"Наследницы" - читать интересную книгу автора (Адлер Элизабет)

Глава 27

Лорд Маунтджой был единственным, кто на следующее утро ровно в половине девятого пришел на завтрак в малую столовую. Слуги хорошо потрудились, и дом снова выглядел безукоризненно чистым. Из серебряного блюда, стоявшего на буфете, он положил себе на тарелку рис с рыбой и яйцами и, сев во главе стола, стал пить кофе и просматривать газеты.

— Боже милостивый, да это мои девочки! — изумленно воскликнул он, глядя на большую фотографию, помещенную на видном месте светской хроники газет «Таймс» и «Экспресс». Заголовок гласил: «Кузины Маунтджой на балу, который дал в их честь двоюродный дедушка граф Маунтджой прошлым вечером в своей резиденции в Мейфэре».

К горлу Маунтджоя снова подступил комок, когда он стал рассматривать фотографию. Девочки стояли в театральных позах в развевающихся бальных платьях. Тоненькие как тростинки и юные: одна блондинка, одна рыжеволосая, одна темноволосая, но все три — красавицы. Ханичайл стояла, облокотившись на обитый розовым шелком шезлонг, и ее точеный профиль был полуразвернут к камере. Ее светлые волосы тяжелой копной ниспадали на плечи; конец длинной нити крупного жемчуга был намотан у нее на пальце; взгляд устремлен в пространство. Лаура, утонченно красивая, смотрела на Ханичайл, в то время как красавица Анжу смело смотрела в камеру, гордо подняв голову и широко раскрыв глаза, готовая принять то, что мир может предложить ей.

В «Экспрессе» заголовки гласили: «Событие Лондона», «Девушки, с которыми все хотят познакомиться».

— Господи! — воскликнул Маунтджой. — Они стали популярны.

Он вспомнил предсказание принцессы Матильды и взволнованно пожелал, чтобы она не оказалась права. Маунтджой никогда еще не были так популярны. Они придерживались мнения, что упоминание в прессе и, возможно, в «Придворном циркуляре» может быть только в случае объявления о помолвке, бракосочетании, рождении детей, смерти родственников.

«Однако, — думал он, — прием был отличным, и все газеты придерживались того же мнения». К десяти часам стал непрерывно звонить дверной колокольчик, возвещая о приходе посыльных с цветами для девочек, а вскоре после этого начались телефонные звонки, и ему стало казаться, что это никогда не кончится.

Все хотели познакомиться с ними, а публика хотела знать о них через прессу.

— Словно мы какие-то кинозвезды, — сказала Ханичайл, удивленная таким вниманием и своим эффектным изображением на фотографиях в газетах.

Она незамедлительно вырезала одну из них и отправила Элизе вместе с длинным письмом, в котором рассказывала о бале и о том, что влюбилась в «чудесного человека». Она писала, что понимает — нельзя влюбляться так сразу, но она ничего не может с собой поделать.

Джинни Суинберн увидела фотографию в «Экспрессе» и сразу позвонила своей внучке:

— Я смотрела на тебя и думала: неужели это наша Лаура? Но конечно же, это ты, потому что ты всегда была красивой девушкой. Просто я никогда тебя не видела в красивом платье, а только в старой одежде, которую ты носила, работая в конюшне.

— Приготовь себя для худшего, ба, — осторожно сказала Лаура. — Я познакомилась с человеком, у которого конюшни гораздо больше и лучше, чем у Хаддона. И у меня такое чувство, что я буду проводить там все свое время.

— Где? — потребовала ответа Джинни. — Запомни, что ты должна весело проводить время в Лондоне, чтобы найти себе приятного молодого человека и выбросить из головы этого Хаддона.

— О, я нашла, ба, нашла, — заверила ее Лаура. — Он один из тех, кто владеет собственными конюшнями.

Джинни вздохнула:

— Мне только остается надеяться, что он лучше, чем Хаддон.

— Я тебе это обещаю, — ответила Лаура, и что-то в ее голосе заставило Джинни в это поверить.

Анжу десятки раз перечитывала каждое слово, особенно то, что было написано о ней: «Красивая мадемуазель Анжу д'Аранвиль Маунтджой, дочь графини д'Аранвиль, была ослепительной в своем бледно-зеленом платье от Хартнелла».

