"БИТВА ЗА ХАОС" - читать интересную книгу автора (de Budyon Michael A.)

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ ПРЕОДОЛЕНИЕ НЕДОЧЕЛОВЕКА

Археологическая находка будущего — Доминирование на всех уровнях — Сущность конкуренции — Переупорядочивание природы — Самооптимизация природы — Селекция — Селекция и породы — Сущность недочеловека — Два суператтрактора — Здоровый организм — Программы и стратегии — Сатана и сатанисты — Бестиальный грех — Чистые народы и уровень жизни — Дегенерация как привязка к расовому загрязнению — Естественное состояние арийца — Фабрика богов — Ницше и интеллектуал-социализм — Смена поколений — Накопление энтропии — Старение — Увеличение избыточности — Погоня за бессмертием

Представим себе ситуацию. Нашу планету постигает глобальная катастрофа. Выжить удается только нескольким тысячам белых интеллектуалов в пещерах на юге Новой Зеландии и незначительным остаткам флоры и фауны. Они сохраняют часть знаний частично передавая их потомкам. Но ненужные знания имеют свойство теряться. Остается только то, что нужно. В течение тысяч лет люди размножаются, постепенно заселяя вместе с флорой и фауной материки и острова. О нашей цивилизации у них сохранились самые смутные сведения, в основном сводящиеся к тому, что мы были и были не глупее их. И вот однажды, занимаясь археологическими раскопками на территории нынешнего Казахстана, они обнаруживают совершенно необъяснимую картину. Остатки первобытных юрт и следы самого примитивного уклада жизни соседствуют с сохранившимися деталями космических кораблей, ракетоносителей, стартовыми площадками и ядерными полигонами. Ученые не могут понять, как племена не умевшие читать и писать, разводившие огонь ударом камня о камень, могли построить такое? Причем без всяких следов наличия промышленности! Выдвигаются разные версии, но все склоняются к тому, что ракеты, и ядерные полигоны, оставили посещавшие нашу планету инопланетяне, в то время как ее саму населяли полупервобытные племена скотоводов. Скорее всего, эти инопланетяне и двигали ту погибшую цивилизацию, а может именно они и организовали глобальную катастрофу, возможно вследствие бунта первобытных племен.[194]

1.

Итак, картина вырисовывается весьма и весьма интересная. Мы уже говорили, что вся биология и человек, как ее конечный продукт, фрактальны. Элементарным структурным звеном или фракталом нулевого порядка здесь выступает обычная клетка. Она, как элементарная ячейка жизни, подчиняется всем дарвиновским законам, причем из-за относительной «простоты конструкции», они заметны в куда большей степени, чем, например, при изучении человека, где этих клеток сотни и сотни миллиардов и где вместе с законами Дарвина действуют законы Ламарка, а они более справедливы для сложных систем. Здесь как в ядерной физике, в качестве модели часто выбирают атом водорода, как самый простейший, но одновременно и такой, на котором можно проверить все постулаты квантовой механики.

Даже в программу отдельной клетки заложено доминирование одних организмов над другими, проще говоря — пожирание одних клеток другими. Это — конкуренция в самом примитивном виде, но одновременно она — защитная реакция, ибо количество питательных веществ в единице объема всегда конечно.[195] Говоря проще — на всех не хватит, хватит только на тех, кто преодолеет некий барьер. Так, еще на заре эволюции начали образовываться пищевые цепочки. Первые (растительные) клетки производили органические вещества из неорганических, потом возникли такие, что начали пожирать чисто органическое сырье, дав начало животному миру. Чем должен был завершиться этот процесс? Из анализа формулы Больцмана ясно, что вероятность встретить в природе тот или иной организм, обратно пропорциональна его уровню сложности. Т. е. на Земле больше всего одноклеточных, а меньше всего — крупных млекопитающих: китов, слонов, тигров, бизонов, жирафов. Крупные, как правило, пожирают мелких, во всяком случае, тех, кто пожирает, всегда меньше тех, кого пожирают, что тоже понятно — в другом случае еды бы просто на всех не хватило.

Так было до появления человека который получил возможность управлять природой исходя из собственных интересов. Человеку нужна была шерсть для одежды и он разводил овец, количество которых неуклонно росло. Овец пожирали хищники, которые человеку не были нужны ни в каком качестве, ибо он сам хищник, а потому хищников-конкурентов уничтожали. Человеку нужны были коровы дающие мясо и молоко, нужны были лошади как главный источник механической энергии и их поголовье тоже увеличивали. Но для них (как и для овец) требовались обширные пастбища, вот почему оттуда изгонялись все «пищевые конкуренты». Увеличивающейся популяции людей требовалось не только много мяса, молока и шерсти, но и хлеб, вот почему началась вырубка лесов (это еще и строительный материал), корчевка пней и последующая их распашка. Обитатели бывших лесов, как нетрудно догадаться, прекращали свое существование. Человек, таким образом, в полном соответствии с выводами Дарвина, Больцмана и прочих противников «всепожирающей энтропии» переупорядочивал природу согласно своим программам и теперь уже формула Больцмана для приведенного нами случая, конечно же не действует. Но законы сохранения действуют всегда и на всех уровнях, потому увеличение числа людей подразумевало адекватное уменьшение числа тех, кто прямо или косвенно являлся их пищевыми конкурентами. Это — часть победы человека над динамическим хаосом природы, пусть и упорядоченном на элементарном уровне. Людей — шесть с половиной миллиардов, коров — сотни миллионов, овец и свиней — примерно столько же. Хищников, во всяком случае на арийских землях, мизер, и реально встретить их можно только в зоопарке или цирке.

Можно ли считать такую ситуацию нормальной и естественной? В отношении хищников — безусловно да. Они наши главные конкуренты, они представляют опасность и их численность должна быть оптимизирована до приемлемых (читай — минимальных) значений, при безусловном их сохранении как видов. Вдруг они нам потом понадобятся? Относительно прирученных животных, мы можем вспомнить ставшее крылатым выражение французского летчика Антуана де Сент-Экзюпери «мы в ответе за тех, кого приручили». Представьте себе, что люди куда-то внезапно исчезли. Мгновенно. Что произойдет с хищниками? Ничего. Если они при людях умудряются прокормиться, то уж без людей они это сделают элементарно. Относительно домашних зверей такого не скажешь! На птицефермах, оставшись без питания, вымрут миллиарды кур, уток, гусей и индюшек. Несколько дольше (за счет большей массы) протянет средний и крупный рогатый скот выращиваемый в закрытых условиях. Но его финал тоже предопределен.[196] Тот, что останется на открытых пастбищах выживет, но станет легкой добычей осмелевших и размножившихся хищников. Одним словом, без упорядочивающего человеческого фактора, природа быстро, максимально быстро насколько возможно, оптимизирует распределение животного мир к больцмановской формуле, к соотношению к которому стремятся процессы пущенные на самотек, к максимуму энтропии. Но ту же схему можно привести и на более простом человеческом примере, показывая, куда скатится т. н. «человек разумный» в случае деградации статуса единственного его законного представителя — белой расы.

2.

Такой расклад, не должен наталкивать на неправильный вывод, дескать, белый человек — ошибка природы, а именно к нему прямо или косвенно подталкивают все без исключения упадочные доктрины. Да, человек неадекватен времени, он — промежуточная стадия и его задача не только оптимизировать окружающий мир, но и самому оптимизироваться в этом мире. Он — переходный этап, потому срок его «жизни» ограничен. Оптимизация подразумевает две вещи — повышение внутренней организации и ликвидацию избыточного элемента, кстати, именно по этой методике люди действовали подчиняя животный мир. Мы любим курятину? Ну так давайте разведем миллиарды кур. Нам мешают грызуны, жрущие наши зерновые культуры? Мы их истребим. Волки и лисы лазят в наши овчарни? Мы их тоже истребим. Один раз и навсегда. Сами они не зародятся. И никто им не поможет. Никто за них не заступится. Не стоит, однако, понимать оптимизацию животного мира исключительно в потребительском контексте. Мы разводим породистых животных — кошек, собак, лошадей. Мы выводим декоративные цветы, чтобы дарить их любимым. Но что такое «порода» в абстрагированном от человека природном понимании? Это — закрепленное уродство. Ни одна из пород нежизнеспособна в реальных условиях. Породы будут существовать до тех пор, пока они будут интересны человеку, пока он будет осуществлять их поддержание на должных стандартах путем непрерывной селекции. Если нет, то они исчезнут за несколько поколений. Без следа. Таким образом, и породы, в общем-то, не ошибка природы, а сознательно произведенная нами селекция по нужным нам параметрам — рабочим или эстетическим. Селекция — это акт упорядочивания. Сама природа никогда не выдала бы ничего подобного, поэтому сознательная селекция на тот или иной параметр, а это и есть выведение породы, — тоже функция человека, ставшего теперь ответственным за установленный неустойчивый, но удобный ему порядок.[197]

