцарским турнирам, охоте за дичью и женщинами, его ум мог бы так же хорошо развиться, как и его тело. И послужил бы ему лучше, чем мускулы. Но дикий зверь был в нем сильнее. А чувственные желания, сдерживаемые его узкими религиозными взглядами, не способствовали превращению в тонкого ценителя искусства. Сочетание дикого зверя и фанатичного ханжи сформировало его совесть, совесть жестокого изверга. Но это произошло позже. Тогда же изверг в нем только зарождался… Ему было очень приятно беседовать на умные темы с такой хорошенькой девушкой. Она сама была умной девушкой, и Маргарита Алансонская оказала сильное влияние на ее взгляды. Маргарита позволила ей прочесть «Гептамерон», это странное произведение, которое она написала под влиянием Боккаччо.

От литературы она перешла к рассказам о времяпрепровождении французского двора. Она рассказывала о маскарадах, возможно, не таких пышных, какие устраивал он, но более веселых и интересных. При французском дворе царил изящный ум, при дворе английском – яркие краски и драгоценности. Она рассказала о пьесе, которую помогала писать Маргарите, приводила оттуда цитаты, слушая которые, он весело смеялся. Он стал рассказывать ей о том, что сам тоже кое-что пишет, прочел свои стихи. Она слушала, склонив голову набок.

– Последняя строчка, – сказала она, покачав головой, – мне кажется не совсем удачной. Думаю, так было бы лучше…

И действительно, ее вариант оказался лучше! Он внезапно разозлился, потому что при дворе его все убеждали, что никогда не слышали таких прекрасных стихов, какие пишет он. Так как припадки злости были для него привычным делом, он старался показать, даже самому себе, что причиной гнева было не то, что его на самом деле вызвало. Сейчас, думал он, гнев был вызван не этим незначительным замечанием по отношению к его стихотворению, а тем, что эта девушка, едва расставшаяся с детством, так хорошо усвоила зловредные привычки французского двора. Что же касается его самого, он не мог видеть в себе ничего смешного или странного. И не мог понять, что даже в этот момент пытается соблазнить ее, а потом пылал гневом – ведь другие, эти распутники и вольнодумцы с изысканными манерами, присущими только французам, тоже могли этого желать. Такая девушка, думал он, воспитанная при дворе иностранного государства и так умело нанесшая обиду королю Англии своим презрением, должна была сидеть дома, а не ездить во Францию.

И он произнес напыщенно:

– Мне больно при мысли о той опасности, которой вы подвергались, находясь при этом распущенном дворе, возглавляемом монархом, который…

Он замолчал, потому что увидел смуглое и умное лицо и лукавую улыбку на губах, как бы говорившую ему о том, что он ее пленник.

– Король Франции действительно часто влюбляется, но я никогда не стала бы его любовницей! – воскликнула она.

Ему показалось, что эта умная девушка ответила на вопрос, которого он ей еще не задал, и почувствовал, что проиграл свою игру.

– Есть такие, кто не считает позором быть любовницей короля, а полагают, что им оказана большая честь, – резко сказал он.

– Действительно, некоторые слишком дешево себя ценят.

– Дешево? – возмутился он. – О чем вы говорите? Король не скупец. Он хорошо одаривает тех, кто доставляет ему удовольствие.

– Я говорю не о материальных ценностях. Продать свое достоинство и честь за мимолетную славу и богатства – значит продать себя дешево, так как честь и достоинство бесценны. А теперь мне пора идти домой.

Она встала и отбросила назад свои волосы. Он тоже поднялся, чувствуя себя совсем не по-королевски опустошенным.

Они молча покинули сад. Пришло время сказать, кто он такой на самом деле – скрывать уже было невозможно.

– Вы не спросили моего имени, – сказал он.

– А вы – моего.

– Вы дочь сэра Томаса Болейна, я полагаю.

– Как это вы догадались? – Она засмеялась. – Я – Анна Болейн.

– Вы все еще не спрашиваете меня, кто я такой. Вам это неинтересно?

– Я узнаю, кто вы, когда придет время.

– Меня зовут Генрих.

– Хорошее английское имя.

– А больше вы ни о чем не догадались?

Она посмотрела на него невинным взглядом.

– О чем я должна была догадаться?

– Так зовут короля. – Он заметил в ее глазах насмешку и воскликнул: – Боже мой! Вы все это время знали, что я король!

– Как может подданный короля, увидев хотя бы однажды его милость, не узнать его?

Он не знал, что ему делать – рассмеяться или разозлиться. Он старался вспомнить все, что говорил ей и что она говорила ему. Но не мог.

– Дерзкая девчонка! – наконец сказал он.

– Надеюсь, моя дерзость позабавила моего могущественного короля.

Он глянул на нее строго. Ее слова были полны уважения, но манеры, напротив, дерзки.

– Слишком большое количество перца может испортить любое вкусное блюдо.

– А без перца еда бывает пресной, – возразила она ему, опустив глаза. – Я полагала, что его величество, будучи эпикурейцем, предпочитает острые блюда.

Он засмеялся, хотел положить ей на плечо руку, но она, даже не взглянув на него, изящно увернулась и отошла в сторону. Он так и не понял, сделала она это нарочно или случайно.

– Буду рад видеть вас при дворе вместе с сестрой.

Он не знал, что его слова произведут на нее такое впечатление. Щеки Анны стали такими же малиновыми, как и ее платье. Глаза потухли. По поляне навстречу к ним шел ее отец. Она низко поклонилась королю, повернулась и побежала к дому.

– У вас красивая дочь, Томас! – воскликнул король. И Томас, подобострастно улыбаясь, повел Генриха во дворец.