Когда Агнес принесла ей поднос с завтраком, она откинулась на подушки и, счастливо улыбаясь, стала думать о тех мужчинах, которых она встретила и с которыми танцевала. Она решила, что Джеймс Матрингтон был интересным мужчиной; он сидел с ней за ужином и рассказывал о своем загородном доме в Глостершире, куда он ездит на охоту при первой возможности. Она с разочарованием подумала, что страсть англичан к лошадям — это уж слишком. Стоит посмотреть на Лауру: ни о чем другом она не может думать, а сейчас, когда она познакомилась с Билли, того и гляди свихнется от них. Анжу подумала о Гарри: она понимала, что он плут, но плут привлекательный, а такие мужчины всегда ей нравились. Но не так сильно, как Алекс Скотт, «загадочный мужчина», как его называли.

Он был мужчина, достойный женского интереса, и она знала, что многие женщины очень интересовались им. Это были женщины красивые, большинство из них богатые и хорошо известные. Говорили, что он сопровождает их на обеды, приемы и приглашает на свою яхту. Но ни одной из них не удалось пленить его, и это делало его еще более загадочным.

В десять часов в дом стали посылать букеты цветов. К полудню среди прочих букетов — но Лауру интересовал только этот — прибыл букет роз от Билли, привезенный в Лондон поездом из сада поместья Сакстон-Моубри. «Ты вошла в мою жизнь такой же свежей и красивой, как эти садовые розы», — написал Билли на карточке, вложенной в букет. Лаура даже не предполагала, что Билли может быть столь поэтичным. Тронутая его вниманием, она приложила карточку к губам.

Ханичайл была в гостиной, просматривая с тетей Софи утренние газеты, когда ей принесли от Алекса корзину пармских фиалок с простыми словами на карточке: «Я никогда не забуду вчерашний вечер».

Ее лицо озарилось счастьем, и, чтобы скрыть смущение, она уткнулась носом в фиалки, вдыхая их аромат.

От взгляда тети Софи никогда ничего не ускользало, особенно когда девушка краснеет: за этим обычно скрывается целая история.

— Скажи мне, ради Бога, от кого эти фиалки? — спросила она.

— От Алекса Скотта, — как можно небрежнее ответила Ханичайл.

— Алекс Скотт прислал тебе цветы? — удивилась тетя Софи. — Я даже не знала, что ты знакома с этим человеком.

— Мы познакомились с ним на лайнере, когда плыли в Лондон, — ответила Ханичайл, стараясь скрыть смущение. — Мы подружились и в последний вечер вместе ужинали.

— Как странно, — произнесла тетя Софи, удивляясь, как она могла пропустить такое, хотя дом был переполнен гостями и ей было трудно уследить за всеми тремя девушками сразу. — Он кажется мне достаточно порядочным несмотря на то, что о нем говорят.

Ханичайл очень хотелось знать, что говорят об Алексе, но она решила не спрашивать. Она была так счастлива от его цветов и слов «никогда не забуду», что ей хотелось поскорее остаться одной, чтобы снова пережить каждую минуту общения с ним.

Зазвонил телефон, и горничная позвала тетю Софи, которая тотчас же удалилась в кабинет. Когда она вернулась несколькими минутами позже, на ее лице сияла довольная улыбка.

— Лаура, дорогая, — сказала она, — это звонил Билли. В этот уик-энд он устраивает большой прием в Сакстон-Моубри и приглашает всех нас. Говорит, что хочет отпраздновать свой день рождения, и обещает, что будет весело.

Лаура с облегчением вздохнула: она не была уверена, что тетя Софи разрешит им поехать. Но кажется, Билли ей понравился.

— У него там такие чудесные лошади, — сказала она с жаром, — Лаки Дансер и Игл Ридж, обе победительницы скачек Дерби. Сейчас они отдыхают на пастбище в Сакстон-Моубри. Он сказал, что я смогу покататься на них.

— Как чудесно, моя дорогая, — с облегчением сказала тетя Софи. — Но там будут и другие развлечения. Он устраивает обед в субботу вечером, после которого будут танцы. — Она вздохнула, пожалев, что уже немолода и может выступать только в роли женщины, сопровождающей трех юных леди.