Можно предположить, что ошибка природы — недочеловек, но и у него есть свой смысл, он — поле для экспериментов человека, а путь к сверхчеловечеству лежит через преодоление недочеловека в глобальном масштабе. Он — объект, на который человек ни в коем случае не должен походить. Скажем больше, он — один из указателей направления движения к сверхчеловечеству и направление это — прямо противоположное тому, к какому движется недочеловек, ибо так или иначе все сводится к двум «суператтракторам» — жизни и смерти и именно смерть есть конечный аттрактор недочеловечества как явления. Недочеловек — такая же «ошибка» как и вирусы нас непрерывно атакующие. Вы думаете вирусы возникли просто так? Но просто так ничего не возникает, тем более в живом мире. Здоровому организму они неопасны, но чтоб организм стал здоровым, необходимо две вещи: наработка иммунитета и его поддержание. Первое во многом зависит от наших предков, второе — исключительно от нас самих. С другой стороны, здоровый организм — отнюдь не тот, где все органы работают идеально, скажем больше, если бы чей-то организм так заработал, то его постигла бы быстрая смерть, ибо в сверхсложных развивающихся системах невозможно предусмотреть все возмущающие воздействия в принципе могущие произойти. Возьмем простой пример. Вас ударили в печень или вы перепили американской химической воды. Вашей печени ее формула неизвестна и удар не является предусмотренным вторжением, печень просто не знает как реагировать, а если какая то программа не знает как реагировать, она отключается или «зависает». Что будет с вашей кровью, если «зависнет» печень? А что будет с вашим организмом, если по нему начнет циркулировать грязная кровь? Поэтому организмы даже на уровне клеток развиваются не только по программам. Программа реализуется в каждый отдельно взятый минимальный промежуток времени, но на более широком промежутке уже действует стратегия, а стратегия всегда подразумевает большую, нежели программа, степень свободы, стратегия всегда предполагает риск. Но и эволюция реализуется не только программно, но и стратегически. Мы в шестой главе говорили, что нельзя предусмотреть абсолютно все воздействия, проще говоря, нельзя написать программу. Всегда будет неопределенность. А неопределенность — это поле деятельности сатаны. Да, Бог не играет в кости, здесь Эйнштейн был прав. В кости играет сатана. И с белым человеком он сыграл и играет по полной программе. Многим эта игра нравится, они готовы принять в ней участие, пусть и в качестве звеньев имеющих самый незначительный статистический вес. Такие люди называются сатанистами. Они выбрали этот путь добровольно и, перейдя некую грань, отдают себе отчет в том, что возврата назад нет. Бывших сатанистов не бывает, как и не бывает бывших святых. Уже на раннем этапе эволюции арийца, его информационное наполнение было нарушено имевшими место сексуальными контактами с представителями небелых рас и животного мира, что неизбежно влекло не только чисто биологическое загрязнение крови, но и проникновение в арийский социум ублюдочных схем мышления и моделей поведения. Вот какими последствиями оборачивался бестиальный первогрех. С одной стороны, ариец был генератором всех позитивных процессов на Земле, с другой — сам приобрел изъяны, которые рано или поздно давали о себе знать серьезными последствиями. Серьезными для арийской расы. Мы даже не будем говорить о древнем межрасовом противостоянии эпохи мегалитов, возьмем времена более близкие. Где была самая жестокая феодально-клерикальная тирания в средние века? Ответ очевиден: в Испании. Но ведь именно эта страна подвергалась наиболее массированной атаке арабов. Не намного лучше обстояло дело и на юге Франции и в южной Италии, правда, там арабы были недолго. А посмотрите на древнюю языческую или, в общем случае, домонгольскую Русь и сравните ее с темным полуазиатским монстром предстающим нашему взору в эпоху первых постмонгольских князей вроде Ивана III или Василия III. Можно сказать больше — самые отсталые страны Европы, это те, где наиболее низкая расовая чистота населения, те, где население в наибольшей степени загрязнено. В Америке картина та же самая. Впрочем, не стоит обольщаться и таким относительно чистым странам как Польша или Германия. Они-то тоже подвергались нашествиям, хотя и кратковременным. Польша — монгольскому, германия — гуннскому. Да и в советской армии образца 1945 года монголоиды составляли немалый процент, во всяком случае, по воспоминаниям самих немцев, а их, за 12 лет национал-социализма с расовой теорией немного познакомили. Можно не сомневаться, что и в крови этих народов есть азиатский яд. И может быть англичане, а затем и их незаконнорожденные дети — американцы, захватили весь мир именно потому, что были самыми расово чистыми и свободными от всяких азиатских и африканских примесей в максимальной степени. Можно сказать проще: все хорошее у арийцев от арийцев, все плохое — от неарийцев. Самое незначительное изменение начальных условий может привести к принципиально иным последствиям в будущем. В биологии этот принцип полностью выдерживается, причем не только в контексте расового смешения, но и вообще любого действия ведущего к дегенерации. Ломброзо приводит примеры «ужасающих последствий к которым ведет алкоголизм» и в конце заключает, что даже один не к месту выпитый стакан вина может привести к полной деградации всех последующих поколений. А ведь стакан вина — это всего лишь 10–15 грамм спирта. И целые поколения кретинов, шизоманьяков и прочих дегенератов разных степеней. Вот вам и «чувствительность к начальным условиям». Впрочем, и алкоголизм часто оказывается привязанным к расовому загрязнению. Посмотрите на типовой образ алкоголика на Украине или в России — странах, долгое время пребывавших под азиатским игом. Разве в чертах их пусть и арийских лиц не начинает проявляться нечто азиатское? Или взгляните на типовой облик бомжа, ставшего таковым не в результате личных потрясений, но вследствие общей деградации. У них сужаются глаза, опухает лицо, появляется горбатость, т. е. черты характерные для монголоидных племен. Вот вам и первая ступень на пути возврата в животный мир. А причина — утрата внутренней самоорганизации. В организме просто так ничего не появляется, с этим согласятся и дарвинисты и ламаркисты. Объяснять массовый алкоголизм или наркоманию пресловутыми «социальными факторами» — смешно. И то и другое инвариантно к «факторам» и затрагивает все общественные слои, причем трудно сказать какой больше, а какой меньше. Другое дело, что богатые могут позволить себе более качественную выпивку и наркоту, нежели бедные. Да и откачивать богатого наркомана будут с большим энтузиазмом, чем бедного, потому и шансов на выживание и продолжение рода у него больше. Вот вам и искусственный отбор. До сих пор не разработана теория фрактальности человеческого лица и вообще тела, это как-то странно, несмотря на прогресс вычислительной техники, но можно быть уверенным, что в случае создания таковой, можно будет путем компьютерной обработки объемного снимка определять реальную степень расового смешения, а следовательно, склонности индивида к совершению преступлений или к другим формам дегенерации. То, что раньше пытались делать френологи, будет переведено на научную основу, станет точной наукой. То, от чего отказался Ломброзо, будет внедрено вновь, но уже на основе солидной научной базы.[198]

Впрочем, отчаиваться не стоит, хотя бы потому, что мы можем все это осознать, а наличие интеллекта и стремления к организации неизбежно даст возможность провести очистительную селекцию по нужным параметрам. И пусть мы и не знаем будущего, мы сможем гарантированно обеспечить эволюционный рост если каждое новое поколение будет чище предыдущего. Рост — это следствие самого факта существования арийской расы, а его темп определяется качеством этой расы, т. е. степенью её чистоты. Расовая чистота, в свою очередь, тоже системна, как и вообще все понятия при переходе на статистический уровень. Один человек, пусть даже обладающий 100 % расовой чистотой может жить в окружении дегенератов, обрастать соответствующими связями, что приведет к фатальным последствиям. Мы знаем как отдельные арийские культурные герои приходили в Египет и Шумер, в Хараппу и на полуостров Декан, к ацтекам и неграм, приручали местных темных дикарей, отучали их есть друг друга, отучали пытаться оживлять трупы, устанавливали элементарный порядок отношений с Богом, одним словом, за короткий период повышали их уровень так, как они сами бы никогда его не повысили. И чем все закончилось? Тем, чем и должно было закончиться: арийцы начинали вступать в сексуальные связи с туземцами и основанные ими иерархические цивилизованные общества превращались в безумные и страшные деспотии.[199] Осуждать наших предков не стоит, они всего лишь были людьми в нашем обычном понимании, в чем-то превосходившие нас, но в чем-то и уступавшие. Они не были сверхлюдьми, ни биологически, ни на уровне ощущений. Они понимали, что стоят бесконечно выше туземцев, но не видели никакой биологической опасности могущей от них исходить, так как были сильнее. Вот и допустили бестиальный грех. Они жили великим прошлым, но про будущее не знали ничего. Когда их деградировавшие потомки поняли, насколько они проигрывают своим более расово-чистым предкам, они ввели строжайшие законы относительно сексуальной стороны жизни вообще, и создали сложную кастовую систему в частности. Но это их не спасло. Процесс пошел и на определенном этапе стал необратим. И если расово чистые не устояли, то могли ли устоять гибриды? Да и против чего им стоять? При расовом загрязнении, подобное отнюдь не лечится подобным. Отсюда можно сформулировать необходимое базовое свойство сверхчеловека — это индивид, обладающий абсолютной расовой чистотой и не допускающий расово-биологического загрязнения ни в какой форме.