Увидев стол, накрытый в зале для обедов, Томас преисполнился гордости, его глаза заблестели. Стол был уставлен огромными блюдами с кусками говядины, баранины, оленины, зайчатины и сдобренного пряностями мяса павлина. Взор радовало обилие овощей и фруктов, огромных пирогов и разных сладостей. Сэр Томас, всегда заботившийся о своих поварах и кухарках, подумал, что делал это не зря. Король одобрительно кивнул, однако его мысли были заняты другим – он думал о младшей дочери сэра Томаса.

Сели за стол: король – на почетное место, справа от хозяина. Небольшая свита, которую он привез с собой, расселась в зависимости от значимости положения, занимаемого придворными. Король оглядел сидящих за столом, но не увидел лица той, кого хотел увидеть. Сэр Томас, всегда предвосхищавший малейшее желание своего суверена, сразу понял, в чем дело. Он подозвал горничную и шепнул ей на ухо, чтобы она немедленно отправилась к его дочери и попросила ее спуститься к столу. Горничная вернулась расстроенной, сказав, что у дочери сэра Томаса болит голова и что она не может встать с постели и будет лежать весь день. Король, следивший за этой игрой с большим интересом, слышал каждое слово.

– Сейчас же пойди и скажи этой леди, что я требую, чтобы она спустилась к столу! Сию минуту!

– Подождите, – вмешался в разговор король. Голос его был на удивление мягким, что поразило сэра Томаса. – Позвольте мне, мой добрый друг Томас, самому разобраться с этим делом… Подойдите сюда, девушка.

Бедная маленькая горничная испуганно сделала реверанс. Она боялась, что не поймет приказаний короля.

– Передай леди от нашего имени, что мы сожалеем, что у нее болит голова. Скажи ей, что это из-за того, что она долго сидела на солнце. Скажи ей, что мы ее прощаем и желаем скорейшего выздоровления.

Он так и не увидел Анну, – она не вышла из своей комнаты. На следующее утро, покидая Хивер, он оглянулся на окна дворца, гадая, какое же из них ее. Он был уверен, что ни одна девушка, какой бы высокомерной она ни была, как бы ни владела собой, не сможет удержаться и хотя бы украдкой не взглянуть на своего короля. Но он не увидел ее лица ни в одном из окон. Расстроенный и удивленный, король покинул замок Хивер.

Великий кардинал, лорд-канцлер королевства, проезжал через толпу. Впереди и сзади него ехали сопровождавшие его джентльмены, так как этот великий человек никогда не выезжал без сопровождения, ибо старался таким образом произвести впечатление на свой народ. Он сидел на своем муле с достоинством, присущим самому королю. И это несмотря на то, что тело его было слабым, пищеварение плохим, к тому же врачи находили у него еще целый букет болезней. Но ум кардинала был очень острым – это был самый способный, самый глубокомыслящий человек в королевстве. И именно благодаря этому, действуя вначале через короля-отца, а затем в большей степени через его августейшего сына, Томас Уолси смог добиться своего высокого положения. Его успех – и он это знал – зижделся на его понимании характера короля, этого здоровенного животного, и когда Томас Уолси был всего лишь лордом, занимавшимся раздачей королевской милостыни, он использовал это свое понимание и добился больших высот. До него были канцлеры, требовавшие от короля оставить забавы и заняться государственными делами. Томас Уолси был другим. Пусть король забавляется, а заботы возьмет на себя его покорный слуга. Задача короля – наслаждаться, а все эти скучные и утомительные дела будет выполнять его верный и, что самое главное, умный и хитрый Уолси! А король очень любил тех, кто не перечил его воле. Этот король, обладатель большого похотливого тела – вместилища неуемных чувств, мог страстно ненавидеть и так же страстно любить. И он любил Уолси, которому мог со спокойным сердцем поручить важнейшие дела королевства, такие нудные и утомительные для его королевского ума. А Уолси был просто счастлив. Он, такой же высокомерный и властный, как и его господин, имел несчастье быть сыном бедняка из Ипсвича и только благодаря своему уму смог добиться тех почестей, которые ему оказывали. Сын торговца из Ипсвича был лучшим другом английского короля, и вся роскошь и сумасбродства, окружавшие его сейчас, были ему тем более дороги потому, что раньше он страдал от собственного ничтожества. И если теперь он был слишком расточителен, он не судил себя строго – Ипсвич следовало навсегда забыть.

Кардинал ехал, окруженный своими слугами, а народ смотрел на него. Он нюхал апельсин, но на самом деле это был не апельсин, а своего рода амулет, охранявший его от болезней. От апельсина осталась только кожура, внутренности были вынуты, вместо них лежала губка, смоченная уксусом и всякого рода лекарствами, которые должны были предохранить этого великого человека от заразы, коей был пропитан Лондон. Возможно, народ осуждал его, а некоторые смотрели с откровенной ненавистью. Кто он, человек или Бог? – спрашивали люди самих себя и друг друга. Кто такой этот Уолси? Он такой же простолюдин, как ты и я. А какой роскошью окружил себя на деньги трудового народа! Гурман, получивший специальное разрешение Папы не поститься. Говорят, он никогда не прощает тех, кто не проявляет к нему уважения. Говорят, его руки такие же красные, как и его мантия. Бедный Бекингем! Странно, что призрак обезглавленного герцога не преследует своего убийцу!

