"Эрик Кольер. Трое против дебрей " - читать интересную книгу автора

предложила она, когда мы переварили отказ министерства и забыли о нем.
-  Чарли Мун! - я поднял брови. - Черт возьми, Чарли Мун! - Я начал
бегать от стола к двери и обратно. - А почему бы и нет?!
Чарлз Мун был самым крупным землевладельцем в долине. Его ферма у ручья
Мелдрам была одной из полдюжины ферм, разбросанных по пастбищам нижнего
Чилкотина. Он слегка суту лился при ходьбе, как это обычно бывает с людьми в
возрасте, приближающемся к седьмому десятку, особенно когда пятьдесят из них
отданы нелегкому, но честному труду. Англичанин по рождению, Мун приехал в
Чилкотин в конце XIX века и начал работать на одной из существовавших тогда
скотоводческих ферм за тридцать долларов в месяц и харчи. Начав с такой
скромной деятельности, он кончил тем, что создал нечто вроде маленькой
скотоводческой империи, где в 1931 году уже насчитывалось три тысячи голов
хертфордского скота и несколько тысяч акров обработанной и огороженной
земли. Своим успехом он был обязан не счастливой случайности, а тяжелой
работе, трезвому уму и умению хорошо вести хозяйство.
У него было неограниченное право использования водных ресурсов в
Мелдрам-Крике, и никто не мог получить здесь воду, пока требования Муна не
были удовлетворены. Вот к этому фер меру мы и обратились за поддержкой,
которую нам не захотел или не смог оказать отдел охраны водных ресурсов.
И это привело к совсем иному результату. "Что бы вы ни делали там у
истоков ручья, - писал Мун в ответ на наше письмо, - это не может ухудшить
положения дел здесь, в доли не. Я всегда считал, что уничтожение бобров в
Мелдрам-Крике является основной причиной того безвыходного положения, в
которое мы попали. Мое мнение таково: начинайте то, что вы задумали;
посмотрим, что из этого выйдет".
В тот момент его ответ вполне нас устраивал. Если крупней ший
землевладелец в районе ручья благословлял наше начинание, что нам можно было
еще желать? Разве только, чтобы всемогущий послал нам снежную зиму и одно
или два дождливых лета.
Впоследствии снежных зим было более чем достаточно. Но все это время мы
должны были как-то на что-то жить. А у нас не было других источников
существования, кроме леса. Его дары не были богаты, но он щедро делился с
нами тем, что имел. Изобретательность стала лейтмотивом всей нашей жизни. Мы
старались практически использовать все, что попадало в наше поле зрения.
Мясо оленей шло нам в пищу, а шкура служила материалом для одежды. Шкура
оленя, убитого у пруда в лесу, еще висела высоко на дереве, где ее не могли
достать койоты. Она была грязной и вонючей. На шкуре запеклись комочки
крови, и по ним ползали личинки мясных мух. Но шкура от этого не пострадала.
После того как мы с Лилиан выскоблили ее, там остались какие-то крошки мяса,
но его было недостаточно даже для насекомых.
Некоторое время Лилиан в раздумье смотрела на шкуру, а затем напомнила
мне:
- У Визи нет обуви.
Думая, что продолжения не будет, я молчал, вопросительно глядя на
Лилиан, но она тут же добавила:
-  Я попытаюсь выдубить оленью шкуру. - Это было сказа но таким тоном,
как будто выдубить шкуру не составляет никакого труда. - И сделаю Визи пару
мокасин, - сказала она также просто.
- А ты когда-нибудь дубила шкуры? - скептически спро сил я, не
сомневаясь в том, что получу отрицательный ответ.