Алекс был удивлен, когда Билли позвонил ему и спросил, не хочет ли он приехать к нему на прием в уик-энд.

— Это как бы п-п-празднование м-м-моего д-д-дня рождения, — объяснил он. — Я купил себе в подарок нового жеребенка и подумал, что вам будет интересно посмотреть на него. Мне кажется, что со временем он станет призером. И к-к-кстати, все девушки Маунтджой тоже приедут.

— Конечно, я приеду, Билли, — ответил Алекс. — Мне не терпится посмотреть вашего жеребенка.

Когда он положил трубку, и он сам, и Билли знали, что ему не терпится снова увидеться с Ханичайл.

Сакстон-Моубри, красивый дом в стиле эпохи королевы Анны, был построен из красного кирпича, который с годами поблек и стал светло-кораллового цвета. Позже к нему пристроили два крыла из котсволдского, медового цвета, камня, которые никоим образом не портили старую постройку, а лишь придавали ей дополнительное очарование. Это был более уютный дом, чем-то похожий на пещеру Маунтджой-Хаус с его огромными комнатами и галерейными холлами, и Лаура влюбилась в него так же быстро, как влюбилась в Билли.

— Даже быстрее, — сказала она Билли, — потому что я полюбила его с первого взгляда, а тебя — со второго.

Дом окружал красивый парк с величавыми дубами, елями и рощицами серебристых берез. Позади дома располагались терраса с видом на крокетную лужайку, травяной теннисный корт, розовый сад с фонтанами и цветочными бордюрами. В тени огромного каштана стоял длинный стол, покрытый белой скатертью, вокруг которого сновали служанки в голубых хлопчатобумажных платьях и белых фартуках, расставляя подносы с бутербродами, сдобными пышками, пирожными, бокалами с лимонадом. В центре стола красовался большой русский серебряный самовар.

Маунтджой прибыли одними из последних. Некоторые гости уже лениво лежали на шерстяных ковриках на лужайках или сидели группками за столом; летний воздух был пронизан взрывами смеха и отрывками разговоров. Лауре понравилось все это великолепие.

Билли считал, что Лаура тоже великолепно выглядит в своем розовом платье из пике с длинной юбкой, с блестящими каштановыми волосами, сияющими глазами цвета виски. Сейчас она была даже более хорошенькой, чем в своем бальном платье и рубиновом ожерелье.

— О, Билли, здесь так красиво! — воскликнула Лаура. — Так же красиво, как и в Суинберне.

— Ты выйдешь за меня замуж ради дома? — шепнул он ей. С минуту подумав, она с озорной улыбкой ответила:

— Нет, ради твоей новой скаковой лошади.

— Я покажу тебе ее позже, — пообещал Билли. — Ты хотя бы понимаешь, что я так тебя ни разу и не поцеловал? — шепнул он.

— Конюшня — самое подходящее место для первого поцелуя, как ты думаешь? — так же шепотом ответила Лаура, и Билли, взяв ее за руку, повел к другим гостям.

Ханичайл быстро огляделась вокруг в поисках Алекса. Ее сердце упало, когда она увидела, что его здесь нет; ей оставалось надеяться, что он не передумал.

Анжу тоже посмотрела вокруг, приглядываясь к мужчинам, с которыми ей предстояло провести уик-энд, и нашла некоторых из них более чем привлекательными.

Билли представил девушек Маунтджой гостям, и, к удивлению Ханичайл, они заинтересовались ее жизнью. Она сидела на лужайке с Билли, Лаурой и группой его друзей, рассказывая им о ранчо в Техасе и о том, как объезжала его на лошади, приглядывая за скотом.

— Ты должна завтра покататься на какой-нибудь моей лошади, Ханичайл, — сказал Билли. — Можешь выбрать любую, хотя мне думается, что вы с Лаурой захотите покататься на призершах Дерби.

Ханичайл вспомнила о своих прогулках по Роттен-роу, и идея прокатиться на скаковой лошади вызвала у нее дрожь в теле. Она рассказала о своей лошади и о тех лошадях, которых держал ее отец, об Элизе и Томе и как на ее земле чуть было не нашли нефть.