3.

Эпоха модерн явно обозначила, а затем и оставила нам один барьер, который не только не решаются преодолеть, но даже боятся к нему приблизиться. Этот барьер — идея о т. н. «вечном возврате» и «спиральном развитии человечества». В соответствии с ним, мы как бы постоянно проходим одни и те же этапы, но на более высоком уровне. Понятно, что такая концепция могла возникнуть только в арийской среде, как единственной самодостаточной статистической совокупности, способной развиваться без всякого воздействия извне. Ни среди животных, ни среди неарийцев, никаких «возвратов» и «циклов» не наблюдается, там — линейный процесс, причем угол кривой роста равен нулю. Выражаясь более научно, можно сказать, что тангенс угла наклона графика цивилизационного роста неарийцев растет пропорционально степени их контакта с арийцами. Типичный пример — евреи. Или китайцы. Резкий рывок Китая в последние 30 лет объясняется только лишь воздействием арийских мозгов и арийских капиталов. Уберите то и другое и вы получите тот Китай, что известен нам из истории — отсталую нищую восточную страну. Относительно евреев хорошо сказал их самый выдающийся психиатр — Ломброзо: «европейские евреи… пожалуй, даже опередили Арийское племя, тогда как в Африке и на Востоке они остались на том же низком уровне культуры как и остальные семиты». Так что образованность еврея — всего лишь следствие образованности арийца и ничего более. А вот что пишет историк Жан Веркуттер о самой долгоиграющей древней цивилизации — египетской: «Наряду с древностью другое неповторимое отличие египетской цивилизации… ее непрерывность. В Европе, так же как и в Америке, смена цивилизаций всегда означает радикальную смену общественных институтов, форм правления, государственного устройства и так далее. А как же иначе, ведь эти цивилизации разделяют слишком глубокие исторические разломы: римское завоевание ознаменовало смену исторических эпох для кельтского мира, нашествие варваров — для Римской империи, испанское завоевание для народов Центральной и Южной Америки и так далее. Каждый раз ставилась под сомнение сама основа цивилизации, и человеческое общество, пережив процесс реформ и катаклизмов, становилось совершенно иным. В Египте же ничего подобного происходило. Начиная с эпохи неолита и до установления персидского господства и завоевания государства греками, египетская история развивается как непрерывная кривая».[200] Здесь мы можем только уточнить, что индейские цивилизации в Америке также развивались вполне линейно, до тех пор, пока к ним не приходили белые.

Маркс и Ницше развивая в десятках своих сочинений идеи «цикличности» и «возврата», тем не менее, ни разу не поставили вопрос: «а почему финальная цель (коммунизм у Маркса и сверхчеловек у Ницше) до сих пор не достигнута?» Нет, конечно, очень хорошо выбрать момент в котором живешь и относительно него конструировать историю. Отвечать ни за что не надо, проверить правильность концепции невозможно. Тем более что оба они жили в период, когда технический прогресс слишком явно менял как облик планеты, так и качество жизни отдельного человека. Арийцы подчиняли своему контролю последние неокультуренные участки земли. Маркс родился в 1818 году, когда был еще жив Наполеон, а высшим достижением физики оставались законы Ньютона. Ницше умер в 1900 году, когда мы начали проникать внутрь атомного ядра, знали о квантовой природе ряда явлений, ездили на паровозах, звонили по телефонам, налаживали радиосвязь и открывали кинотеатры. С Марксом и вовсе получилось нехорошо. Помню, как я однажды задал нашей преподавательнице по обществоведению весьма крамольный вопрос, хотя никаких «задних мыслей» у меня не было. Я обратил ее внимание на то, что первобытная фаза в истории человечества длилась сотни тысяч лет. Рабовладельческая — тысячи лет. Феодальная — примерно одну тысячу лет. Капиталистическая — три сотни, если считать до 1987 года, когда был задан этот вопрос, и примерно две с половиной, если считать до 1917-го, т. е. до годовщины социалистической революции. Сколько же тогда останется на коммунизм, если экономические формации сменяют друг друга в подобных пропорциях? Ведь по Марксу коммунизм должен восторжествовать однажды и навсегда, ну или на очень-очень долго. А исторический опыт показывал обратное. Она ничего не ответила, грамотно «съехав с базара», но и я не напоминал ей про коммунистический эксперимент в Камбодже, закончившийся на третьем году существования, а тем более про большевиков, сменивших (тоже на третьем году) своей власти военный коммунизм на НЭП. И уж тем более я не снизошел до наглости напомнить про Никиту Хрущева, заявившего что «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме» ровно за три года до своего смещения. Вот вам и пропорции. Но это — в реальности. В идеальном марксовском варианте, коммунизм не мог бы просуществовать и мгновения, здесь мы наталкиваемся на парадокс с которым столкнулся Нернст выводя свой будущий Третий закон термодинамики. В его формуле, для того чтобы абсолютный ноль (т. е. абсолютный порядок) все же мог бы быть достигнут, энтропия системы должна была стремиться к минус бесконечности, что не имело физического смысла. В неживой природе даже для уменьшения термодинамической энтропии до нуля требовалось бы бесконечная энергия, в человеческом же измерении коммунизм предполагал бы сознательное (!) ограничение собственной свободы до минимума при котором вообще возможна биологическая жизнь и действия всех людей во всемирном коммунистическом обществе по некой согласованной программе, причем без всяких отклонений, ибо коммунизм не терпит никакой внутренней энтропии. Аналогия — уже рассматриваемый нами рай. Но в рай попадают через «фильтр» или как говорят церковники — Страшный суд. Это — в лучшем случае. В худшем — через ад и чистилище. Теперь вполне понятно, почему коммунизм пожирал самих его строителей. В идеале при приближении к нему, число людей должно было бы сокращаться, стремясь уменьшится в ноль. Это понимали как первые коммунисты, так и последние. Ленин был готов пожертвовать 90 % населения России, хотя никаких жертв в его понимании здесь не было, были «дрова в топке мировой революции». Пол Пот за три года правления сократил население Камбоджи в 2 раза, чего никакая война не сделала бы. Т. е. государство, как и организм, прекращает свое существование при нулевой энтропии, ибо полностью детерминированные системы нежизнеспособны. Отдаленный образ реально достижимого низкоэнтропийного общества можно наблюдать на примере Северной Кореи, этого воистину уникального государственного образования, напоминающего синтез восточной деспотии, религиозной секты и гигантской фабрики производящей живых роботов. Но в рай живые не попадают. Будем это помнить.

У Ницше все еще запутаннее. Если книжник Маркс не мог додуматься ни до чего более умного, нежели тотальное ограничение свободы и выравнивание энтропийных потенциалов путем изъятия у людей всей, даже личной собственности, отмены института семьи и личного интереса, то бомж с классическим образованием Ницше (у него никогда не было своего места жительства, он непрерывно перемещался) ставит вопрос по-арийски: «ist Veredlung moeglich?» («а возможно ли облагораживание?»). Вопрос этот был сформулирован им в декабре 1881 года, когда он ознакомился с либретто «Парсифаля» — последней оперы Вагнера, готовившейся им к постановке в Байрейте. У Вагнера, который «творчески переосмыслил христианство» в контексте арийского миросозерцания, совершенство достигалось через очищение крови человечества путем овладения Граалем — сосудом, куда была собрана часть крови Иисуса Христа. Об этой опере, о ее влиянии на последующие события ХХ века мы поговорим во второй части, сейчас же заметим, что Грааль символизировал некий способ, знание, обладание которым позволило бы элите совершить акт абсолютного очищения, искупив первородный грех расового смешения. Ницше, который до конца сознательной жизни находился под абсолютным влиянием Вагнера, начинает работу над своим самым знаменитым сочинением «Так говорил Заратустра», оно и сейчас пользуется популярностью у представителей нашей молодежи. Но Ницше знаком не только с Вагнером, он знаком с теорией Дарвина и концепцией Ламарка. Попробуйте теперь угадать, кому симпатизировал Ницше? Тем более что и его и Вагнера объединяла «философия жизни», философия Шопенгауэра. Ну и еще он боготворил французов. Само собой его симпатии были полностью на стороне Ламарка. Анри Бергсон, известный французский философ и ламаркист, ввел фирменный термин — «elan vital»[201] — «жизненный порыв», а Ницше, быстро сообразив что к чему и оценив безграничные возможности «elan vital», вводит своего «сверхчеловека» — белокурую арийско-нордическую бестию, зверя с интеллектом, созидателя и разрушителя, квинтэссенцию природной красоты и сочетания силы титана с животной чувствительностью. Сам Бергсон выражался более определенно, без напускного ницшеанского тумана: «Вселенная — машина для производства Богов».[202] Формулировка настолько ламаркистская, насколько и дарвинистская, что в предельном случае показывает правильность обоих концептов.

