"Удача – это женщина" - читать интересную книгу автора (Адлер Элизабет)

Глава 2

В одиннадцать тридцать вечера Гарри Хэррисон пожелал доброй ночи гостям и, стоя у дверей, лично проследил за их отъездом. Исключение составила только одна пара — Бак Вингейт и его жена Марианна. Их Гарри проводил до самого автомобиля. Бак Вингейт происходил из хорошей калифорнийской семьи, разбогатевшей сравнительно недавно. Члены этого семейства умели извлекать прибыль буквально из всего — будь то продажа зерна, доходы с недвижимости и с акций, вложенных в строительство железных дорог, или банковских операций. Марианна, жена Бака, принадлежала к старому аристократическому роду Брэттлов, которые с незапамятных времен поселились в Филадельфии и богаты были уже так давно, что сейчас никто и припомнить не мог, на чем они сделали свое состояние, — просто деньги, словно сами собой, текли к ним со всех сторон. Так деньги делают деньги, часто независимо от воли их владельцев. Подобное обычно происходит с состояниями, которые сложились несколько поколений назад.

Отец Бака учился в Принстонском университете вместе с отцом Гарри, а адвокатская контора Вингейтов вела дела семейства Хэррисонов много лет, таким образом, Бак и Гарри знали друг друга в течение всей жизни, хотя никто не назвал бы их друзьями.

Гарри поцеловал на прощание прохладную, пахнущую духами щеку Марианны, и перед тем как скрыться в просторном чреве комфортабельного лимузина, она в ответ улыбнулась ему одними уголками губ, но ее красивые зеленые глаза при этом смотрели холодно. Марианна выглядела словно прекрасная статуя, и даже ее волосы лежали на плечах крупными, словно вылепленными рукой скульптора локонами. Портрет дополняли идеальной формы ярко-красные губы. Одета Марианна была в темно-синее шелковое платье, которое сидело на ней без единой морщинки, и можно было подумать, глядя на ее безукоризненную внешность, что она только приехала на вечер, а не покидает его.

Гарри прекрасно знал, что Марианна вышла замуж за Бака отнюдь не из-за его привлекательности или солидного состояния, — Марианну прельстила карьера политика, которую выбрал для себя ее будущий муж, а она обожала политику и мир политиков. Вся ее семья была в восторге от политики, и почти все ее живые и умершие родственники отдали так или иначе дань этому занятию. В течение нескольких поколений члены семьи Брэттлов занимали посты в кабинете министров, баллотировались в Конгресс и Сенат, хотя до президентства ни один из них так и не добрался. Марианна избрала Бака, потому что надеялась, что ее обаятельный муж когда-нибудь займет высший в государстве пост. Тот в настоящее время являлся сенатором от штата Калифорния и занимал важные государственные должности уже при двух президентах-республиканцах. Сейчас о нем стали поговаривать как о возможном кандидате в президенты. Все шло именно так, как Марианна и планировала. Она не жалела усилий на осуществление своих планов и умело использовала в нужных сферах политический авторитет своего семейства, равно как и собственные незаурядные умственные способности.

У четы Вингейтов имелся дом на Кей-стрит в Джорджтауне, фамильный особняк в пригороде Сакраменто, обширная квартира на Парк-Авеню, а также впечатляющее загородное поместье Бродлэндз в лесистой части штата Нью-Джерси, которое досталось Марианне от дедушки. Еще у Марианны было двое милых воспитанных детей, скаковые конюшни с породистыми лошадьми, гаражи с дорогими автомобилями и несколько акров прекрасных тенистых лужаек, чтобы пить на них чай и играть в крикет в хорошую погоду.

Короче, у Марианны Брэттл Вингейт было все. И, тем не менее, на свете существовал один человек, который мешал исполнению главного ее желания, — это был второй возможный претендент на высший пост в Белом доме, и звали его Гарри Хэррисон. Марианна знала об этом и оттого ненавидела его.

Она холодно сказала:

— Спокойной ночи, Гарри. Не могу сказать, что я в восторге. Боюсь, что киношники — народ не слишком разговорчивый.

Затем, презрительно смерив взглядом платиновую блондинку в облегающем серебристом платье, терпеливо ожидавшую на ступенях дома возвращения Гарри, добавила:

— Хотя, вероятно, данная Гретхен и обладает некоторыми скрытыми от меня достоинствами.

— Грета, — с улыбкой поправил ее Гарри, думая про себя, что Марианна может быть порядочной сучкой. Но он готов был признать, что она роскошная и весьма умная сучка. Стоило только посмотреть, как она срежиссировала политическую карьеру Бака. Гарри и сам был бы не прочь использовать достоинства Марианны в своих собственных интересах, если бы она оказалась на месте тех двух дур, которые были в свое время его женами.

— Спокойной ночи, Гарри, — попрощался с хозяином Бак, с облегчением устраиваясь на сиденье автомобиля и недоумевая, какого черта его занесло на этот прием. В конце концов, он занятой человек, и его время не принадлежит ему, но ведь Марианна, которая ведала его «социальными» связями, имевшими обыкновенно политическую окраску, зачем-то потащила его на обед к Гарри Хэррисону. Он вопросительно взглянул на жену, когда они уже находились на порядочном расстоянии от дома второго кандидата в президенты.