Наблюдая за ней, тетя Софи подавила вздох, вспомнив о своем предупреждении: меньше говорить, больше слушать. Она вспомнила, как Ханичайл рассказывала ей о том, что Элиза всегда делала ей замечания по поводу ее болтливости, и сейчас тетя Софи понимала, как та была права. Девочка просто не может все держать в себе, но, как это ни странно, все ее внимательно слушали и, казалось, были ею очарованы.

Анжу прохаживалась вдоль террасы, прекрасно сознавая, как прелестно выглядит в своей соломенной шляпке и в зеленом с белой отделкой платье и что взгляды всех мужчин устремились на нее, когда она, облокотившись на балюстраду, стала рассматривать лужайки и цветы в саду.

Ее охватила зависть при мысли, что Лауре без труда удалось подцепить Билли. Он был хорошим уловом, в этом не было никакого сомнения. Анжу вспомнила, что Алекс тоже должен быть здесь. Она была уверена, что стоит ей его поманить, и он поймается на удочку. А Алекс был уловом пожирнее, чем Билли.

Алекс ехал на большой скорости в своем «бентли» по шоссе, ведущему в Сакстон-Моубри. У машины был мотор в двести лошадиных сил, два карбюратора и предельная скорость сто тридцать пять миль в час, и он любил свою машину. Но сейчас его мысли были заняты другим: он ехал с такой большой скоростью, потому что боялся передумать и повернуть назад. Что, по его мнению, он и должен был сделать.

Он думал о Ханичайл: осталось всего несколько миль, и он увидит ее. «Что в ней такого, — думал он, злясь на себя, — что так влечет меня к ней?» Словно сама судьба и боги решили, что они предназначены друг для друга, хотя все говорило за то, что этого не должно быть. Она завладела им; он не мог выбросить ее из головы. Именно поэтому и принял приглашение Билли. Идея провести с Ханичайл весь уик-энд была для него искушением.

— Пошел ты к черту, — сказал он сам себе, въезжая в ворота Сакстон-Моубри. — По крайней мере я доставлю себе удовольствие, а завтра — будь что будет.

Обед в этот вечер был неформальным: женщины были в простых длинных платьях, а мужчины в пиджаках, а не во фраках. Ханичайл и Лаура разместились в одной комнате и, прежде чем спуститься вниз, внимательно осмотрели друг друга.

— Ты выглядишь чудесно, — констатировала Лаура. — Голубой определенно твой цвет, и мне нравится этот легкий шифон. С распущенными светлыми волосами и загадочными голубыми глазами ты похожа на Титанию — волшебную королеву. Алекс просто упадет к твоим ногам, когда увидит тебя. Он будет тебя боготворить.

— Так же, как Билли боготворит тебя? — спросила Ханичайл.

— Это заметно? Мы же любим друг друга, — ответила Лаура, проводя пальцем, смоченным духами, по шее и запястьям. Подумав, она подняла юбку и провела пальцем под коленями. — Я где-то читала, что так надо делать, — сказала она Ханичайл. — Когда ты идешь, от тебя исходит аромат духов. — Затем она припудрила носик, нанесла на веки легкие голубые тени и немного розовой помады на губы. — Ну как я теперь выгляжу?

— Глаз не оторвать, — ответила Ханичайл и, поддавшись порыву, обняла Лауру. — Я так рада, что мы встретились, кузина Лаура.

Взявшись за руки, девушки спустились по широкой дубовой лестнице на террасу, где стоял стол с напитками.

— Теперь нам надо устроить так, чтобы Алекс Скотт сделал тебе предложение, — шепнула Лаура. — И тогда бы мы все были счастливы. Правда, за исключением Анжу. Откровенно говоря, я не знаю, что может сделать ее счастливой.

Девушки остановились в дверях, ведущих на террасу. Наблюдая за ними, Алекс подумал, что они похожи на маленьких счастливых девочек, ожидающих, когда начнется праздник. В этот момент Ханичайл заметила его и шагнула навстречу, не спуская глаз с его лица, видя только его одного в толпе людей. Алекс почувствовал себя самым счастливым мужчиной на свете.