Оценивая «Заратустру» с позиции эволюции самовоспроизводящихся систем во времени, мы можем сказать, что главные его идеи — «вечный возврат» и «сверхчеловек» в общем несовместимы, хотя каждая по отдельности — правильная. Вечный возврат как раз и есть выражение неспособности стать сверхчеловеком. Ведь если вы достигли качественно высшей ступени, вам нет смысла возвращаться назад. Никто не подвергает сомнению «цикличность» и «вечный возврат», в траектории движения арийской расы к состоянию сверхчеловечества, но в то же время ничего подобного в природе нет. Во «вселенский вечный возврат», в его абсолютность, можно было бы поверить, если б удалось доказать цикличность развития Вселенной, ее будущее сжатие и возврат в точку сингулярности. Тогда все наши понятия обрели бы временный характер, а эволюция имела бы некий конечный предел. Практические наблюдения говорят совсем об ином: Вселенная непрерывно и равномерно расширяется, все ее фундаментальные постоянные установились в самые первые мгновения и вот уже не меняются десять миллиардов лет, а стабилизация размеров дело настолько отдаленного будущего, что его можно считать недостижимым. Стивен Вайнберг говорит о пятидесяти миллиардах лет, после чего, возможно, начнется сжатие (а может и не начнется), но если арийский эволюционный процесс пойдет так как надо, мы к тому времени будем распоряжаться Вселенной с такой же легкостью, как и продуктами в своем холодильнике или CD-ROM`ами в личном кейсе. И без всяких «скачков» и «вечных возвратов».[203]

4.

Не стоит пытаться оценить какое из поколений лучше. У всех есть свои достоинства и недостатки. Первое поколение характеризуется минимальным уровнем энтропии, а посему и низкой избыточностью. Оно мало что знает и мало что хочет, но его потенциал — огромен. Оно — спокойно. У него есть сила и оно ни секунды не будет задумываться о моральной стороне ее применения. Первое поколение делает то, что хочет. Вспомним, как оно отбило гуннские орды в пятом веке и арабские в восьмом. Да, интеллектуально оно нам бесконечно уступало, но тогда Карл Мартелл остановил армию в сотню тысяч арабов в 150 километрах от Парижа, армию обученную воевать, армию, захватившую территорию от Красного моря до Пиренейских гор. Теперь посмотрим на современную Францию, располагающую абсолютно всеми видами вооружений, включая ядерные, имеющую армию и карательный аппарат куда большие чем у Карла и не способную прекратить бесчинства нескольких тысяч цветных уличных хулиганов, которые для обученного подразделения не представляют никакой опасности. Придурок-президент разводящий руками, шеф полиции отмахивающийся от глупых вопросов еще более глупыми ответами, и вопли о «сохранении спокойствия» и «недопустимости эскалации насилия» раздающиеся из сортирных интеллигентских глоток. А ведь если бы те франки повели себя так же как нынешние, то нынешних «пирожников» и «лягушатников» умиляющихся играми своей сборной по футболу состоящей из одних негров, просто бы не было. И испанцев бы не было. Наверное, вообще никого бы не было. Была бы арабская вязь и зеленые коврики от Лапландии до Гибралтара и от Исландии до Афин. И крики мулл по утрам с минаретов. И жертвенный барашек на Байрам. И смуглые женщины в паранджах. Впрочем, такая перспектива еще вполне реальна, вы, самое главное, побольше внимайте сказкам о всеобщей любви и терпимости. Но не стоит идеализировать первое поколение, оно находится дальше всего от сверхчеловека. Оно оставило мало следов, но когда видишь то немногое что до нас дошло, поражаешься его внутренней уверенности и непоколебимой мощи. Речь прежде всего идет о каменных замках раннего средневековья. Да, они просты, зачастую состоят из одной башни и далеко не внушительных стен. Куда им до более поздних творений, где видна и работа дизайнера и замысел военного инженера. Но насколько прочно они привязаны к месту, как глубоко в него «врезаны»! Вот уж действительно, люди строили навсегда. И сочетание простоты с какой-то абсолютной функциональностью внушает внутреннее спокойствие, особенно когда задумываешься над тем, сколько попыток штурма они пережили.

Первое поколение обеспечило выживание арийской расы на определенном этапе, увеличение ее поголовья, но сама ее сущность требовала интеллектуального продолжения. Накопив силы, арийцы готовились к экспансии, подсознательно понимая что она не будет иметь каких-либо ограничений, но толком не представляя масштаб. Я даже не говорю о том, что арийцы к началу ХХ века захватили весь мир, что они покорили и северный и южный полюс, залезли на самые высокие горы. Вспомним, что они первые поднялись в воздух, сначала на воздушном шаре, а потом и на самолете, первыми вышли в космос, первыми вступили на Луну, первыми отправили спутники на Венеру, Марс и за пределы солнечной системы, первыми опустились на самую глубокую точку мирового океана. Иными словами, все самые сложные места которые возможно было достичь, были достигнуты, причем часто это делалось усилиями отдельных энтузиастов. Но это будет позже. Тогда же естественная программа арийцев встретилась с христианским императивом, который предполагал как минимум всемирное распространение идей возникших в ближневосточных пустынях, причем распространение любым способом. Арийская экспансия шла под знаменами с крестом — это факт, но знамена здесь были внешним антуражем, вспомним, что Александр Великий или Сципион делали то же самое без крестов. И не менее успешно.

В этом феномен второго поколения, поколения «башни». Оно понимает, что может всё, но не знает, как этого всего достичь. Точнее — оно не знает чего именно хочет, хотя, изучая историю, создается впечатление что все его действия направлены исключительно на самоутверждение и доминирование. Оно жаждет великого. Оно во многом сохраняет силу первого поколения, но не боится экспериментировать. Оно бьет наугад, но редко ошибается. Главное — оно готово нападать само, причем часто цели нападения подаются как чисто умозрительные. В этом его отличие от первого. К примеру, зачем были организованы Крестовые походы? Ну, понятно, папы хотели существенно сократить число слабоуправляемых феодалов уже начинавших роптать на папский трон. И не стоит их недооценивать, пусть они и не были интеллектуалами вроде Гуса, Лютера или Кальвина. Плоть в некоторых случаях оказывается «умнее интеллекта», главное чтобы чувства не подвели. У людей первого поколения именно так. И последним аргументом, при отсутствии всех остальных, всегда остается удар. И если наши протестантские вожди начинали борьбу против папы используя сугубо средства пропаганды, то феодалы бы пропагандой точно не занимались, пропаганда не свойственна людям первого поколения. Они бы просто пришли и сравняли с землей папский дворец вместе с папой, после чего посадили бы на его место удобного себе человека, возможно из местных юродивых. Но интеллект и организация папства не позволили это сделать.

Но, сказав одно, нужно сказать и другое. Папы ведь тоже не в вакууме находились, они понимали, что предложение осуществить масштабный поход на Восток встретит небывалый энтузиазм, что и произошло, во всяком случае, на Первом Крестовом походе — самой великой странице в истории средневековья и тогдашнего первого поколения. В тоже время мы имеем результат: самый знаменитый поход — Первый — закончился блестящей победой, притом, что белые воевали в нетрадиционной для себя местности. Но вот последующие походы никакого смысла не имели. Пап ни одного дня не интересовало господство над Палестиной как таковой, их интересовала непрерывная растрата созидательного потенциала и эта цель была достигнута. Вот почему папы постоянно стравливали тех, кто обладал силой, и давили тех, кто имел интеллект.

5.

