"Родриго Кортес. Часовщик " - читать интересную книгу автораповерил в конец мучений...
Позже Томазо подмечал эту закономерность почти в каждом предприятии: стоит внушить противнику, что все кончилось, как он тут же раскисает и подставляет самое уязвимое место. Он отточил этот обманный прием до совершенства. - Австриец сначала надавил, а потом отпустил, - проронил он. - Но ведь и я еще на что-то гожусь... Гаспар, все еще не веря тому, что слышит, покачал головой: - Боже, ты его обуздал! Господи Боже... Брат Агостино был не из тех, кто остается без дела. Показав председателю суда, кто есть кто, он тут же настрочил и отправил с гонцом жалобу в Сарагосу, а сам занялся подготовкой документов о беатификации будущего блаженного католической церкви, зверски убиенного еретиком отрока Марко Саласара. Но Совет мастеров категорически отказался не только признать Марко блаженным, но даже разговаривать о нем. - Гнида он, этот ваш Марко! - в сердцах бросали ремесленники. - Доносчик и мерзавец! Комиссар Трибунала тщательно переписал имена всех, кто ему отказал, зашел в храм Пресвятой Девы Арагонской и принялся уговаривать наиболее активно посещающих церковь старушек. Но и те, едва услышав имя подмастерья, лишь качали седыми головами. - Марко был нехороший мальчик... прости мне, Господи, о мертвых плохо не говорят... Брат Агостино и здесь переписал имена отказавших и отправился на кладбище. - Нет такого места, - сурово отозвались могильщики. Брат Агостино сокрушенно покачал головой. Безбожный город отказал отроку даже в погребении. Что ж, такое случалось и прежде с наиболее выдающимися святыми и мучениками. И тогда Комиссар Трибунала пришел к недоучившемуся студенту Амиру аль-Мехмеду - узнать, каковы были последние слова блаженного. - Марко? - прищурился тщательно вытирающий мокрые руки Амир. - Жив, уже начал есть, думаю, через неделю встанет на ноги... - Что за чушь? - оторопел брат Агостино. Живой, а потому непригодный к беатификации, Марко просто не помещался в его сознании. - Хотите поговорить с ним? - улыбнулся Амир и ткнул рукой в сторону обмазанного глиной низенького строения. - Он здесь, в нашем сарае... Комиссар Трибунала бросился к сараю, пригнулся, протиснулся, проморгался, привыкая к темноте, и выдал такую серию богохульств, какой не грешил еще со студенческой скамьи. Этот сукин сын и впрямь был жив. На подходе к Сарагосе войск стало намного больше. Опаздывающие отряды торопились, обгоняли друг друга и очень мешали Бруно думать. А подумать было над чем. Олаф всегда был хорошим механиком, а потому и сумел донести до приемного сына истину о первородном грехе. Ибо допустил его не Адам с его умом только что отлитой шестеренки, а Господь, когда сделал то, чего на этапе доводки не позволил бы себе ни один уважающий себя часовщик, - пустил |
|
|