Если бы Уолси имел возможность поговорить с народом о герцоге Бекингемском, он сказал бы им, что человек, который любой ценой хочет сохранить благосклонность короля, должен иногда погружать свои руки в кровь. Бекингем был дураком. Бекингем оскорбил Уолси, и Уолси обвинил его в колдовстве и предательстве. Но отрубили голову ему не за колдовство и предательство – Бекингем умер потому, что был очень близким родственником короля. Вот тот самый непростительный грех, который он совершил. Он стоял слишком близко к трону. А Тюдоры не так уж долго сидели на троне, чтобы пренебрегать этим. Именно таким образом добывается благосклонность королей – нужно знать их мысли, предвосхищать их желания. Таким образом можно оставаться у власти, прикрываясь троном, видеть все, держать ухо востро, чтобы можно было услышать любое изменение в интонации короля, быть на чеку, чтобы могущественная марионетка не превратилась во властелина.

Уолси прибыл во дворец и ждал выхода короля. Король наконец появился: после своей поездки в Кент он невероятно посвежел. Его глаза заблестели от радости, когда он увидел своего любимого министра.

– Я хочу посоветоваться с Вашим Величеством по двум вопросам, – сказал канцлер-кардинал, поприветствовав короля и сделав ему комплимент по вопросу его внешнего вида.

– О, эти государственные дела! Ну что же, давайте разберемся в этих государственных делах, мой добрый Томас.

Уолси разложил на столе бумаги, и король их подписал. Король слушал его объяснения, хотя чувствовалось, что он не вникает в их суть и думает совсем о другом.

– Вы прекрасный человек, Томас, – произнес король. – И мы вас любим.

– Забота о Вашем Величестве – это самое дорогое, что у меня есть.

Король весело рассмеялся. Но в его голосе слышались язвительные нотки, когда он ответил:

– Король удовлетворен, ибо быть самым дорогим сокровищем из всех, которыми вы обладаете, мой богатый друг, воистину большая честь!

Уолси почувствовал себя не в своей тарелке, пока не увидел выражение лица короля, которое он очень хорошо знал. Глаза Генриха затуманились, жестокий рот стал мягче, и когда он снова заговорил, его голос звучал почти нежно:

– Уолси, я беседовал с молодой женщиной, умной и прекрасной, как ангел. Она достойна королевской короны.

Уолси, будучи человеком осторожным, скрыл улыбку и едва сдержался, чтобы не потереть от удовольствия руки.

– Достаточно уже того, что Ваше Величество сочтет ее достойной своей любви, – прошептал он.

Король погладил свою бороду.

– Нет, Томас. Боюсь, она никогда не снизойдет до этого.

– Сир, великие принцы, когда они хотели стать любовниками, находили средства размягчить сердца любимых, даже если те были тверже стали.

Король меланхолично покачал своей великолепной головой, представив Анну склоненной над прудом, вспомнив, как гордо она держит свою юную головку… «Я никогда не стану любовницей короля!» – так и слышал он ее голос.

– Эта леди расстроила Ваше Величество, – сочувственно произнес Уолси.

– Боюсь, что да.

– Но это ненормально. – Уолси веселился в душе. Больше всего на свете он желал, чтобы король был занят страстной любовной интригой. Ему это было необходимо: в таком случае эти толстые, унизанные драгоценностями пальцы окажутся подальше от французского пирога.

– Ну что вы, мой повелитель, мой дорогой лорд, ваш канцлер запрещает вам печалиться. – Уолси поближе придвинулся к королю. – А разве мы не можем пригласить эту леди ко двору и найти ей место среди свиты королевы?

Король с благодарностью положил руку ему на плечо.

– Если Ваше Величество тихонько шепнет мне на ухо имя этой леди…

– Это дочь Болейна… Анна.

Уолси едва сдержался, чтоб не хмыкнуть. Дочь Болейна! Анна! Надо же! Старшая дочь надоела! Пошла вон! Теперь нужна младшая!

– Король, мой лорд. Она будет при дворе. Я устрою празднество в Хэмптон-Корте. Маскарад! И попрошу моего повелителя оказать мне честь присутствовать на нем. Леди тоже будет приглашена!

Король улыбнулся. Он был очень доволен. Принц, сказал канцлер – а он очень умный и даже мудрый человек, – обладает такой властью, что может растопить даже стальное сердце. Прекрасный человек этот Уолси! Дорогой Томас! Дорогой друг и великолепный политик!

– Мой милый Томас, – сказал король, и на глазах у него появились слезы, – как я люблю вас!

Уолси упал на колени и поцеловал рубин на перстне, надетом на толстый безымянный палец короля. Я действительно люблю его, думал король. Ему не нужно ничего объяснять. Леди будет служить при дворе, но она окажется там не по желанию короля. Именно этого я и хочу. Уолси все понял без слов. И король знал, что Уолси обделает это дельце очень ловко и тактично.

Жизнь при английском дворе была весьма занимательна, и появление такой живой яркой девушки, как Анна Болейн, не могло остаться незамеченным. Леди встретили ее с интересом и некоторой завистью, джентльмены высоко оценили. Жизнь при дворе текла по двум направлениям: с одной стороны это было веселье, исходящее от короля, с другой – благочестие, проповедуемое королевой. Будучи одной из свиты королевы, Анна была ограничена в своих действиях. Но на балах и приемах, где слуги короля и королевы представляли одно целое, она привлекала большое внимание – никто не танцевал так прекрасно, как она. Когда она играла на клавикордах, спинете или флейте, вокруг нее всегда собиралась толпа. А если она пела, то мужчины становились сентиментальны, так как в ее молодом звучном голосе было что-то такое, что вызывало у них на глазах слезы.

Король все время наблюдал за ней, хотя делал вид, что не замечает. Он хотел, чтобы девушка поняла, что он несколько недоволен ее неуважительным поведением в Хивере и все еще помнит ее легкомысленные заявления и осуждает их.

А Анна внутренне смеялась над ним: прекрасно, король любит маскарады, когда сам их устраивает, любит шутки, если шутят не над ним! Интересно, он недоволен, что я служу при дворе королевы? Надеюсь, он не отправит меня обратно в Хивер!

