"Филипп Кузен. Последний сеанс (Журнал "Вокруг света")" - читать интересную книгу автора

"Челюсти" (челюсти не миновали его, разрезав надвое в бархатном полумраке
"Селекта").
В четверг вечером давали "Клют" с Джейн Фонда. Ахмед Раши, культурный
атташе посольства в Бонне, упал, не покидая кресла, с двухсотметровой
высоты и лежал, усыпанный осколками оконного стекла. После сеанса зал
походил на фарфоровую лавку, которую посетил слон. В пятницу цена за место
в "Селекте" подскочила до 2000 франков, а Матюрен Морс покрыл кресла
моющимся пластиком, гарантируя гигиену и облегчая труд уборщиц. И как раз
вовремя, поскольку Эме Кракос подорвался на мине, как Морис Биро в "Такси
в Тобрук" - бархат кресел не испачкался.
Эме Кракос мог позволить себе дорогую смерть. Как и Силом Разхе,
импортер бамбуковых игрушек, расстрелянный из автомата, подобно герою
"Мостов у Токо-Ри". Утром того же дня "Юманите" опубликовала злую статью,
перепечатанную в полдень всей левой прессой: по какому праву пролетариат
лишили права на страх в "Селекте"? Неужели смерть-как-в-кино - удел лишь
богачей? Под палочкой умелого дирижера и при поддержке крупных
кинематографических трестов, которым подчинялись прокатчики и пресса,
разгорелся скандал, поднялась волна негодования: последовал запрос в
парламент, началась закулисная борьба влиятельных сенаторов, были задушены
в колыбели инициативы комиссара полиции Уя, следственного судьи и службы
контрразведки. Матюрен Морс собирал синие повестки, письма с
оскорблениями, которые даже не вскрывал, вызовы в мэрию и складывал все
это в гильзу от снаряда, которая досталась ему от деда и служила
подставкой для зонтиков.
Каждый вечер он выходил из квартиры, спускался в лифте в гараж и, сев в
старый проржавевший "фиат", катил в пригород. Он был счастлив. Его сердце
радостно билось при мысли о тех неприятностях, что он доставил людишкам.
Матюрен открывал кассу в восемь часов, за десять минут продавал сто
билетов, затем запирал двери с круглыми стеклами и шел в кинобудку. Бобины
с вечерним фильмом уже лежали наверху. Неловкими движениями он ставил
первую бобину на блестящую ось, вытягивал дьявольский серпантин, в котором
пряталась смерть, цеплял его за зубцы привода и опускал рукоятки. Ровно в
21:00 голубоватый луч пронизывал черную сердцевину задымленного зала,
исторгая из уст зрителей стон ужаса.
Прошедшая в июне серия фильмов о Дракуле погубила восемь человек!
Мишеля Лансье, Франсуазу Ледюк, Ливоса Ваала, Гортензию Кразюки, Бернара
Нуара, Роже-Луи Андревона, Филиппа Лузена и Д.-Т.Шолстица. Улыбка Матюрена
превратилась в оскал, когда от чехла отклеивали самого известного из
критиканов - Луи Миньона Халиби: он умер смертью одного из преследователей
Дэвида Каррадина из "Змеиного яйца" Бергмана. Словно по сигналу появились
злые критические статьи сначала в одном, а затем в другом еженедельнике,
где печатались кинопрограммы.
Совершенно малозначительной сочли смерть Анжила Мезакона во время
просмотра "Дай мне убежище", поскольку даже интеллигенция не признала эту
ленту достойной внимания. Теодор Батик, дворник-сенегалец, умер в
атмосфере полного равнодушия, но ужасная гибель Паулы Негро произвела
эффект электрошока.
Эта кинозвездочка-метиска, едва умевшая связать два слова и испытавшая
массу унижений, за один вечер могла стать надеждой и опорой французского
кино, если бы ее буквально чайной ложечкой не собрали с пола под креслами.