— Не могла бы ты мне членораздельно объяснить, какого черта мы тут делали. Ты ведь прекрасно знаешь, что я терпеть не могу этого парня, — добавил он сердито.

— Я же говорила тебе, дорогой, что его имя еще много значит для некоторых денежных мешков в Сан-Франциско, а трое или четверо из них присутствовали на его вертепчике сегодня.

— Мне совершенно наплевать на Гарри и на его денежных мешков, — холодно заявил Бак. — Больше не заманивай меня на подобные вечеринки.

— Просто я подумала, Бак, что твоя адвокатская контора по-прежнему ведает делами Хэррисонов, поэтому с твоей стороны не слишком-то умно совершенно его игнорировать. Но если ты действительно так уж его ненавидишь, мы постараемся больше у него не бывать, — ответила Марианна с примирительными нотками в голосе.

Когда их автомобиль проезжал мимо дома Франчески Хэррисон, она заметила, что муж повернул голову и взглянул на освещенные окна, но никак не отреагировала на это.

Хэррисон, проводив Бака и Марианну и помахав рукой вслед сигнальным огням их автомобиля, обратил внимание, что, проехав по улице Калифорнии, он повернул в сторону отеля «Эйсгарт Армз», где семейство занимало так называемый Королевский номер, поскольку Марианна посчитала дурным тоном останавливаться до времени в Президентском номере.

Внизу, у подножия холма, горели окна лишь в двух зданиях — в клубе «Юнион пасифик» и в доме его сестры Фрэнси.

Гарри вдруг вспомнил, что перед началом своего званого обеда прочитал в «Сан-Франциско экзаминер» о смерти Мандарина Лаи Цина. В заметке, посвященной этому событию, задавался весьма любопытный вопрос о том, насколько велико состояние почившего в бозе китайского богача. Заметка называлась «Лаи Цин — миллионер», и, естественно, в ней упоминалось о скандальных отношениях между его сестрой и проклятым китаезом.

В очередной раз имя Хэррисонов втаптывалось в грязь, и Гарри почувствовал, как в его груди привычно разрастается желание разделаться с сестричкой. Он с горечью подумал, что если когда-либо у Мандарина существовало намерение уничтожить его, то сейчас для этого самое подходящее время — смерть китайца опять возрождала к жизни старый скандал, хотя именно теперь Гарри хотелось бы меньше всего на свете оказаться в центре внимания газетчиков.

Он медленно поднялся по ступеням, едва взглянув на молодую киноактрису, ожидавшую в вестибюле его возвращения. Она призывно улыбнулась ему, но Гарри даже не замедлил шага.

— Попросите Хавкинса вывести машину из гаража и отвезти мисс Волфи в ее отель, — небрежно обратился он к дворецкому.

Девушка в изумлении проводила глазами его удаляющуюся спину — как же так, ведь они провели вместе три недели, полные любви, и она имела права ожидать, по крайней мере, что ей хотя бы вежливо пожелают спокойной ночи. Но через минуту, когда Гарри вошел в свой кабинет и захлопнул дверь, он уже забыл о самом существовании мисс Волфи. Девушка стала для него частью прошлого.

Гарри погрузился в мягкий кожаный диван и положил ноги на карточный столик из красного дерева. Он кипел от злости, думая одновременно и о сестре, и о Марианне Брэттл Вингейт. Одну он ненавидел, потому что она оказалась продажной девкой и вываляла его имя в грязи, а другую — потому что слишком задирала нос и изображала из себя недоступную леди, кроме того, сегодня вечером она дала ему понять, что имеет на него зуб, и это, несмотря на все его старания, чтобы вечер прошёл как можно лучше. Стоило ли покупать лакеям новые ливреи, тратить целое состояние на закуски и вина и дарить каждой идиотке по букету, которого ни одна из них не стоит. А ведь у них с Марианной своего рода «особые отношения»!

Гарри обладал вполне привлекательной внешностью — он был высок, широк в плечах и носил бороду, как и его отец. Его глаза светло-голубого цвета имели пронзительное выражение, однако светло-русые волосы хотя и сохранили свой блеск, но уже начали редеть на затылке. Самое же главное — ему нельзя было отказать в обаянии, тщательно выверенном и отработанном годами рассеянной жизни. Вообще-то он пользовался признанным успехом среди особ противоположного пола, но сегодня вечером Марианна дала его гордости довольно-таки увесистый щелчок: он посадил ее на почетное место — справа от себя, и она тут же, не обращая на него никакого внимания, принялась увлеченно беседовать с одним из наиболее известных голливудских продюсеров и владельцем Волшебной студии Зевом Абрамом. Когда же Гарри попытался задать ей какой-то невинный вопрос, она вонзила в него свои холодные зеленые глаза и отчеканила официальным тоном: «Бак и я сейчас сократили до минимума большие выходы в свет. Мы ходим лишь на обеды к нескольким близким друзьям или в небольшие интимные компании, где все свои и можно говорить откровенно. Мы, например, считаем, что не дело проматывать огромные деньги на такие вечера, как ваш, особенно когда из памяти еще не изгладилась кошмарная Депрессия, поразившая всю страну». И улыбнулась слегка, чуть-чуть презрительно, кончиками губ. Она не могла не догадываться, что пирушка была устроена специально, чтобы произвести впечатление и на нее с Баком, и на прочих состоятельных гостей, дабы убедить их вкладывать деньги в его нефтяные скважины, и хотела дать ему понять, что не поддалась на его уловку. Она, черт возьми, прекрасно понимала, что без ее поддержки у него нет шансов заполучить вкладчиков.

