"Владимир Колин. Где-то - человек..." - читать интересную книгу автора

чуждой ему стихией. Уже сейчас то, что лежало на черном песке, казалось
неотъемлемым элементом, извечно присущим этому полукругу берега,
окаймленного красным лесом, корягой, столь же неподвижной, как и застывшая
невдалеке скала, как пустая ракушка или ствол, выброшенный бесконечными
волнами. Так, бесцветные и бесформенные, протекали минуты или часы.
У него больше не было сил даже приказать себе умереть. И, как глухая,
но неотступная боль, не поддающийся обжалованию приговор случайности,
обрушившей его на черный берег, еще бился где-то, как триумф тщеты. Он
умирал напрасно. После Агатары, Су, Вердонды, Ксет-Итара... Вместе с ним
все человечество умирало на песке Тепсоры, не успев стать здесь известным,
не успев известить о своем появлении.
Вместе с ним агонизировал Великий совет, разлагалась Площадь Солнца, и
жизнь медленно отступала от каждого мужчины и каждой женщины всех десяти
миров. Влача за собой машины и статуи, великие города погружались в
небытие, вновь и навсегда превращая в прах гордость людей, огромные
библиотеки и музеи.
Здесь, на Тепсоре, его смерть становилась апокалипсисом, принимала
размеры неотвратимого заката человечества.
"Только не через меня", - он дернулся, застонал в высочайшем усилии, в
попытке гальванизировать инертные, безжизненные мышцы. И, словно чудом,
вдруг сдвинулся со своего места на пляже и почувствовал, как какой-то дикий
наплыв сил поднимает его с песчаной постели, как он бежит, спотыкаясь, по
берегу океана, завоевывая пространства Тепсоры, недвижимые пространства,
которые, казалось, были заказаны ему навсегда. Протянув руки, пошатываясь,
он бежал вперед, и боль кривила его губы. "Я человек (ударяясь о красные
стволы), я посланец человечества! Слушайте, слушайте, у меня осталось так
мало времени, а я должен поведать вам о наших мечтах, о разложении атомного
ядра и о музыке! Слушайте, о, слушайте!. . Я привез с собой карты, и
фильмы, и ленты. Понимаете? Я не знаю, что говорю... Я не должен говорить.
Это называется говорить, но вам это неоткуда знать, и вы не можете этого
понять... Мои минуты отсчитаны, и я не хочу умереть, не показав вам, кто мы
такие. Смотрите, вот текут образы, видите? Фильм разворачивается ...
Берите, я отдаю вам их, образы Земли, которую я больше не увижу, каскады,
потоки, водопады образов!
Вот отсюда, из этого уголка Галактики, я вышел. Чтобы умереть... среди
вас, на черном пляже ... на черном пляже..." На черном пляже, один, человек
умирал. Он не сдвинулся с места. Бред, подаривший его воображаемым притоком
сил, отступал, как красная волна, оставляя его, ненужного и бессильного,
под незнакомым солнцем. И снова монотонный гул океана. А из лесу, вместо
запахов, шумы и шорохи. Шумы ... Жизнь свелась теперь к их восприятию,
сузилась до того, что он мог воспринимать только их. "Вот треснула ветка. А
это волна. Порыв ветра в листьях и чей-то крик. А сейчас?
Не знаю. Что это?... Все ближе, ближе... я не могу повернуть голову. И
глаза... Мир - небо. Кажется, он идет слева, из леса. Нет, они идут.
Окружают меня.
Обходят справа. А я... только это небо... только небо ... Сердце,
медленно, редко ..." И из последних сил, в отчаянном,
ограниченно-счастливом порыве Последних сил: "Неужели это возможно? .."
Шумы исчезли. "Почему?" Пальцы лихорадочно роют песок. "Скорее, скорее...
Ракета там, скорее! Пусть даже по шуму движений - я пойму, я должен понять.