"Д.Мак-Грегор. Вестники Митры ("Конан")" - читать интересную книгу автора

трудились наемники и рабы, - конечно, пин не преминул похвастаться
погребами, доверху забитыми бутылями и бочками чудесного чистого напитка,
впитавшего в себя золото и жар солнца. Он забыл лишь добавить, что пота и
крови в этом вине было ничуть не меньше, чем золота и жара...
Конан отбросил в сторону пустую бутыль и принялся поглощать яства,
коими слуги уставили всю поверхность стола. Рыба, тушенная в молоке с луком,
таяла во рту, отварная ветчина соблазнительно розовела в воротнике из
зеленого горошка, а жареный гусь издавал пленительный аромат, призывая
киммерийца немедленно полакомиться его румяной ножкой. До отказа набитый
желудок жалобно заурчал, однако принял очередной кусок, за ним еще один, и
еще... Конан откупорил новую бутыль и залил в себя половину ее содержимого,
икнул, осоловевшими глазами обвел двор, потом медленно поднялся. Слуги
Эбеля, сидевшие прямо на земле в тени кипариса, на мгновение оторвались от
пива и сыра и посмотрели на него с откровенной неприязнью - этот юнец ведет
себя здесь как наследный принц. Трапезничает за одним столом с благородным
пином, говорит с ним на равных, сидит в его присутствии и даже спит в
соседней опочивальне! Никакого уважения...
Не обратив внимания на злобные взгляды слуг, киммериец взял наполовину
опорожненную бутыль, нетвердой походкой прошел к двери, ведущей из
внутреннего дворика в дом, толкнул ее бедром и ступил внутрь. Тут было темно
и прохладно. Сверху доносились тихие унылые звуки лютни, под которые любил
засыпать Эбель и которые на Конана неизменно нагоняли тоску, а еще нежный
голосок Эбелевой наложницы Илианы и сиплый писк его недоразвитого сына -
толстозадого красномордого Гана Табека. На самом деле Ган Табек, коему
минуло уже сорок семь лет, соображал очень даже хорошо, но изо всех сил
притворялся младенцем, то есть ходил под себя, пускал слюни, ползал на
четвереньках и агукал. От настоящего дитяти он отличался тем лишь, что
вместо молока требовал вина, причем не менее дюжины бутылей в день. Конан
никак не мог взять в толк, зачем ему разыгрывать это представление, -
начиная с момента рождения судьба была к нему благосклонна. Единственный
наследник великого богатства достопочтенного Эбеля, обожаемый отцом до
умопомрачения, он мог жить в свое удовольствие и ни о чем не заботиться. Он,
однако, предпочел прикидываться полоумным... Странно. Поистине странно.
Однажды Конан уже задумывался о причинах подобного поведения Гана Табека -
да вот не далее как вчера, - ибо заметил вдруг, как в черных глазах его,
обычно сохранявших выражение тупого безразличия, мелькнул озорной огонек, но
скоро выбросил из головы этого притвору: в конце концов, не за тем он
нанялся в охранники к шемитскому купцу, чтоб разбираться в его семейной
драме...
Поднявшись по широкой мраморной лестнице, в дневное время ничем не
освещаемой, а потому темной, киммериец миновал роскошные покои Илианы и, с
трудом поборов желание войти к ней и завести более близкое знакомство,
прошел к себе.
Здесь также было темно. На окнах висели тяжелые бархатные занавеси
веселого желтого цвета - скорее, такие больше подошли бы для украшения
комнаты Гана Табека; в щель меж ними пробивался яркий золотой лучик,
рассекая пополам рыжий туранский ковер, весь усыпанный затейливыми цветами и
узорами, потом перебегая на низкую тахту, покрытую легкой оранжевой
накидкой, и, наконец, ломаясь на блестящей стеклянной крышке круглого
столика.