Жизнь ее была очень интересной. Так как она была фрейлиной королевы, ей полагалась своя прислужница и разрешалось иметь собственного спаниеля. Ей нравилась женщина, которая ей прислуживала, и она обожала свою собаку. Они завтракали втроем, запивая мясо с хлебом галлоном эля. Обедали и ужинали вместе с другими женщинами-придворными в большой столовой, и эля и вина было больше чем достаточно. Мясо подавали разнообразное – говядину, баранину, кур, кроликов, павлинов, зайцев, голубей. И лишь в пост подавали только рыбу – лосось или камбалу, соленого угря, мерлана, палтуса, тригла. Но Анна радовалась не обилию пищи – ей было весело в компании. И если в первые дни своего пребывания при дворе она боялась, что ее отошлют домой, то после того, как она увидела Генри, лорда Перси, старшего сына графа Нортамберлендского, она была просто в ужасе, что это может случиться.

Эти двое молодых людей встречались, хотя и не так часто, как им хотелось бы. Анна, прислужившая королеве Катарине, находилась при дворе. Перси же был протеже кардинала. Уолси нравилось, когда в его свите находились молодые люди высокого происхождения, а его влияние было настолько велико, что многие благородные семьи считали за честь служить ему. Молодой Перси постоянно находился при кардинале, сопровождал его, когда тот отправлялся ко двору, и считал для себя великой честью служить человеку, который по происхождению был значительно ниже, чем он сам.

Лорд Перси был красивым юношей с тонкими чертами лица и приятными манерами. Увидев новую фрейлину королевы, он сразу же был очарован ее внешностью и манерами. А Анна, встречаясь с этим юношей, испытывала к нему такую нежность, которой она в себе даже не подозревала. Каждый раз, когда она узнавала, что кардинал должен встретиться с королем, она отправлялась на встречу с этим юношей. И он, прибыв во дворец, тоже жаждал взглянуть на девушку. Он был очень стеснительным молодым человеком, и, как ни странно, Анна тоже испытывала стеснение, когда дело касалось молодого Перси.

Однажды она сидела у окна и смотрела во двор. В это время приехал кардинал со своей свитой. Среди придворных кардинала оказался и лорд Перси. Он поднял глаза и увидел Анну. Между ними было значительное расстояние, это придало ему смелости, и он ей кивнул. Анне показалось, будто он хочет ей сказать, чтобы она оставалась возле окна, и лорд Перси, когда вернется от короля, к ней подойдет. Ему так много нужно ей сказать!

Она ждала, а сердце билось так, что чуть не выпрыгивало из груди. Она ждала, делая вид, что вышивает, а сама дрожала от страха: а вдруг король не примет кардинала, и тогда этот юноша не сможет к ней прийти!

Она увидела, как он бежит через двор, и поняла по его лицу: он тоже боялся, что может с ней не встретиться.

– Я опасался, что вы уйдете, – сказал он, задыхаясь.

– А я, что вы не сможете прийти, – ответила она ему.

– Я всегда ищу вас глазами.

– Я тоже.

Они улыбнулись друг другу. Оба были красивы и счастливы своей молодостью и тем, что нашли друг друга и полюбили.

И Анна вдруг подумала, что если бы он сделал ей предложение, она, которая смеялась над Марией потому, что та вышла замуж за Уилла Кэри, с удовольствием бы его приняла, будь этот юноша хоть шутом кардинала.

– Я не знаю вашего имени, – сказал Перси. – Но такого прекрасного лица, как у вас, я еще никогда не видел.

– Меня зовут Анна Болейн.

– Вы дочь сэра Томаса?

Она кивнула и покраснела, думая, что он тут же вспомнил о Марии и что это могло унизить ее в его глазах. Он же был так влюблен в нее, что считал самим совершенством.

– Я при дворе недавно, – сказала Анна.

– Знаю. Если бы вы были здесь дольше, я бы заметил вас раньше. Я не мог не заметить вас.

– А что скажет кардинал, если увидит вас под моим окном?

– Не знаю и знать не хочу.

– Если вас здесь увидят, могут найтись люди, которые помешают вам прийти сюда снова. Возможно, вас уже сейчас ищут.

Он заволновался. Ему могут помешать с ней встречаться. Он не вынесет этого.

– Я пойду, – сказал он. – А завтра в это время вы будете здесь?

– Обязательно.

– Тогда до завтра, – сказал он и улыбнулся. Она улыбнулась ему в ответ.

Они встретились на следующий день и еще на следующий. Встреч было много. И каждая встреча приносила счастье. Если они виделись, значит, день был прекрасным. Если нет, то – скучным. Она узнала, из какой Перси семьи, но ей было все равно, что за титул у его отца. Правда, его высокое происхождение не вызовет никаких возражений со стороны ее честолюбивого отца, который будет рад породниться с домом Нортамберлендов.

Однажды он пришел к ней радостный и просветленный.

– Кардинал собирается дать бал в своем доме в Хэмптоне. Будут приглашены все придворные леди.

– А вы будете там?

– Буду. И вы тоже, – ответил он.

– Мы будем в масках.

– Я найду вас.

– И тогда?..

Он ответил на ее вопрос красноречивым взглядом.

И Анна стала мечтать о счастье, которое ее ждет, хотя, наблюдая за жизнью окружающих ее людей, она знала, что счастье – очень редкая вещь. Но она найдет свое счастье. Она будет беречь его, чтоб оно длилось вечно.

Анна не могла дождаться дня, когда Томас Уолси будет принимать в своем огромном доме в Хэмптоне на берегу Темзы придворных.