Есть такая поговорка: «если б молодость знала, если б старость могла». Она как раз соответствует модели трех поколений, хотя выведена для одного человека. Удивляться этому не стоит, если клетка — фрактал нулевого порядка одного, отдельно взятого человека, то сам такой человек — фрактал нулевого порядка своего поколения, причем совершенно неважно к какому конкретно арийскому народу он принадлежит, ведь они все вырождаются примерно одинаковым темпом. Нет, люди все разные, но если выйти на улицу и взять «для опыта» первого встречного, он, с высокой вероятностью, окажется представителем третьего поколения. Наше третье поколение все знает и это не пустые слова. Оно знает всё, что нужно для прорыва в будущее, всё, что нужно для его захвата. Оно знает как его захватить. Особенность момента кроется в том, что оно ничего не может. При этом нужно иметь ввиду, что именно третье, а ни какое-то другое поколение ближе всего к сверхчеловечеству, как бы нагло и самоуверенно не звучало это утверждение. Третье поколение — это высший подъем цикла, оно завершается бифуркацией, результатом которой может стать или качественный скачок или падение. Очевидно, что скачок не может произойти в рамках всего статистического ансамбля, для этого нужна огромная энергия. Представьте себе, что в некий момент времени, все белые одновременно (!) избавились бы от всех вредных привычек, перестали бы служить экономической и интеллектуально базой цветных и резко повысили бы свой интеллектуальный и физический уровень, с непременным требованием очищения от всех неарийских отрицательных воздействий. Мы не говорим что вероятность этого скачка упорядоченности равна нулю, но цифры его слишком мизерны чтобы принимать их к рассмотрению. Ступень преодолеют только те, чей уровень внутренней энтропии не окажется выше некоего значения, которое может колебаться в зависимости от текущих условий, но который должен управляться и контролироваться индивидом в каждый момент времени. И не стоит думать, что этот уровень должен быть максимально низким, нет. Максимально низкий уровень у святых, но одновременно он показывает и низкую степень свободы, а в точках бифуркаций, когда горизонт прогнозов сужен, степень свободы должна варьироваться с целью непрерывного приспособления к меняющимся условиям. Каждый может проверить свою возможность управления собственной энтропией на довольно простых упражнениях, например, взять и бросить курить прямо с завтрашнего утра. Или навсегда отказаться от употребления американских синтетических продуктов. Или начать два раза в день чистить зубы. Тяжело? А ведь такие действие — мелочь, они — элементарный волевой акт. Но для многих — неразрешимая проблема! Проверено.

6.

Теперь ясно, что цикличность («вечный возврат») и градация арийской расы по поколениям, связаны, ибо реализуются в одних и тех же временных промежутках и строго согласованы. Переход от третьего поколения к первому знаменует конец очередного цикла, очередной «вечный возврат», очередной локальный «конец истории». По Марксу, история человека началась с первобытной эпохи, с момента, когда человека, собственно, и не было (он должен был возникнуть благодаря «труду»), а должна была закончиться коммунизмом, т. е. полным исчезновением человечества. Ницше был более скромен, по его «Заратустре» арийским обществом должен был управлять избранный класс сверхчеловеков, а простому народу навсегда оставалась бы «его глупая религия». Модель Ницше отчасти воспринял Гитлер, но у него она приобрела забавную половую дифференциацию, ибо он усвоил не только Ницше, но и Отто Вейнингера — ламаркиста и антидарвиниста. Из мужчин фюрер планировал готовить первичный расово чистый материал, фундамент на котором должен был взрасти сверхчеловек, женщинам оставалось банальное: «Kinder, Кüchen, Kirchen». Наблюдая за современными «лэйди» лезущими во все мужские профессии, понимаешь, что его распределение ролей имело свое глубоко рациональное зерно.

Интересно, что про другие расы Ницше не упоминал, то ли забыв об их существовании, то ли и вовсе не видя в них людей. Из неарийских народов, он регулярно вспоминал только про евреев.[204] Его концепт, таким образом, не носит абсолютный характер и можно заключить, что даже исходя из того, что он предлагал, деградация «заратустр» наступила бы довольно быстро. Собственно, интеллектуал-социализм позаимствовал эту схему, но уже с четко расставленными точками над «и». В нем в качестве базового организационного звена вносящего первичный порядок в тотальный хаос, выступали интеллектуалы с расово-биолгическим мышлением, а вокруг них должны были формироваться бессознательные массы, причем фильтруемые от поколения к поколению. Тимоти Лири в своей книге «Storming The Heaven» дает уже постницшеанское видение процесса перехода «человек-сверчеловек» именно через изменение сознания, выхода его на принципиально новый уровень. «Но как человек собирался стать подобным Богам? Дальнейшее физическое совершенствование было сомнительно, но как насчет дальнейшего совершенствования сознания? Развитие психологии в конце девятнадцатого столетия, с акцентом на подсознательном, стало причиной предположений, что сознание — наиболее вероятная область эволюции. Точно также, как человек шагнул от простого сознания до самосознания, возможно, в какой-то момент он сделает рывок от самосознания до… космического сознания? По крайней мере именно так предполагал в 1901 году канадский психолог Ричард Бек. От состояния «жизни без восприятия» Homo sapiens эволюционировал к простому сознанию, которое отличалось уже наличием восприятия. Затем к самосознанию, характерной чертой которого была способность выражать мысли при помощи слов, улучшение языка, математические способности. Бек полагал, что Homo sapiens, обретя самосознание приблизительно три сотни тысячи лет назад, теперь достиг той стадии развития, когда его способность обрабатывать концепции могла вывести его на новый, космический уровень». Так, спасая себя, интеллектуалы спасали бы и качественную часть бессознательных масс, а сам подход, во-первых, защищал бы оставшуюся массу от разлагающего влияния извне, во-вторых, позволял бы лучшим ее представителям соединившим впоследствии интеллектуальный статус с расовой чистотой становиться ядром системы увеличивая ее мощь, а в третьих, мы бы шли к заветной цели — созданию интеллектуально-биологической элиты в которую входили бы все белые, очищенные от избыточного элемента. Сколько белых прошло бы через фильтр сказать трудно, но ясно, что таковые не составляли бы большинство от исходной численности расы. Наверное, они составляли бы явное меньшинство. Во всяком случае, анализируя древние предания и просто оглядываясь по сторонам, приходишь именно к такому выводу. Образовывалась бы двухуровневая система белого сверхчеловечества и цветного недочеловечества, между которыми пролегала бы непреодолимая пропасть, одним словом, почти то же что и прогнозировал Ницше, но в абсолютно устойчивом варианте и без разного рода бессмысленных «вечных возвратов». Здесь можно упомянуть и знаменитого французского социолога Густава ле Бона. В современном западном приторном и политкорректом мире на него ссылаться не принято, ведь он, как известно, был одним из основоположников расизма, но сильно неправы те, кто видит в нем сноба и мизантропа, парящего над клокочущими толпами и априорно лишая их даже элементарного величия. На самом деле ле Бон был настоящим арийским демократом, в самом правильном смысле этого слова. Он не мыслил дурацкими спинозовскими мазохическими схемами вроде «свобода — это осознанная необходимость» или «свобода — право делать то, что позволяет закон». Он знал, что демократия, т. е. власть народа, это прежде всего ответственность народа. Народ имеет право делать всё что хочет, при условии, что он четко осознает, что за ошибки придется отвечать и простыми перевыборами президента или любого другого номинального высшего должностного лица дело не ограничится. Ле Бон, ставший свидетелем коммунистического восстанья в Париже и его печального конца, однозначно усвоил: ответственность предполагает осознанный выбор, вот почему он выступал за постепенное включение масс в общественный процесс, с четким разъяснением факта личной и коллективной ответственности за свои действия.

7.

Теперь, исходя из всего вышесказанного, мы проанализируем причины смены поколений и обозначим, что именно нужно сделать, чтобы все позитивные качества наличествовали бы в нас непрерывно, чтобы никакой смены бы не происходило, а значит не повторялись бы «возвраты». Для этого мы привлечем уже введенные нами понятия характеризующие открытые динамические системы. С позиции теории фракталов мы можем выделить как минимум три уровня на которых идет износ — уровень клетки, уровень человека и уровень общества. Опять-таки, исходя из той же теории, можно предположить, что схемы старения во всех трех уровнях не идентичны, но подобны, как и подобает фракталу, т. е. межмасштабному подобию.

Если мы вспомним график отказов приведенный в первой главе, а он справедлив и для живых и для неживых систем, то видно, что в линейный (стабильный) период происходят процессы, пусть невидимые, но такие, что по прошествии времени частота отказов «вдруг» начинает возрастать. Но что такое отказ? Отказ — это нарушение работы звена системы или элемента связи между звеньями, причем как вследствие внешних причин (нарушения режима эксплуатации), так и вследствие внутренних. В примере телевизора, мы в качестве элементарных звеньев рассматривали детали из которых он собран, но в свою очередь, каждая деталь — это не мономерная масса, напротив, она имеет свою конструкцию, зачастую довольно сложную. Например, в трансформаторах из-за постоянного нагрева и действия импульсных напряжений идут необратимые химические процессы в лаке покрывающем провода и в изоляции отделяющей обмотки друг от друга. Скажем по-другому: с течением времени химические свойства лака и изоляции отходят от первоначальных параметров, меняется их структура, меняется их порядок. А еще точнее — происходит разупорядочивание. До какого-то времени его видимые последствия не проявляются, но позже следуют отказы.

