"Андре Олдмен. Последний игрок судьбы ("Конан") " - читать интересную книгу автора

пребывал в раздумье, поглаживая свой перстень. Потом глухо произнес: "Ты
наглый юнец и заслуживаешь самого сурового урока. А так как я являюсь
наместником Митры на земле, то карать тебя в случае проигрыша буду я сам.
Имя твое слишком ничтожно, чтобы предавать его проклятию. Тебе просто
отрубят голову".
Казалось, юная зингарка вот-вот готова упасть в обморок. Стоявший рядом
с ней воспитатель неодобрительно поглядывал на пуантенца, не осмеливаясь,
однако, вмешиваться в разговор.
- Отчаяние и обида за родную Аквилонию толкнули меня на столь
рискованное заявление, - уже спокойнее продолжал Лабардо, исподволь любуясь
на произведенное его повестью впечатление. - Я понимал, что надежды почти
нет, и все же решил сражаться до конца. Мне показалось, что Преподобный
Картаконес старается отговорить своего патрона от дальнейших состязаний,
что-то отчаянно нашептывая тому на ухо, но я не придал тогда этому внимания.
Все мое существо было поглощено предстоящими партиями, каждая из
которых могла оказаться последней, ибо условия оставались прежними. Я
молился, молился беззвучно, но самозабвенно, я испрашивал милости богов, я
упрашивал Митру снизойти до ничтожнейшего из его рабов, ибо величайшие,
каковым, несомненно, являлся Светлейший Даркатес, в снисхождении не
нуждаются...
И свершилось чудо!
Три раза подряд побагровевший, с трудом сдерживающий ярость Светлейший
вынужден был признать свое поражение. Придворные и жрецы безмолвствовали,
король ухмылялся в усы не без злорадства: он не любил Верховного, которого
когда-то сам возвысил и который имел теперь власть, не уступавшую власти
самого монарха. Когда Даркатес проиграл третью партию и, подхватив живот,
направился в сопровождении толпы приближенных к выходу, король окликнул его,
назвав по имени.
Жрец обернулся, и его багровое лицо залила мертвенная бледность.
"Даркатес, - сказал король, - ты, кажется, забыл, что причитается
претенденту в случае выигрыша".
Жрец скрипнул зубами, с усилием стащил с жирного пальца кольцо с
огромным, переливающимся всеми оттенками желтизны камнем и бросил его на
гранитные плиты дворцовой залы...
- Вот он! - торжественно завершил рассказ молодой человек, поднимая
руку и любуясь перстнем. - Подарок Верховного Жреца, сделанный, увы, не от
чистого сердца!
Капитан Поулло с завистью покосился на самоцвет.
- Какая разница, - пробурчал он, - бьюсь об заклад, что цена ему -
целое состояние.
- Гораздо больше, - усмехнулся Лабардо, - вам и не снилось, сколько он
стоит, мой капитан!
- И королевские милости, - прощебетала донна Эстраза, радуясь, что
страшный рассказ кончился вполне благополучно. Теперь зингарка не сводила
восторженных глаз с юного пуантенца. - Королевские милости, почести
победителю - все это стоит гораздо большего, чем какой-то камешек!
- Вот тут вы ошибаетесь, - несколько томно отвечал Лабардо, - никаких
почестей не было. Более того, ночью в гостиницу, где я остановился, прибыл
тайный посланник короля. Его Величество с истинным благородством,
свойственным особам королевской крови, предупреждал меня, что месть