Король волновался. Кардинал думал, что помогает ему, когда по его просьбе Анна заняла при дворе место фрейлины королевы. Но так ли это? Король еще никогда не переживал так из-за женщины. Он должен был видеть ее каждый день. Он не может лишить себя наслаждения видеть это великолепное существо, которому нет равного в мире! Но он не смеет заговорить с ней. Почему? А потому, что, как только девушка появилась в покоях королевы, его старый недруг – совесть, – взялась за него с новой силой.

«Генрих, – говорила ему совесть, – сестра этой девушки, Мария Болейн, много ночей провела в твоей спальне, а ты знаешь указ, изданный Папой. Ты знаешь, что связь с одной сестрой делает тебя родственником другой. Это великий грех!»

«Я прекрасно это понимаю, – оправдывал себя король. – Но ведь мы не женаты…»

Но такие аргументы не могли удовлетворить его совесть. Венчались они или нет – не имело значения. И он прекрасно понимал это.

– Но я никогда не встречал подобной девушки, меня никогда так не притягивала ни одна женщина, я никогда не чувствовал себя таким беспомощным, как в ее присутствии. Если она станет моей любовницей, я откажусь от всех других женщин. И разве Святая Церковь не простит за это мой грех? Разве не лучше, когда у мужчины всего одна любовница, а не целая куча? И королева успокоится. Она не станет возражать против одной любовницы. Она простит меня. Она расстраивается из-за того, что у меня их слишком много.

Он был человеком с предрассудками и в то же время глубоко религиозным. Бог, по его мнению, был таким же королем, как и он сам, но более могущественным, потому что вместо топора владел оружием пострашнее: он мог вершить судьбы людей и мира. Бог, каким представлял его себе король, был мстителен, любил лесть, был страстен в любви, а еще более в гневе. Он был ревнив, подозрителен, запоминал все оскорбления, нанесенные ему, но был бесхитростен, как и король Англии Генрих. И король трепетал перед Богом, как трепетали его подданные перед ним. Отсюда и муки совести, волнения, ревнивая слежка за Анной Болейн и его нежелание, чтобы его чувства к ней стали всеобщим достоянием.

Напрасно он пытался успокоиться, умерить пыл своих чувств. В темноте все женщины одинаковы. Мария очень похожа на свою сестру. Мария полна желаний и охотно идет на все. Есть и другие женщины, которые не станут противиться его любви.

Он пытался успокоить свою совесть.

– Я даже не буду смотреть на эту девушку. Я всегда буду помнить о родственных связях между нами.

Итак, эти дни, которые были для Анны и другого Генри днями счастья, для короля Генриха оказались настоящим чистилищем – совесть и желание рвали его на части.

Платье ее было алого цвета, а жилетка из золотой парчи. Рукава платья – длинные. Теперь они назывались при дворе «рукава а-ля Болейн» и не выдавали ее, так как многие придворные шили себе платья с такими же рукавами. Волосы Анны были спрятаны под золотой шапочкой. Ее можно было узнать только по прекрасным глазам, сверкавшим сквозь прорези в маске.

Лорд Перси отыскал ее без труда – она заранее подробно описала ему свой костюм.

– Я узнал бы вас и без того. Я всегда узнаю вас, в чем бы вы ни были одеты.

– Тогда, сэр, я должна проверить это!

– По реке плыли баржи, и музыканты на них играли великолепную музыку, – сказал он. – Я слушал их и думал, что никогда в жизни не был так счастлив, как теперь.

На его стройной фигуре прекрасно сидел малиновый камзол, расшитый золотом и жемчугом. Анна подумала, что на балу нет другого такого красивого юноши, хотя король в ярко-красном, усыпанном изумрудами камзоле, в шотландской шапке, блестевшей рубинами и бриллиантами, выглядел величественно.

Молодые люди, укрывшись в алькове, взялись за руки, наблюдая за царившим вокруг них весельем.

– Вон идет король!

– Который думает, – смеясь, заметила Анна, – что в маске его никто не узнает!

– Но его никто не захочет разочаровывать. Это испортит ему праздник. Он, кажется, кого-то ищет.

– Свою последнюю любовь, конечно, – презрительно сказала Анна.

Перси закрыл ей рот рукой.

– Вы слишком свободно высказываете свои мысли.

– Да, это всегда было моим недостатком. Но вы ведь тоже не сомневаетесь в том, что я права.

– Как и в том, что у вас нет недостатков! Давайте убежим от этой толпы. Здесь есть комната, где мы сможем побыть одни. Мне нужно вам многое сказать.

– Согласна. Ведите меня в эту комнату. Хотя королева будет меня бранить, если узнает, что одна из ее фрейлин прячется в пустой комнате.

– Можете мне довериться. Я скорее умру, чем позволю вас обидеть.

– Я это знаю. А потому пошли – эта толпа меня утомляет. К тому же мне очень хочется услышать, что вы собираетесь мне сказать.

Они поднялись по лестнице и прошли вдоль коридора. Три ступеньки вели в небольшую комнату, единственное окно которой выходило на реку, блестевшую при свете луны.

Анна подошла к окну и посмотрела на парк и на реку за ним.

– Какая великолепная ночь! – воскликнула она. – Я никогда не видела такой красоты.

Он обнял ее, и они обменялись восхищенными взглядами.

– Анна, сделай так, чтобы эта ночь стала еще прекраснее. Обещай, что выйдешь за меня замуж.

– Я согласна. Если это сделает ночь еще прекрасней.

Он взял ее руки в свои, поднес к губам и поцеловал. Он был слишком молод и слишком нежен, а поэтому пытался сдерживать свою страсть.

– Ты самая красивая леди при дворе, Анна.