С человеком дело обстоит сложнее. Человек, как самоорганизующаяся система, способен не только разупорядочиваться, но и упорядочиваться, иными словами, не просто пассивно противостоять энтропии, но и работать против неё. Приведенный выше пример с оптимизацией численности животных наглядно это показывает. Кстати, такую же схему можно привести и в отношении растительного мира. Рост же самого человека и есть его упорядочивание, есть повышение его организации. Доказано, что мы потребляем из окружающего мира энергию, а выделяем энтропию. Но этот процесс не является симметричным. Мы выделяем не всю энтропию, часть ее остается внутри нас, как следствие необратимости биологических процессов, причем если на этапе упорядочивания ее рост компенсируется еще большим ростом упорядоченности, то с некоторого момента энтропия начинает побеждать «порядок», собственно, отсюда и начинается активная фаза старения. Мы знаем, что каждый орган человека развивается по-своему, по своей стратегии, в свою очередь нарушение работы одного органа может вызвать сбой в работе многих других. Но что такое сбой в работе? Это — ввод энтропии извне, ибо человек — система открытая. Что может быть источником такой энтропии? Да все что угодно: травмы, отравления вредными веществами через продукты питания и лекарства, плохая экология, отрицательное окружение и т. д. Опять-таки, на этапе роста организм способен сопротивляться и даже компенсировать ее производство, но ни один процесс в нем не является обратимым. И не стоит думать, что каждый из факторов воздействует на какой-то один орган, любое возмущающее воздействие так или иначе уменьшает устойчивость всей системы. Природа снабдила человека защитными механизмами, а программа противостояния энтропии или, как говорят некоторые, «негэнтропийные тенденции», в общем-то главное свойство любого организма, он, как система, как плоть, всегда пытается работать на ее уменьшение, причем даже у самого низшего и последнего дегенерата, как только он эту способность утрачивает, наступает быстрая смерть. Правда, никто еще не доказал, что наш организм запрограммирован на переваривание водки литрами и пластмассовой рафинированной еды сотнями килограмм. И может быть поэтому, победив инфекционные болезни с которыми все было предельно ясно, мы сразу же столкнулись с такими, этиологию которых мы и объяснить-то толком не можем. Откройте медицинский справочник, найдите описания болезней типа рака, диабета, атеросклероза, артрита, т. е. тех, которые косят человечество в огромных количествах. Почитайте про их этиологию (механизм возникновения) и убедитесь, что мы на этот счет ничего не знаем. Есть десятки различных предположений, но, судя потому что «воз и ныне там», ценность всех их невелика, если вообще наличествует. Единственно правильная мысль, которая всё чаще и чаще посещает медицинских светил — мысль о том, что все перечисленные нами болезни — системные. Т. е. их возникновение — результат нарушения работы всего организма, а потому полностью установить механизм их возникновения будет очень и очень тяжело. Более того, таких механизмов может быть великое множество. Великое множество ведущее к одному финалу. Поэтому и не надейтесь что в ближайшее время эти болезни научаться лечить. Им в лучшем случае научаться эффективно противостоять. Но в то же время не стоит впадать в пессимизм и депрессию. Как мы уже говорили, они — следствие текущего состояния системы, ее гомеостаза. И они исчезнут так же внезапно как и нахлынули, в случае правильной коррекции параметров системы. Без всякой непосредственной борьбы с ними, ибо повторимся: они — следствие.

Тот же самый график из первой главы, показывает, что организм ребенка отнюдь не является оптимальным. Его ценность в том, что он оптимизируется. И если каждый орган системы именуемой человеком имеет свою стратегию, то резонно предположить что есть некий временной промежуток, когда органы функционируют максимально согласованно, пусть даже оптимум функционирования одного и не совпадает с оптимумом функционирования другого, ведь у системы свои законы. Этот период длится примерно с 17 до 25 лет и называется молодостью. Нет, конечно в 30–35 лет человек может быть и сильнее и умнее себя же в возрасте максимального упорядочивания, но вот эстетически он однозначно будет проигрывать, что понятно: эстетика всегда предполагает максимально гармоничное сочетание всех составляющих, а оно, как следует из вышесказанного, возможно только в период максимального упорядочивания. Вот почему молодые — самые красивые. С силой и интеллектом дело обстоит несколько иначе. Даже притом, что после 25 лет мы ежедневно теряем десятки тысяч мозговых клеток, потенциал нашего мозга остается настолько огромным, что мы можем развивать интеллект чуть ли не до самой старости, хотя интеллектуальные скачки вряд ли возможны после 25–30 лет. Разумеется при правильном режиме эксплуатации своего организма. Мы можем систематизировать и оптимизировать знания, а это тоже многого стоит. С силой, как с самым фундаментальным параметром, существовавшим еще до красоты и тем более до интеллекта, ситуация самая интересная. При нормальном функционировании организма максимум силы достигается к концу молодости, т. е. к тем же 25 годам, иными словами, мы видим, что период накопления силы полностью совпадает с предельной длительностью периода упорядочивания. Здесь мы сталкиваемся с интересной нестыковкой. Получается, что сила начинает уменьшаться примерно в тот же момент, когда достигается наибольший интеллектуальный скачок, а далее их траектории все больше и больше расходятся. Именно поэтому 25–30 лет — пик интеллектуальной активности, ведь для него тоже нужна сила, а она максимальная именно в этом возрасте. Это легко доказывается. Ведь интеллект не повышается «просто так» в отличие от силы, рост которой определяется рядом параметров часто вообще не зависящих от воли индивида. Каждый, наверное, не раз встречал тупые биологические машины с бронированными черепами об которые легко ломаются табуретки и силикатные кирпичи, со стальными тросами вместо нервов и руками-ногами как будто специально сконструированными для того чтобы душить, давить или рвать. Когда их видишь, непременно возникает вопрос: «а откуда такие вылазят?». Притом, что анатомию и физиологию я знаю достаточно хорошо. Примерно такие же чувства меня охватывают при посещении палеонтологических музеев. Понимаешь, что все представленные зверушки когда-то бегали по твоей местности, но не перестаешь испытывать внутреннее удивление. Да, так вот, пик интеллекта не может быть достигнут в позднем тинэйджеровском возрасте, так как при стабильно высокой (для данного индивида) силе он будет непременно развиваться, достигнув максимума к обозначенному нами выше возрасту. Интеллект нужно развивать, для чего требуется время. Обычно, тот кто это делает, делает это до тех пор, пока может, пока хватает силы. У самых крупных интеллектуалов она вся тратилась на интеллект, с этим выводом вполне совпадает тот факт, что среди обычных интеллектуалов толстяк — редкое явление, а среди наиболее выдающихся, толстяков нет совсем. Т. е. их организм определенным образом оптимизирован «под интеллект». И нам не известен ни один случай, когда кто-то добровольно пытался бы сдержать рост собственного интеллекта.

Нас интересуют не столько нормально работающие системы, сколько различные сбои в них. Разупорядочивание не идет лавинным процессом, организм ему сопротивляется, но для сопротивления нужна энергия, причем эта энергия должна быть потрачена с максимальным КПД. А вот этого как раз и не происходит, поэтому в системе идет информационно-энергетический расбаланс на уровне отдельных органов. Например, стремясь погасить боль люди принимают обезболивающие, а они плохо влияют на сердце, понижение давления компенсируют возбуждающими веществами, а они нарушают работу нервной подсистемы, принимая антибиотики нарушается работа пищеварительного тракта и печени, убивается иммунитет. Это — неправильный путь. Понятие «молодой и здоровый» подразумевает всего-навсего оптимальный баланс в функционировании органов при минимуме энтропии, а старение — это всего лишь утрата способности этой энтропии противостоять, так как внешняя энтропия суммируется с внутренней. Вот почему старики хуже переносят болезни. Иными словами, разная скорость накопления энтропии в разных органах приводит к тому, что оптимальная (обеспечивающая наименьшую энтропию), согласованность функционирования органов достигается только в определенный отрезок времени. Вот, собственно, и всё.

8.

