"Владимир Колин. "Онейрос"" - читать интересную книгу автора

рассказывали свои сны, позволило мне распознать в знаках диаграмм сначала
природу сна, а затем и его составные элементы. Разумеется, как это видно из
опытов, описанных на страницах настоящего труда, остается еще невысокий, не
более 10, процент неточности, но опыты показали, что его можно
игнорировать. К тому же, продолжение исследований его, несомненно,
сократит. Важен, однако, тот факт, что я сумел сначала зарегистрировать, а
затем и интерпретировать любой сон, поняв его при простом прочтении
соответствующей онейрограммы.
Но это была лишь первая фаза задуманной мною работы. Вскоре (поступая
так же, как некоторые современные композиторы, искусственно создающие
потрясающие голоса несуществующих певцов, благодаря простому
воспроизведению графика, подобного тому, какие записаны на звуковых лентах
кинофильма), я составил ряд онейрограмм. Это были диаграммы снов, никем не
виденных, но которые могли быть увиденными.
Для этого я должен был повторить весь процесс в обратном порядке -
таким образом, чтобы, отправляясь на этот раз от онейрограммы,
зарегистрировать сон на понтийской ретикуло-рецепторной системе пациента.
Как можно убедиться по предыдущим страницам, это мне удалось.
Я создал передатчик "Онейрос", действующий, как электронная машина,
программа которой записана на онейрограмме. Машина читает диаграмму
созданного мною сна и передает его определенным пунктам приема в мозгу.
Шум, поднятый вокруг так называемых "всеобщих снов", освобождает меня от
комментариев относительно эффективности моей системы.
Опыт показал, что отдельные отклонения всеобщих снов (результат
отмеченной выше минимальной неточности) не повредили общей линии. Напротив,
они прекрасно вписывались в ансамбль придуманных мною снов, как детали,
будто существовавшие там с самого начала. Электронная машина человеческого
мозга сумела их освоить и внедрить.
Фел на секунду задержался на последних словах текста, потом -как бы
продолжая действие, тесно связанное с последней прочитанной фразой -
принялся рвать печатные страницы. Так же спокойно, как во время чтения, с
тем же застывшим лицом он разрывал страницы на четыре части и бросал их на
потертый ковер посередине комнаты. С улицы несся поток машинных гудков -
словно сигнал и предупреждение какойто грозной силы.
Покончив, он с минуту сидел неподвижно. Казалось, он впал в
растерянность, слишком быстро окончив дело, которое так спешил выполнить, и
теперь ожидал новых указаний, чтобы знать, как быть дальше. Гул гудков
прекратился. На какой-то миг - как тогда, в кабинете Гарана - мир словно бы
повис между небом и землей, в какой-то неестественной тишине. Потом
огромный грузовик въехал на узкую улицу, и все здание задрожало. Окна,
словно в панике, зазвенели, дерево затрещало. Возмущенные секундой тишины,
которую они допустили, гудки завыли с новой силой.
И тогда, словно бы получив наконец ожидаемый импульс, молодой человек
выдвинул ящик письменного стола и окинул взглядом бесчисленные онейрограммы
- тщательно пронумерованные учетные карточки, открывавшие свои секреты для
него одного. Потом спокойно захватил целую пачку и, разорвав, бросил их в
груду бумаг, лежавшую посреди комнаты. Он работал спокойно, ровными
движениями, левой рукой захватывая пачку карточек, правой - разрывая их на
клочки и выбрасывая со странным равнодушием.
Ящик постепенно пустел, и сны множества людей, со всеми страхами и