– Ты так думаешь, потому что любишь меня.

– Я так думаю, потому что это правда.

– Тогда я счастлива, что ты так считаешь.

– Ты когда-нибудь представляла себе, что может быть такое счастье?

– Да, часто… Но я не думала, что такое может случиться со мной.

– Посмотри на этих людей внизу, Анна. Мне жаль их! Им ничего не известно о счастье! Они не могут быть так счастливы, как мы!

Анна вдруг рассмеялась. Она вспомнила о короле, который ходил по залу, стараясь скрыть, что он король, и разыскивал свою новую любовь. А потом подумала о Марии.

– Моя сестра… – сказала она.

– Твоя сестра? Какое нам до нее дело!

– Никакого! – воскликнула она, взяла его за руку и поцеловала. – Никакого! Не будем думать о ней.

– Не будем, Анна.

– Как я люблю тебя, – сказала Анна. – Подумать только: ведь я могла согласиться с их желанием выдать меня замуж за кузена из Ормонда!

– А меня хотели женить на дочери Шрюсбери!

Она немного испугалась, вспомнив, что Перси наследник графа Нортамберлендского, а это означает, что он должен жениться на девушке из семьи Шрюсбери, а не на Анне Болейн, происхождение которой не слишком знатно.

– О Генри! – воскликнула она. – Они ведь могут женить тебя на леди Марии!

– Они женят меня только на Анне Болейн и больше ни на ком!

Было так легко бросить вызов миру в маленькой, освещенной луной комнате, но они не осмелились оставаться там долго. На церемонии снятия масок должны были присутствовать все приглашенные, чтобы не вызвать гнев короля.

Празднество было несколько омрачено. Кардинал беспокоился, потому что король был явно чем-то недоволен. Маскарад не слишком удался, хотя поначалу казалось, что все идет замечательно, – король не мог найти ту, кого искал.

Маски были сняты, бал закончен, и королевская свита разместилась в двухстах сорока великолепных опочивальнях, которые кардинал приготовил для своих гостей.

По дворцу поползли слухи, вначале непроверенные, а затем уже бесспорные, что Генри, лорд Перси, старший сын и наследник знатного графа Нортамберлендского, так сильно влюбился в прекрасную Анну Болейн, что решил на ней жениться.

Слухи эти достигли ушей короля.

Король побагровел от гнева и послал за тем, к кому он всегда обращался в трудную минуту. Кардинал поспешил явиться, зная, что полагаться на милость короля – все равно что надеяться на спокойную жизнь, находясь рядом с молчащим, но не окончательно потухшим вулканом. И горячая лава королевского гнева обрушилась на кардинала.

– Боже мой! – кричал король. – Что происходит? Я бы сжег этого дурака на костре, если бы он был умнее и старше. Как у него хватает смелости говорить о женитьбе, не посоветовавшись с нами?

– Ваше Величество, боюсь, я не могу понять…

– Молодой Перси! – зарычал Генрих. – Дурак! Самый настоящий идиот! Представляешь, он решил жениться на Анне Болейн!

Кардинал сдержал улыбку. Это просто приступ королевской ревности. С этим я справлюсь, подумал кардинал, сожалея, что его ум и дипломатические способности будут использованы для того, чтобы уладить амурные дела короля, а не дела государственной важности.

– Молодой дерзкий глупец! – стал успокаивать короля кардинал. – Он один из моей свиты, а потому разрешите, Ваше Величество, мне самому все уладить. Я выругаю его. Объясню ему, что он еще слишком молод и не понимает, что своим поведением оскорбил Ваше Величество. Он действительно тупица, если считает, что Нортамберленд может жениться на дочери рыцаря!

Гнев короля поутих, он с благодарностью посмотрел на кардинала. Милый Томас, как хорошо он все устраивает. Действительно, именно это и возмутило его. Совесть его чиста. Нортамберленд не может жениться на дочери обыкновенного рыцаря!

– Это оскорбление нам всем! – уже спокойнее говорил король. – Мы дали наше согласие на его женитьбу на дочери Шрюсбери.

– И это будет прекрасная пара, – нашептывал кардинал.

– Более подходящая невеста, чем Анна Болейн. Мой дорогой Уолси, я ответствен перед семьей Шрюсбери и этой бедной девушкой… Все должно быть в порядке…

– Ваша милость всегда такой совестливый. Ваше Королевское Величество не может отвечать за все глупости, которые совершают ваши подданные.

– Но я отвечаю за них, Томас, отвечаю! Ведь это я виноват в том, что эта девчонка оказалась при дворе.

Уолси возразил:

– Неужели? А мне казалось, что это я разговаривал с Болейном о его дочери.

– Неважно, – сказал король. Лицо его выражало признательность. – Мне думается, именно я упомянул имя этой девушки в разговоре с вами. Но это не имеет значения.

– С Болейном говорил я, ваша милость. Я прекрасно это помню.

Король похлопал кардинала по плечу.

– Я знаю, что в этом деле я могу полностью на вас рассчитывать.

– И Ваше Величество понимает, что я разрешу все наилучшим образом.

– Они оба должны покинуть двор! Я не позволю этим сосункам насмехаться надо мной!

Уолси поклонился.

– А женитьба Перси на этой девчонке Шрюсбери должна состояться как можно скорее, – приказал король.

Уолси спросил, беря на себя большую смелость:

– А девушка, Ваше Величество? Ходят слухи, что она должна была выйти замуж за… Что-то говорили о семье Ормондов. Возможно, ваше величество забыли?

Король нахмурил брови. Его маленькие глазки сузились и почти скрылись за вздутыми щеками. Король нетерпеливо заметил:

– Вопрос этот еще не решен. Мне не нравятся ирландцы. Достаточно удалить девушку от двора.

