"Что-то страшное грядёт" - читать интересную книгу автора (Брэдбери Рэй Дуглас)

Глава четырнадцатая

— Три, — произнес чей-то голос.

Вилл прислушался, озябший, но уже в тепле, радуясь, что он дома, и есть крыша над ним, и пол под ним, стены и двери отделяют его от стороннего глаза, от чрезмерной свободы, от слишком густого ночного мрака.

— Три…

Голос отца, который вернулся домой и шел через холл, разговаривая сам с собой.

— Три…

«Но ведь это час, когда пришел поезд, — подумал Вилл. — Неужели папа видел, слышал, следил?»

«Нет, только не это! — Вилл съежился. — А почему?» Он задрожал. Отчего ему страшно?

Оттого, что на берег там вдалеке штормовой чередой черных волн обрушился Луна-Парк? Оттого, что он, и Джим, и папа знают, а город спит, не ведая о прибытии Луна-Парка?

«Да. — Вилл зарылся глубоко под одеяло. — Да…»

— Три…

«Три часа утра, — сказал себе Чарлз Хэлоуэй, присев на краю кровати. — Почему поезд прибыл в такое время?»

Ведь это время особенное. Разве женщины просыпаются в три часа ночи? Они спят сном невинного младенца. А вот мужчинам средних лет этот час хорошо знаком. Видит бог, полночь — не страшно, проснулся и опять заснул, час, два часа ночи тоже не беда, поворочаешься с боку на бок, но уснешь. Пять, шесть утра — есть надежда, до рассвета рукой подать. А вот три часа, господи, три пополуночи! Врачи говорят, в это время ваш организм сбавляет обороты. Душа отсутствует. Ток крови замедляется. Вы ближе к кончине, чем когда-либо, исключая смертный час. Сон в чем-то подобен смерти, но человек, который в три часа ночи бодрствует с широко открытыми глазами — живой мертвец! Вы грезите с разомкнутыми веками. Господи, да будь у вас силы подняться, вы расстреляли бы картечью эти грезы! Но нет, вас пригвоздили к выжженному досуха дну глубокого колодца. Луна с ее дурацкой рожей катит мимо, глядя на вас там внизу. Закат далеко позади, до восхода целая вечность, и вы перебираете в уме все ваши безрассудства, все эти восхитительно глупые поступки с людьми, которых так хорошо знали и которые теперь безвозвратно мертвы… И ведь он в самом деле как будто читал, что в больницах люди чаще умирают в три часа ночи, чем в другие часы?..

«Остановись!» — крикнул он про себя.

— Чарли? — произнесла сквозь сон жена.

Он медленно снял второй ботинок.

Жена улыбалась во сне.

Почему?

Она бессмертна. У нее есть сын.

Он и твой сын тоже!

Но какой отец твердо в этом уверен? Ему не ведома беременность, он не знает родовых схваток. Какой мужчина ложится в темноте в постель и — подобно женщине — встает с ребенком в чреве? Благая тайна ведома ласково улыбающимся. О, какие странные, чудесные часы — эти женщины. Они вьют гнезда во Времени. Они созидают плоть, хранящую и связующую вечность. Они живут этим даром, знают свое могущество и молча владеют им. Для чего говорить о Времени, если ты сам и есть Время и облекаешь преходящие мгновения в тепло и действие? Как мужчины завидуют и как ненавидят подчас эти теплые часы, этих жен, знающих, что они будут жить вечно. И что же мы делаем? Мы, мужчины, безумно злимся, потому что нам не за что зацепиться, ни за мир, ни за самих себя, ни за что-либо еще. Непрерывность скрыта от нашего взора, все рассыпается, падает, тает, останавливается, гниет или бежит от нас. Так что же остается нам, мужчинам, которым не дано творить время? Бессонница. Глаза, устремленные в темноту.

Три часа пополуночи. Вот наше воздаяние. Три утра. Полночь души. Организм замирает, душа истекает. И в этот час безысходности прибывает поезд… Почему?

— Чарли?..

Рука жены коснулась его руки.

— Что с тобой… Чарли?..

Она дремала.

Он не ответил.

Он не мог рассказать ей, что с ним.