Подобные процессы идут и на уровне государств. Максимальное накопление энтропии достигается именно в третьем поколении — поколении высокого интеллекта, но почти полностью утраченной силы, что показывает: скачок в качественно новое будущее можно совершить только через интеллект. Через освобожденный интеллект. Через интеллект очищенный от груза избыточной псевдоморали. Согласно принципу максимума энтропии сформулированного профессором Панченковым, система будет стремиться к такому ее уровню, который обеспечивает ей максимальный жизненный срок. Для того чтоб оценить величие (а может и гениальность) этой догадки, нужно просто внимательно пронаблюдать за нашим третьим поколением, а опыт, как известно, самое верное подтверждение любой теории. Одновременно не стоит ассоциировать слово «максимальный» с каким-то длинным в человеческом измерении периодом. Максимальный — это максимально возможный при данных условиях. Сколько он будет длиться сказать сложно, точно известно одно — хронологический отрезок третьего поколения гораздо меньше, чем у первого и второго. Почему же мы при растущей энтропии не скатываемся в хаос? Да потому, что мы компенсируем ее энергией, которую мы отбираем во все больших и больших количествах. Мне однажды попалась интересная статья под названием «Биофизическая модель устойчивого развития цивилизаций». К сожалению, не был указан автор. В ней блестяще описывается финальное состояние стабильной системы стремящейся к такому максимальному значению энтропии при котором она сохраняет стабильность и жизнеспособность. «На стадии роста цивилизации увеличение энтропии компенсируется потоком информации из окружающей среды (которая при этом разрушается). Когда экстенсивное развитие становится далее невозможным (из-за ограниченных возможностей средств управления, или из-за противодействия конкурирующих обществ, или из-за ограниченных возможностей окружающей среды), прирост энтропии не может быть компенсирован увеличением входного потока информации. Однако подсистемы высшего уровня системной сложности, управляющие организацией и распределением входного потока, продолжают питаться за счет подсистем нижнего уровня. Так как процессы накопления идут в подсистемах высшего уровня более интенсивно, продолжаются их рост и структурное усложнение за пределы, определяемые эффективностью функционирования системы. Среди подсистем высокого уровня сложности возникают паразитические (избыточные — M.A.de B.) с точки зрения функционирования всей системы элементы (неоправданно растут государственный аппарат, сфера услуг и развлечений). Усложнение системы достигается путем прогрессирующей дифференциации трудовых функций и соответственно упрощения каждой из них. Тем самым интенсифицируется производство. Платой за это является увеличение энтропии человека. Действительно, узкий специалист с вероятностью 100 % делает свое дело, в то время как вероятность выполнения его непрофессиональных функций не определена. Если условно приравнять ее к 50 %, то состояния такой системы окажутся практически равновероятными, и тогда ее энтропия, максимальна и равна логарифму числа состояний».

Мы понимаем, что для человека незнакомого со спецтерминологией, данная цитата покажется запутанной, поэтому объясним ее в более доступных выражениях, благо она того стоит. Итак, рост энтропии мы компенсируем эксплуатируя окружающую среду, которая при этом разрушается. И не слушайте фантастические рассказы про «зеленые технологии» и «замкнутые циклы», это все рекламно-популистские ходы и ничего более. Очевидно, что природа — не бездонная бочка, тем более что в «рыночный механизм» втягивается все больше и больше государств. По сути, весь мир превращается в один большой супермаркет. Но статус государств совсем не равный, поэтому более развитые страны стремятся обеспечить высокие жизненные стандарты (от них прямо зависит их стабильность, их жизнь) не только непосредственно эксплуатируя природу, но и эксплуатируя более отсталые. Это и есть «питание за счет подсистем нижнего уровня». Такая «пищевая цепочка» давно юридически оформлена в тысячах соглашений охватывающих все сферы деятельности государств. Структуры вроде Международного Валютного Фонда, Всемирного Банка, Всемирной Торговой Организации, как раз и регулируют подобный статус-кво. Понятно, что при таком раскладе, в развитых странах год от года растет процент людей вовлеченных в избыточные и паразитические структуры. Платой за это действительно является увеличение энтропии человека, со всеми отрицательными для него последствиями, главное из которых — очень низкая устойчивость, грозящая полной потерей управления в случае возникновения сколь либо серьезной нестабильности. Поэтому стабильность — основная идеология, главное божество любого современного развитого общества и неважно как эта идеология сама себя именует. И если вы смотрите новости, слышите о беспорядках в США, Европе, России или Австралии и не можете понять как будут действовать власти, помните, они всегда будут действовать так, чтоб восстановить стабильность системы максимально простым путем. Но стабильность и устойчивость — не одно и то же, и достигаются они, по большому счету, разными путями. За стабильность, как правило, просто нужно платить, нужно энергетически подпитывать высокоэнтропийный контингент. Для обеспечения абсолютной устойчивости требуется совсем другое — ликвидация контингента, либо вывод его за пределы системы. Можно сказать, что для сохранения стабильности все должны стремиться накопить и бояться потерять. Вот почему людей в «золотом миллиарде» объединяет общий страх. Страх перед малейшей нестабильностью. Заметим, что на уровне отдельного человека, нестабильности больше всего боятся старики. Почему? Да потому что они — самые слабые! Как и наше поколение. Но может ли считаться свободным человек, который должен за все с момента рождения и до смерти? С которым происходит нервный срыв, когда он слышит как на несколько центов обесценились его ценные бумаги. Который понимает, что если завтра он вдруг временно останется без средств к существованию он потеряет все, ибо почти всё чем он пользуется, ему на самом деле не принадлежит. Что его деньги — вещь по сути виртуальная, что они завтра могут перейти в разряд обычной бумаги. Известно, что в дни когда происходили обвалы финансовых рынков, количество инфарктов и инсультов возрастало в десятки раз. И можно ли назвать сильным и свободным человека, который всю жизнь убил на то, чтобы сколотить капитал, предавал, продавал и подставлял всех кого можно, подорвал в бешеной гонке за деньгами свое здоровье, а после — умер в возрасте 40 лет, услышав объявление по телевизору о том, что на тридцать-сорок процентов подешевела стоимость «ценной бумаги». Вот так вот, услышал и умер. А ведь в войны похоронки на родных приходили сотнями тысяч и миллионами и, заметьте, никто не умер, никого не хватил удар. Вот вам рыночное стадо, которое жрёт, спит, гадит и развлекается, понимая или чувствуя, что в любой момент эта вакханалия счастья может прекратиться простым изменением котировок. Об этом не хочется думать, это тоже защитная реакция, но мы должны сказать, что находиться в таком состоянии максимально удобно и требует самых низких личных энергозатрат, как и положено стабильной системе с минимумом свободной энергии. Понятно, что на статистическом уровне, почти весь «дрожащий контингент» — избыточный. Такие не пойдут ни на войну, ни в революцию. Такие будут сидеть дома, пока к ним не придут чтобы забрать всё. Кто придет? Цветные хищники, выброшенные из своих нор демографическим взрывом, голодом и неустроенностью. А для того чтоб «дрожащий контингент» таки «втолкнуть в процесс», нужно немного изменить условия, изменить их так, чтоб избыточные начали мыслить не рыночными, а расово-биологическими категориями. Так хотя бы часть из них обретет полезность и станет нормальными людьми. Так арийское человечество, пусть в лице не всех, но избранных, откроет себе путь к своему высшему воплощению — сплаву интеллекта, расизма, созидательного труда и милитаризма, к вещам, фундаментально противоположным современным буржуазным ценностям эпохи пост-модерн. Так оно на статистическом уровне (т. е. массово) начнет преодолевать в себе недочеловека.

9.