Гарри налил себе бренди и застыл на мгновение, глядя, как коричневая маслянистая жидкость искрится в тонком хрустальном бокале баккара.

Он откинул голову на спинку дивана и заставил себя вспомнить, как за одну ночь потерпел крушение рынок ценных бумаг и его акции вполовину упали в цене, а еще через несколько дней их стоимость сократилась в десять раз. А потом началась Депрессия, и уже встал вопрос — жить или не жить его банку. Конечно, ему не пришлось бы ликвидировать свой офис на Уолл-стрит и идти продавать в переходах яблоки по десять центов за фунт, но действительность упрямо твердила одно — богатства Хэррисонов, в сущности, больше не существовало. Небольшие деньги продолжали поступать благодаря удачной спекуляции, которую он провернул несколько лет назад, но они словно проваливались в многочисленные дыры, образовавшиеся в его бюджете от убыточных предприятий, которые он, как глава семьи Хэррисонов, считал своим долгом поддерживать. Одним из таких предприятий были и нефтяные скважины, которые его рабочие бурили целый год день и ночь — и все без результата. Будто в трубу улетали время и деньги, а скважины требовали больше и больше. Вот почему он раскошелился на дорогой прием нынче вечером.

Он залпом допил бренди, припомнив старую семейную легенду о том, как его дедушка в свое время хранил в сейфе в Калифорнийском банке золотые слитки, и устало подумал, что дед, как всегда, был прав. Золото — единственный надежный гарант во времена финансовых неурядиц. Ах, как ему сейчас нужна помощь. Необходим капитал для создания новой компании, которая занялась бы разработкой нефтяных скважин на Калифорнийском побережье. Он потому и пригласил Бака Вингейта на прием, чтобы само его присутствие убедило колебавшихся богатых приятелей финансировать новый проект. Он хотел показать всем, что, в сущности, не особенно нуждается в деньгах, а просто предлагает друзьям поучаствовать в деле, которое не могло оказаться проигрышным. Но всю игру испортила Марианна. Она сразу же повела себя как герцогиня, оказавшаяся в окружении мелких вассалов, достаточно вспомнить, как она в недоумении посматривала вокруг себя, будто спрашивала, как это она и ее муж затесались в столь плебейское общество. Несомненно, Марианна сучка, но сейчас ему хотелось, чтобы она или подобная ей находились на его стороне.

Гарри налил себе еще одну порцию бренди. Ему, как никогда, нужен союзник. Пришла пора найти женщину, у которой были бы деньги и власть и которая хотела бы достичь кое-чего в этом мире. Стоит только взглянуть на Бака и его жену. Если бы его жена хоть немного походила на Марианну, он мог бы спокойно сидеть дома и стричь купоны, а, кроме того, возможно, и поглядывать на сторону. Он был уверен, что женщина, подобная Марианне, не стала бы возражать против шалостей своего супруга. Напротив, она, может быть, стала бы даже поощрять некоторые из них, не сулящие особых неприятностей, поскольку увлечения мужа позволили бы ей не затруднять себя по пустякам и сосредоточиться на более важных вещах — ну, там, заботах о доме и детях, выборе слуг, участии в благотворительных вечерах, походах к портному. Самое же главное — такая женщина, как Марианна, смогла бы уделить достаточно времени политической кухне, на которой бы готовился успех ее супруга, она бы активно участвовала во всевозможных политических митингах, выступала на собраниях и тщательно подбирала знакомых в самых высоких сферах, исходя из принципа — что полезно моему супругу, полезно и мне.

Но такой женщины у Гарри пока не было, а Марианна, вместо того чтобы по-дружески помочь, сегодня вечером, в прямом смысле слова, подставила ему ножку.

Гарри опять выпил, уносясь воспоминаниями к женщинам, которых он знал в своей жизни, ко всей этой бесконечной веренице любовниц, однодневок, жаждущих денег, к женам, которые не стоили его любви и которых он не любил, и, конечно же, к Фрэнси. Господи, он помнил ясно, словно это случилось вчера, как его отец говорил ему, еще совсем ребенку, что его сестра сошла с ума и не заслуживает более чести носить славную фамилию Хэррисон. На похоронах своей матери Гарри впервые по-настоящему ощутил собственную значимость — он именовался наследником и сыном, а Фрэнси оставалась обыкновенной девчонкой, с которой можно было не особенно считаться.