"Джозеф Конрад. Юность" - читать интересную книгу автора

-- Футшток у вас, Марлоу? Помпы не работают. Черт возьми!
Дело
нешуточное.
Я дал ему футшток и снова лег, стараясь думать о самых разнообразных
вещах, но в голову мне лезли только помпы. Когда я вышел на палубу, матросы
все еще выкачивали воду, и моя вахта сменила их у помп. При свете фонаря,
вынесенного на палубу, чтобы исследовать футшток, я заметил их усталые
серьезные лица. Мы выкачивали воду четыре часа. Мы выкачивали всю ночь, весь
день, всю неделю - вахта за вахтой. Судно разваливалось и протекало - не
настолько, чтобы утопить нас сразу, но, во всяком случае, оно могло уморить
нас работой у помп. А пока мы выкачивали воду, судно уходило от нас по
кусочкам: были снесены бульварки, сорваны пиллерсы, разбиты вентиляторы,
вдавлена дверь рубки. На судне не осталось ни одного сухого местечка. Море
понемногу потрошило его. Баркас, крепко державшийся на вантах, словно по
волшебству превратился в щепки. Я сам его привязывал и гордился делом своих
рук, так долго противостоящим ярости моря. А мы выкачивали. И не было
никакого просвета. Море было белое, как пенистая простыня, как котел с
кипящим молоком; ни одного прорыва в облаках, - ни одного, хотя бы
величиной с человеческую ладонь, хотя бы на десять секунд. Для нас не было
никакого неба, для нас не было ни звезд, ни солнца, ни вселенной - ничего,
кроме злобных облаков и взбешенного моря. Мы выкачивали воду вахта за
вахтой, спасая свою жизнь: казалось, это тянулось месяцы, годы, вечность,
словно мы умерли и попали в ад для моряков. Мы позабыли дни недели, название
месяца, забыли, в каком году мы живем и видели ли когда-нибудь сушу. Паруса
были сорваны, судно лежало, покрытое брезентом, волны океана перекатывались
через него, а нам было все равно. Мы вертели ручки помп и глядели на все
глазами идиотов. Бывало, выкарабкавшись на палубу, я обвязывал веревкой
матросов, помпы и грот-мачту, и мы вертели ручки-- вертели непрерывно, а
вода доходила нам до талии, до подбородка, покрывала нас с головой. Нам было
все равно. Мы забыли, что значит быть сухим.
Иногда мне приходила в голову мысль: "Да ведь это чертовски
замечательное приключение! Как в книжке. И это первое мое плавание вторым
помощником... а мне только двадцать лет... и я переношу его не хуже, чем все
эти люди, и поддерживаю бодрый дух в своих ребятах". Я был доволен. От этого
испытания я не отказался бы ни за какие блага в мире. У меня бывали минуты
ликования. Всякий раз, как старое, потерявшее оснастку судно, тяжело ныряя,
поднимало высоко в воздух свой подзор, мне казалось - оно бросает, как
мольбу, как вызов, как крик в беспощадные облака, слова, написанные на
корме: " Джуди, Лондон. Делай или умри ".

О юность! Ее сила, ее вера, ее фантазия! Для меня "Джуди" была не
старым корытом, перевозившим груз угля, - для меня она олицетворяла борьбу,
проверку, жизненное испытание. Я думаю о ней с удовольствием, с
признательностью, с грустью, - как думаете вы об умершем, которого любили.
Я никогда не забуду ее... Передайте бутылку.
Как-то ночью, когда мы выкачивали воду, привязанные - как я объяснял
-- к мачте, оглушенные ветром и такие подавленные, что у нас не хватало сил
даже пожелать себе смерти,-- тяжелый вал хлынул на борт и пронесся над
нашими головами. Едва переведя дыхание и повинуясь велениям долга, я
крикнул: "Крепче держитесь, ребята!" - и вдруг почувствовал, как что-то