– Ваше Величество может рассчитывать на меня. Я сделаю все, что пожелает Ваше Величество.

– И вот еще что, Томас. Пусть все думают, что наказание исходит от вас. Я не хотел бы, чтобы эти молодые люди думали, будто они меня интересуют. Они уже сейчас слишком большого мнения о себе.

Уолси ушел, а король продолжал ходить взад-вперед по комнате. Пусть она вернется в Хивер. Ее следует наказать за то, что она влюбилась в этого цыпленка. Интересно, как она ведет себя по отношению к тому, кого любит? Нежна? Трудно себе представить. Страстная? О! Страстная по отношению к этому проклятому мальчишке! Она довольно высокомерно вела себя со своим королем! Если бы она была благосклонна к нему, он отдал бы ей самый дорогой камень со своей короны. Но она вела себя, будто была королевой. И во время их короткой встречи дважды оскорбила его. Пусть же знает, что даже ей это не может пройти безнаказанно!

Итак, ее следует сослать в Хивер, а он приедет туда, может быть… И тогда она забудет о своем высокомерии, а он будет держаться строго. Вначале…

Он развалился в кресле, расставив ноги, положив руки на колени. Он мечтал о примирении, которое произойдет в этом розарии в Хивере.

Гнев его рассеялся.

Немедленно по возвращении домой в Вестминстер Уолси послал за лордом Перси.

Молодой человек тут же явился. В присутствии нескольких своих высокопоставленных слуг кардинал начал распекать его, выражая удивление, как он мог позволить себе такую глупость, как мог подумать, что сможет жениться на этой глупой девчонке, придворной королевы. Неужели он настолько молод и глуп, что не понимает, что после смерти своего отца он унаследует один из высочайших титулов королевства? Как же он может решать, на ком ему жениться, не посоветовавшись с отцом? Неужели Перси думает, что его отец или король согласятся на его брак с этой девчонкой? Более того, продолжал кардинал, все более возбуждаясь и стараясь нагнать страх на юношу, он должен знать, что король с большим трудом нашел жениха для Анны Болейн. И что же? Он намерен оказать неповиновение самому королю?

Лорд Перси не был трусом, но он знал придворные правила достаточно хорошо, чтобы понять Уолси. За неповиновение королю людей сажали в Тауэр, а Перси понимал, что за кардиналом стоит король, что кардинал действует от имени короля. Быть заключенным в Тауэр! Хотя страшный кардинал не произносил этого слова, Перси знал, что в любой момент он может это сказать. Людей отправляли в Тауэр, и больше о них никто ничего не слышал. Ужасные вещи происходили в подвалах этой лондонской тюрьмы – люди попадали туда и исчезали бесследно. А Перси оскорбил короля!

– Сэр, – сказал он, весь дрожа от страха. – Я ничего не знал о желании короля. Я прошу извинить меня. Я уже достаточно взрослый и считал, что могу выбрать себе жену по вкусу. Я не сомневался, что король и мой отец одобрят мой выбор. И хотя она простая фрейлина, а отец ее обыкновенный рыцарь, она все же знатного происхождения. В жилах ее матери течет кровь Норфолков, а отец ее из рода графов Ормондов. Поэтому я прошу вашу милость, чтобы вы от моего имени попросили его милость короля снисходительно отнестись ко мне и одобрить мой выбор.

Кардинал повернулся к присутствовавшим членам своей свиты, показывая им, насколько он удивлен сумасбродным поведением и упорством этого юнца. Он с усталым видом принялся упрекать Перси в том, что тот, зная желание короля, не хочет ему подчиниться.

– Но я уже слишком далеко зашел, – сказал Перси.

– Не думай, будто мы с королем не знаем, что следует предпринять в таком случае! – рявкнул кардинал.

Он отпустил юношу, предупредив, что тот не должен искать встречи с девушкой, иначе король разгневается.

С севера срочно приехал граф и поспешил в дом к кардиналу – ведь сын собирался ослушаться короля. Это был хладнокровный человек, думающий только о своем благополучии. Он внимательно выслушал кардинала, почесал затылок, будто бы уже чувствовал, как острый топор касается его, – головы слетали и не за такие проступки. Лицо его стало решительным, и он пообещал, что все уладит.

Граф встретился с сыном, обругал его за гордость и высокомерие, но особенно за то, что вызвал неудовольствие короля. Он хочет, чтобы отца посадили или даже казнили, а имение отняли! Что хорошего сделал за свою жизнь этот недоумок? Ничего! Только тратит родительские деньги… Он должен вернуться домой и поскорее жениться на леди Марии Тэлбот, которая предназначена ему в жены.

Перси, запуганный отцом, боясь гнева короля и еще больше кардинала и не обладая такой безрассудной смелостью, которая была присуща его любимой, не смог противостоять буре, вызванной его связью с Анной Болейн. Побежденный, с разбитым сердцем, он сдался и уехал с отцом домой.

Однако ему удалось оставить письмо Анне, которое девушке передал ее родственник. В письме он писал ей, чтобы она не забывала своего обещания, что только Бог может заставить ее забыть его.

А кардинал, проходя со своей свитой по дворцовому саду, увидел в окне черноглазую девушку с трагическим выражением на бледном лице.

Да, подумал кардинал, несколько отвлекшись от государственных забот, вот она – причина всех беспокойств!

Черные глаза блеснули ненавистью, встретившись с глазами кардинала, так как люди, слышавшие презрительные замечания Уолси в ее адрес, поспешили сообщить ей об этом. Она обвиняла Уолси и только его за свою разбитую любовь.

Анна вызывающе смотрела на кардинала, а губы ее шевелились, как бы проклиная его.

