"Роберт Джордан. Черный камень Аманара (Конан)" - читать интересную книгу автора

риск! Этот риск!
Он совершенно не осознавал, что все еще держит в руке жертвенный
кинжал, пока он не скользнул по ребрам туранца. Он не понял, почему его
рука машинально вонзила нож ему под ребра. Он взглянул на лицо, которое
уставилось на него, исполненное ненависти, и ощутил сожаление. Слуги из
людей пригодны для многого из того, для чего он не может использовать
с'тарра. Да, они чересчур полезны, чтобы ими так просто кидаться.
Волшебник почувствовал, как что-то вонзилось ему в грудь, и бросил
взгляд вниз. Из его черного одеяния торчала рукоятка кинжала, которую
только что выпустила рука туранца. С презрением Аманар оттолкнул от себя
умирающего. Затем он выдернул кинжал и поднес окровавленный клинок к глазам
человека, распростертого на полу, который захрипел, ибо пришла его
последняя минута.
- Ты болван! - сказал Аманар. - Сперва ты должен был убить мою душу,
чтоб оружие смертного могло причинить мне хоть малейший вред.
Он отвернулся. Пристрастие стражников к свежему мясу вряд ли оставит
от Тевика хоть что-нибудь. Он должен как следует ублажить Мората-Аминэ. Ему
нужно выиграть время для того, чтобы сделать то, что он должен сделать.
Другие пленники должны быть подготовлены, ему нужны жертвы, много жертв для
Пожирателя Душ. Аманар возвратился в жертвенный покой.

Глава вторая

Город Шадизар с его пурпурными куполами и шпилями имел дурную славу и
был известен как "Преданный Осуждению", но разврат и излишества, которым
предавались высокомерные аристократы, их бездушные супруги и увешанные
жемчугом дочери, бледнели рядом с повседневной жизнью обитателей той части
города, которая носила название "Пустынька". В ее узких кривых улочках и
грязных переулках, прибежище воров, похитителей людей, убийц из-за угла и
прочих подонков, человеческая жизнь стоила медяк, а душа вообще ничего.
У высоченного молодого парня, который сидел на кровати в верхнем этаже
постоялого двора Абулетеса, расположенного в самом сердце Пустыньки, в тот
момент даже мысли не мелькало о тех, кто, возможно, именно сейчас испускает
дух среди вонючей грязи улиц. Его ярко-синие, как горный ледник, глаза под
гривой прямых черных волос, не отрываясь, смотрели на женщину с оливковой
кожей на другой стороне комнаты. Она теребила позолоченные медные чаши,
которые больше обнажали, чем скрывали ее колыхающуюся грудь. Остальное ее
одеяние состояло из тонких прозрачных шаровар, которые были украшены
разрезами от талии до щиколоток, и позолоченного пояса шириной не более чем
в два пальца, обвивающего полные бедра. Она носила четыре кольца с разными
самоцветами: зеленый перидот и красный гранат на левой руке, бледно-голубой
топаз и красновато-зеленый александрит на правой.
- И не говори, Конан, - пробормотала она, не глядя на него.
- Чего не говорить? - ворчливо спросил он.
Судя по его ясному лицу, он видел не более двадцати зим, но выражение
его глаз свидетельствовало о том, что то были зимы железа и крови.
Он отбросил одеяло, сшитое из шкур, и встал, чтобы одеться. Как
всегда, прежде всего он позаботился о том, чтоб оружие было под рукой:
старый широкий меч в ножнах из лошадиной кожи на поясе и карпашийский
кинжал с черным клинком на кожаном ремне под мышкой слева.