Третье поколение смешное в своей слабости, хоть и великое в собственном интеллекте, поэтому выглядит оно внешне впечатляюще, но при этом — исключительно хрупко. Но слабыми, наверное, выглядели первые настоящие люди в лесах кишевших хищниками, что, впрочем, не помешало им победить. Первая победа — всегда самая ценная. Тогда люди обеспечили себе контроль над животным миром на все обозримое будущее, гарантировав жизнь всем последующим поколениям, сейчас ситуация другая — нужно не оказаться проигравшим среди победителей. Когда-то белые дали миру всё, сейчас же это «всё» в полном соответствии с гегелевскими схемами реально может обернуться против них. И не надо нам говорить, что «природа берет реванш». Это смешно. За что же тогда она брала реванш у животного мира, когда появился человек, начавший кроить природу по своим раскладам? Да, она стремится к максимально устойчивому состоянию, мы же хотим управлять собственным эволюционным ростом, для чего должны будем продолжать отъем у нее энергии, а поскольку энергии уже начинает не хватать, то, соответственно, «отключать» избыточных потребителей. Тех, кто нам не нужен. Сделав это, мы получим не просто жизнь как следствие «принципа максимума энтропии», мы получим возможность контролировать ее биологическое качество, а это куда более великая задача, нежели поддерживать ее существование в белковых телах, которые сначала утрачивают способность двигаться, потом перестают узнавать родных, потом, прожив в таком состоянии 10–15 лет, умирают, внося свой существенный вклад в статистические показатели роста средней продолжительности жизни. Такой контроль и будет сочетанием арийской воли к организации и мало чем ограниченного интеллекта. Сейчас же к проблеме продления своей жизни наше поколение подошло совсем не так как это сделали бы сильные. Напомним, что главное наполнение современного человека — информационное. Люди в большинстве своем ходят в спортзал не для того чтоб стать здоровее (при их образе жизни это практически невозможно), а для того чтоб казаться здоровее. Люди катаются на велосипедах и играют в теннис только потому, что это «модно». Люди ведут жизнь, провоцирующую преждевременный износ организма, но тратят в суммарных исчисленьях миллиарды, чтоб казаться молодыми для других, чтобы добиться внешних эффектов молодости, вроде кожи без морщин, ляжек без целлюлита и белых зубов без кариеса. Кто знаком с историей упадка Рима, знает, что там занимались примерно тем же самым, правда на более отсталом уровне. Впрочем, в чем-то у римлян были и преимущества. Мы только что говорили, что сейчас в качестве одного из мерил благополучия государства выбрана средняя продолжительность жизни, что, в общем-то, странно. Открываешь другую статистику и видишь, что европейские страны с самым высоким уровнем жизни это одновременно страны с самым большим процентом пенсионеров, т. е. страны с очень сомнительным будущим. Открываешь третью и узнаешь, что эти же страны лидируют по числу упомянутых нами системных болезней — сердечно-сосудистых, эндокринологических и онкологических, а если мы вспомним, что пик этих заболеваний приходится на возраст старше 50 лет, то выводы получатся совсем не оптимистические: развитые белые страны превращаются в дорогостоящие хосписы для больных медленно умирающих стариков, чья жизнь давно уже закончилась и превратилась в обычное «существование белковых тел», в абсолютно избыточную форму. Да, прогресс медицины позволяет ее продлить, а потом гордо заявлять что «у нас средняя продолжительность жизни 78 лет». Но получается что слова «средняя продолжительность жизни» следует понимать как «средняя продолжительность старости». Навстречу идет другой процесс: ресурсов на поддержку «белковых тел» резко увеличивающихся в количествах хватает все меньше и меньше, потому власти везде стремятся повысить пенсионный возраст; социальные пособия для стариков сжирают громадную часть бюджета, а ведь эти средства можно было бы использовать вкладывая их в повышение качества молодых. Но здесь вновь действуют закон минимального производства энтропии, он и накладывает свои принципиальные поправки. Во-первых, это всеобщее избирательное право. 25–30 % пенсионеров зачастую имеют решающий статистический вес чтобы их просто игнорировать. Вот им и потакают. Во-вторых, странами во многих случаях управляют люди пенсионного или предпенсионного возраста, а они все-таки мыслят по-другому. Они гораздо больше чем молодые озабочены вопросом продления жизни. Нет, не на уровне своего поколения, но на личном уровне. А поскольку правящий и имущественный слой разных стран образует совокупность вполне достаточную для проявления статистических свойств, эти свойства начинают проявляться. Но проявляться весьма забавно — поиском очередного «эликсира жизни», некоего «рычага», на который нужно подействовать, чтобы биологическо-кибернетическая машина под названием «человек», заработала «вечно». Индустрия «вечности» началась в 1955 году, когда профессор университета в Небраске Д. Харман выдвинул идею, объясняющую старение организма уровнем свободных радикалов возникающих в химических реакциях. А поскольку такие соединения несут неспаренный (свободный) электрон, они могут не только повреждать нашу ДНК, белки и другие вещества в организме, но и инициировать появление новых свободных радикалов и нежелательных окислителей.[205] та теория косвенно подтвердилась, но в опытах на простых организмах — мушках и червяках. Надо ли говорить, что за нее схватились с таким же остервенением, с каким тонущий хватается за дырявый надувной матрац. «Рыночная экономика» тут же откликнулась на «спрос населения» и вот уже тысячами выпускаются разного рода «антиоксиданты», «очистители от свободных радикалов» и прочие «омолаживатели». Причем как для всего организма сразу, так и для отдельных его частей. Цена — доступная, спрос — огромный, прибыли — миллиардами. До сих пор их вал только нарастает. Результат? Посмотрите вокруг и вы увидите — результата нет. Дело не антиоксидантах, точнее — они всего лишь незначительная часть, повышающая энтропию системы названной «человеком».

Никто из этого моря потребителей нового эликсира жизни не интересовался развитием «теории свободных радикалов», иначе они бы знали, что другой американский ученый — Катлер (а потом и множество людей после него) — доказал, что человек и ряд других животных производят собственный антиоксидант — супероксиддисмутазу,[206] а она гораздо эффективнее любой «химии» и в принципе способна защищать организм вечно, главное — обеспечить ее адекватное воспроизводство, но это — системная задача! Она никак не решается употреблением «лекарств», ее решение в нормализации общественных отношений, начиная с простейших бинарных систем типа «жена-муж», «начальник-подчиненный» и заканчивая сложными — устройством отношений внутри государства.

Борьба со «свободными радикалами» и «закислением организма» стала очередным суеверием, очередной культовой стороной для одних, и мощным средством обогащения для других. Такая себе алхимия современности. Толкнули эту индустрию американские бейби-бумеры — дети вернувшихся почти в полном составе солдат Второй Мировой Войны. Это было, наверное, первое поколение в истории, которое всю жизнь прожило в полной уверенности в завтрашнем дне, при постоянном росте уровня жизни и при беспрецедентном скачке научно технического прогресса. Последний удачный и счастливый продукт человечества, его золотые дети. Именно они создали мобильные телефоны, оптоволоконные линии и Интернет, т. е. главные средства современных коммуникаций и это весьма показательно. Не удивительно, что бейби-бумеры прекрасно сохранились. Но время идет и где-то к середине 80-ых годов, они одновременно и массово («вдруг», прямо как в формулах Больцмана и Шеннона!) осознали, что их сытая веселая и обеспеченная жизнь не будет длиться бесконечно. Вот уже начали седеть и выпадать первые волосы, вот уже появились первые явные морщины, снизилась потенция, ухудшились анализы, суставы частично забились солями, одним словом, наступило начало конца. И на него уже нельзя было не обращать внимания. Вечный праздник завершался. Типовую реакцию предугадать было не сложно. Поскольку обратить необратимое невозможно, нужно было хотя бы создать информационный фон, конкретнее — нарастить волосы, разгладить морщины, поднять потенцию, согнать жир и целлюлит, избавиться от шлаков и токсинов, а затем пытаться корчить из себя молодого, цветущего, здорового и очень-очень сексуального, ведь секс — это то, ради чего всё, это — главное кредо бейби-бумеров, их необъявленный девиз. То, ради чего всё «информационное наполнение» и затевается. В кратчайший срок возник многомиллионный спрос на клиники оказывающие подобные услуги и число клиник поползло вверх. Сначала на проценты, а потом и в разы. Как и число институтов занимающихся подобными проблемами. Как и число психиатрических клиник, ибо конфликты между внешним информационным содержанием и пониманием реального положения дел психической гармонии никак не способствовали. Ну и вспомним, что бейби-бумеры в погоне за новыми и новыми удовольствиями, еще в эпоху своей такой по-настоящему прекрасной молодости, двинули вперед наркобизнес. Так двинули, что быстрых способов его прекратить пока не видно. Слишком много заинтересованных сторон и слишком большие деньги. И то и другое — верный гарант устойчивости наркосистемы. В общем, результат потуг поколения выросшего после Второй мировой войны есть, но он — чисто внешний.

Впрочем, наше поколение идет дальше и, как не трудно предположить, бессмысленный бой за продление «мемориальной фазы» жизни индивида и возвращение старичков к активной жизни входит в конечную стадию. Вместо относительно безобидной, но и бесполезной химии, на очередь приходит нечто совсем другое. Мы уже говорили что человек — самый сложный и самый высокоупорядоченный продукт Вселенной. Понятно, что компенсировать человеческую разупорядоченность можно только адекватной упорядоченностью, т. е. другой жизнью, поэтому теперь элитной старости в жертву приносятся жизни. Много-много жизней. Жизней имеющих самый высокий потенциал упорядочивания, ведь именно так можно компенсировать «разупорядочивание белковых тел». Жизней еще не родившихся младенцев. Эти жизни — основа т. н. «плацентной» или, как еще говорят, «фетальной» медицины, со всеми ее атрибутами, вроде коктейлей из человеческих эмбрионов, фабрик, где эти коктейли изготавливаются, и грамотно выстроенной политикой, стимулирующей максимально возможное производство абортов (а следовательно и минимальное рождение новых детей). Помните жуткую картину Гойи, где Кронос жрет своих детей стремясь остановить ход времени. Остановить через детей как порождений этого времени. Не думайте что это легенда. Особенно если вы видите старого буржуя или политикана сокрушающегося на тему «катастрофического падения рождаемости». Поинтересуйтесь, не влит ли в него «эликсир жизни» выжатый из десятков или сотен неродившихся младенцев? Так третье поколение в лице своей деградирующей элиты скатывается к первобытному варварству характерному исключительно для цветных племен. И тут уже совсем недалеко до начала массового изготовления коктейлей из крови с последующим их пероральным употреблением (вампиризм) или блюд из препарированных человеческих тканей (каннибализм). Причем то и другое будет делаться под самым благовидным предлогом, будет доступно только «очень богатым и уважаемым людям» и, вполне вероятно, благословляться духовными лидерами, которые и сами не будут брезговать подобными «терапиями». Но мы должны быть спокойны: никому из них сие первобытное шаманство не поможет. Нельзя построить вечный двигатель, тем более из своего организма. И уж тем более нельзя построить его на уровне своего поколения.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