Кардинал улыбнулся. Она пытается запугать меня? Глупая девчонка! Меня, первого человека в королевстве! Я бы мог наказать ее за это, если бы она не была такой ничтожной!

Проходя в следующий раз по двору, он уже не увидел Анны Болейн. Ее отослали в Хивер.

Дома девушку охватил страшный гнев. Она ждала писем от своего любимого, но писем не было. Он приедет, думала и надеялась она. Они вместе убегут. Он украдет ее. Они оденутся в платья простолюдинов и скроются. Им не страшен гнев кардинала.

Она просыпалась среди ночи от тихого стука в ее окно, выходила во двор, и сердце ее билось так, что казалось, вот-вот разорвется. Она тосковала по своему любимому, вспоминая ту ночь в комнатке, освещенной лунным светом, где они говорили друг другу, что это их самая счастливая ночь, поклялись обязательно пожениться. Она вспоминала, как они жалели тех, кто танцевал внизу, потому что те люди не испытывали таких неземных чувств, которые владели ими.

Она ждала его и готовилась к бегству. Куда они поедут? Да куда угодно! Разве в этом дело? Жизнь их будет прекрасна! Она была отважной девушкой и считала своего возлюбленного таким же.

Но он не приезжал. Она думала и думала о нем. Ей было горько. Она обвиняла во всем этого ужасного кардинала, который разрушил ее счастье. Она все больше и больше ненавидела его. Он назвал ее глупой девчонкой. Анна Болейн – кто она такая? Дочь обыкновенного рыцаря. Она не может выйти замуж за потомка одной из самых знатных семей Англии.

Она покажет этому кардиналу, какая она глупая девчонка! О, этот Томас Уолси отъявленный лицемер, а не слуга Божий! Дом его так же богат, как королевский дворец, а сам он мстителен, как дьявол. Народ ненавидит его!

Когда они с Перси убегут, кардинал узнает, глупая она или нет.

Но ее любимый за ней не приезжал.

– Я не могу жить без него, – восклицала она страстно. – Может быть, он ждет, пока умрет его отец. Говорят, он больной человек. Но я не могу ждать!

Король отправился в Хивер. Сидя в своей комнате, она слышала, какую суматоху вызвал его приезд. Она заперлась у себя и отказалась спуститься вниз. И если Уолси разбил ее счастье, то король, вне сомнения, по настоянию этого злого кардинала, унизил ее, изгнав со двора. Она была несчастлива и не боялась ни гнева отца, ни гнева короля.

Ее мать поднялась к ней и, стоя у запертой двери, умоляла спуститься.

– Король спрашивал о тебе, Анна. Ты должна сейчас же спуститься.

– Ни за что! – крикнула Анна. – Ни за что! Я наказана, ведь так? Если бы он хотел меня видеть, то не выгнал бы меня!

– Я не могу спуститься вниз и сказать, что ты отказываешься подчиниться его воле.

– Мне все равно! – ответила Анна, падая на кровать и забившись в истерике. Она была вне себя от печали, охватившей ее, и не могла себя контролировать.

К двери подошел отец, но его угрозы, как и мольбы матери, ни к чему не привели.

– Ты навлечешь на нас гнев короля. Ты хочешь опозорить нас? Ты уже и так натворила дел.

– Опозорить вас? – закричала она вне себя от гнева. – Если полюбить человека и хотеть выйти за него замуж – это позор, то да, я опозорила вас. А быть любовницей короля – это большая честь! И вы теперь в большой чести! Я не послушалась мамы и не послушаюсь тебя!

– Король требует, чтобы ты спустилась к нему!

– Делайте что хотите, – упрямо стояла она на своем. – И он может делать все, что хочет. Мне все равно… теперь. – И она снова разрыдалась.

Сэр Томас, всегда остававшийся дипломатом, касалось это семейных дел или международных вопросов, объяснил королю, что дочь его очень больна, и король, поражаясь своим нежным чувствам к этой упрямой девушке, ответил:

– Не беспокойте ее.

Король покинул Хивер, и Анна вернулась к прежней жизни, полной ожиданий, переживаний, надежд и страха.

Однажды в начале зимы, в холодный ветреный день, когда последние листья опали с деревьев в парке, сэр Томас привез домой новость.

Он спокойно посмотрел на Анну и сказал:

– Лорд Перси женился на леди Марии Тэлбот. Вот и кончилась твоя любовь.

Она ушла в свою комнату и оставалась там весь день. Она ничего не ела, не спала, ни с кем не разговаривала. На следующий день она все время рыдала, проклиная кардинала, а вместе с ним и своего любимого.

– Со мной они могли бы сделать все, что угодно, но я бы ни за что не сдалась, – твердила она.

Наступили скучные дни. Она побледнела, она не находила себе места. Мать боялась за ее жизнь и поделилась своими опасениями с мужем.

Сэр Томас как-то намекнул, что если она пожелает вернуться ко двору, ей не будут препятствовать.

– Ну уж этого-то я ни за что не сделаю! – воскликнула Анна.

Она была так больна, что родители не стали с ней спорить.

И тут она вспомнила, как счастлива была при французском дворе, и решила, что единственный способ, который поможет ей вырвать из сердца эту боль, это покинуть Англию. Она подумала о женщине, которой всегда восхищалась, об умной блестящей герцогине Алансонской. Только она могла бы вернуть ее к жизни.

Она испытала любовь, и эта любовь принесла ей одну горечь. Больше любить она не хотела.

– Маргарита помогла бы мне забыть все мои несчастья, – говорила Анна.

Беспокоясь о здоровье дочери, сэр Томас не стал чинить препятствий. И вот Анна снова покинула Хивер и отправилась служить при французском дворе.