"Д.Мак-Грегор. Чужая клятва ("Конан")" - читать интересную книгу автора

лапши, и теперь, вяло подхватывая с блюд куски и отправляя их в рот, готов
был либо ко сну, либо к веселью - в зависимости от обстоятельств. Но
веселиться с шемитом он, помня все случившееся, не желал, а бледные
тоскливые физиономии здешних жителей никак не подходили для дружеской
пирушки, так что Конан склонялся все же к тому, чтобы кликнуть кого-нибудь
порасторопнее, потребовать себе комнату и кровать и забыться сном до самого
утра.
Иава, бросая на варвара удрученные взгляды, тем не менее проворно
уплетал и ливерный паштет, и свежеиспеченные булочки, и кролика в вине, и
фрукты - все яства с исключительной быстротой попадали не только в его
желудок, но и в сумку, что покоилась на его коленях. При этом шемит старался
не обращать внимания на довольно бестактные покашливания хозяев, застывших
вокруг стола в полупоклоне. В конце концов - он знал точно - не их трудом
пойман кролик, зажарен поросенок и сварена лапша. В Алисто-Мано все работы
выполнялись рабами, а рабство Иава не признавал ни в каком виде, потому и
содеянное теперь полагал не воровством, а местью жестоким и хитрым
эксплуататорам.
Решив таким образом проблему пропитания в дальнейшем путешествии,
следовало подумать, как бы сие путешествие продолжить. Шемит был уверен, что
так просто их отсюда не выпустят. Жаль, что Конана, судя по всему, подобные
мысли не посещали. "И куда только подевалось его первобытное чутье?" - с
раздражением говорил себе Иава, глядя на варвара, который уже откровенно
зевал во весь рот, лениво перебирая пальцами крупные, налитые соком
виноградины на огромной грозди.
- Конан, - не выдержал наконец Иава. - Надо идти. Слышишь?
Киммериец благодушно молчал. Он, который, в отличие от хозяев, всецело
одобрял поступок спутника - а почему бы и не взять то, что все равно
приготовлено для них? - ни о чем более думать не желал. Спать. Только спать.
Голова была пуста так, как может быть пусто высохшее озеро; веки отяжелели,
а губы не могли шевельнуться даже для того, чтобы произнести одно лишь
слово: "Спать". Словно в тумане видел Конан бледные тощие морды,
разноцветное пятно стола, волосатые ручищи шемита слева... Кажется, тот
что-то пытался ему сказать?
Иава в ужасе наблюдал за тем, как смягчаются грубые черты киммерийца,
как соловеют и светлеют его синие глаза, а нижняя тяжелая челюсть отвисает
как у полоумного. От бессилия у шемита даже свело мышцы плеч. Он понял, в
чем заключалась хитрость хозяев: сначала опоить незваных гостей, а потом и
пленить. Окинув быстрым взором все, что стояло на столе, Иава решил, что
отрава, по всей видимости, находилась в белом вине, кое Конан употребил так
решительно и в большом количестве. Сам он - то ли по наитию, то ли от
расстройства - вина не пил, довольствуясь чистой родниковой водой, и потому
сейчас чувствовал себя превосходно. Что же за снадобье бросили они в чашу
варвару? И каково его действие?
С лихорадочной быстротой перебирая в уме возможные способы отступления,
шемит в отчаянии понимал, что если и сумеет уйти отсюда живым, то
бесчувственного Конана утащить с собой ему безусловно не удастся. И не
только потому, что тот весил не меньше взрослого быка, а еще и потому, что
уходить наверняка придется с боем, и тут уже Иава на силы свои не
рассчитывал. Скорее всего, участь его - погибнуть бесславно в этой дерьмовой
деревушке, ибо единственная здравая мысль - оставить варвара здесь, а самому