"Джон Маддокс Робертс. Конан: не знающий страха (Конан)" - читать интересную книгу автора

поспешила сменить тему разговора.
- Этих денежек нам не надолго хватит, - сказала девушка, подбросив на
ладони увесистый кошелек. В лунном свете можно было разглядеть
кордаванскую кожу, окрашенную в алый цвет, и золотые нити шитья. - На
золото этой парочки мы безбедно проживем несколько месяцев, а если поиски
Тахарки затянутся, то и год протянем. Если покупать только еду, а спать
под открытом небом, надолго может хватить.
- Да уж ничего себе...- рассеянно пробормотал Конан. Перспектива столь
долгих поисков не улыбалась ему. - А то, что у них много денег,
неудивительно. Сколько жизней они угробили на больших дорогах. Да и вся
эта затея с рабами, видно, очень доходна.
- Похоже на то, - откликнулась Калья и замолчала. Не было у нее охоты
спорить с киммерийцем. И вообще, что-то неуловимо изменилось в их
отношениях. Раньше, когда Конан и Калья пребывали в состоянии враждебного
нейтралитета, все было ясно, и девушка чувствовала себя как-то уверенней.
Клялась же она перед алтарем Митры, что никогда не полюбит ни одного
мужчину! Аксандриас, вот кто во всем виноват. При мысли о нем в девушке
вспыхнула дикая, нечеловеческая ярость, точно такая, которая бушевала в
ней, когда аквилонец выжег ей каленым железом глаз.




Глава 5


Жрец стоял возле жаровни и бросал на тлеющие багровые угли пригоршни
трав. Сама жаровня представляла собой металлический треножник в форме
змей, чьи головы упирались в пол, а хвосты поддерживали череп, в котором,
собственно, и тлели угли. И змеи, и череп были изготовлены из деталей
усыпальниц валузианских королей. Дерево на растопку тоже пошло не простое.
Когда-то из него была сделана виселица. Дым от тлеющих углей и трав тоже
вел себя необычно. Он не стремился вверх, как это бывает всегда, а,
повторяя спиралевидное движение змей треножника, стекал вниз.
Жрец творил заклинания. Вот уже много часов подряд, нараспев, ни на
минуту не умолкая, он творил их. Высокое искусство магии требовало от
жреца огромной выносливости, такой, которой обладают лишь величайшие из
воинов. Каждое слово он произносил предельно внятно, сколько бы оно ни
повторялось.
Уже было далеко за полночь, когда над жаровней возник светящийся шар. Шар
покачивался, пульсировал. Текли минуты. Он то становился ярче, то почти
угасал. И вот когда свечение сделалось ровным, внутри шара появилось
чье-то лицо. Это было несомненно лицо человека. Однако для человеческого
лица оно было слишком совершенным, чтобы принадлежать человеку. Только по
высокой прихоти художника могло возникнуть подобное лицо, вознамерься он
сначала собрать воедино все самые совершенные черты самых совершенных
людей, а потом вдохнуть в них жизнь. И все же прекрасным это лицо не было,
потому что не было в нем ничего, озаренного человеческим чувством.
- Много лет прошло с тех пор, как мы разговаривали в последний раз,-
сказал человек в светящемся шаре, и древние звуки старостигийского языка