— Как ты? — спросил он, вдыхая чистый запах ее кожи. Они пошли вдоль террасы подальше от толпы.

— Я думала, что ты не приедешь, — ответила Ханичайл, едва дыша.

— Я обещал, что приеду. И с нетерпением ждал этого всю неделю.

— В самом деле? Правда?

Алекс рассмеялся, восхищаясь бесхитростностью Ханичайл; он любил ее за это.

— Правда.

— Все обедать, — позвал Билли. — Поскорее, а то повариха рассердится на нас за то, что мы испортили ее суфле.

Гости, смеясь, направились в дом.

— Я посадил тебя рядом с Алексом, — шепнул Билли Ханичайл, когда они проходили мимо него, и она ответила ему благодарной улыбкой.

— Как в старые времена, — сказал Алекс, усаживаясь рядом с Ханичайл за длинный дубовый стол. — Мы снова вместе обедаем. Только сейчас лучше знаем друг друга.

— Знаем? — Ханичайл вопросительно посмотрела на Алекса. — Мне казалось, что я знаю тебя, но только сейчас поняла, что это совсем не так.

— Возможно, как-нибудь я расскажу о себе, — задумчиво ответил Алекс, — но не сейчас. Давай не будем портить праздник.

Сидя в дальнем конце стола, Анжу из-под опущенных ресниц наблюдала за парочкой, удивляясь тому, что Алекс выглядит таким довольным. О чем он может беседовать с Ханичайл? Затем она обратила внимание на очень привлекательного мужчину, сидевшего рядом.

Обед прошел оживленно. Сначала подали сырное суфле под соусом из анчоусов, затем филе веллингтонской говядины, пудинг со сливками и йоркширский сыр, который, как сказал Билли, он купил специально для Лауры. Затем женщины пошли пить портвейн, предупредив мужчин, что выпьют только по бокалу, иначе им придется отправиться в постель, оставив мужчин одних.

В гостиной они сплетничали за бокалом вина, вскоре к ним присоединились мужчины и кто-то предложил играть в шарады.

После этого они играли в прятки, разбредясь по всему огромному старому дому в поисках потайных мест, что было хорошим предлогом для девушек найти темный уголок, чтобы остаться наедине с мужчиной и сорвать у него парочку поцелуев. Ханичайл не была исключением: она оказалась в бельевой вместе с Алексом, и он, заключив ее в объятия, крепко прижал к себе.

— Наконец-то я нашел место, где можно тебя поцеловать, — сказал он и тут же выполнил свое желание.

Ханичайл трепетала в его объятиях; в этом поцелуе участвовали не только ее губы, но и все ее существо, и это было чудесно.

— Попались! — сказала Анжу торжественным голосом, широко распахнув дверь. Она понимающе посмотрела на них, когда они отпрянули друг от друга, и Ханичайл выбежала в коридор. — Застала вас на месте преступления, — добавила Анжу, когда они все вместе были вынуждены вернуться в гостиную.

Закатав ковры, они ставили пластинки и танцевали. Постепенно пары медленно стали скользить к террасе, чтобы прогуляться по саду.

— Должно быть, я старею, — устало сказала тетя Софи Анжу. — Мне хочется лечь спать, а вам, молодым, танцевать всю ночь. Наверное, мне тоже этого хотелось, когда я была молодой.

— Пожалуйста, тетя Софи, почему бы вам не пойти спать, — предложила Анжу. — Мы знаем, как надо себя вести, и я обещаю, что мы вас не опозорим.

— Пожалуй, пойду, — согласилась тетя Софи, вставая с помощью тросточки, так как всю последнюю неделю ее беспокоил артрит. — Только не гуляйте допоздна. Помните, что ничто не делает девушку более красивой, чем хороший сон, — добавила она, целуя Анжу.

Анжу с удовольствием наблюдала, как тетя Софи, хромая, подошла пожелать спокойной ночи хозяину дома и Лауре. Затем она остановилась перекинуться словом с Алексом, сидевшим рядом с Ханичайл. Он галантно поднялся, взял старушку под руку и помог подняться наверх в ее комнату. Когда он снова спустился вниз, Ханичайл, Лаура и Билли строили планы на утро, чтобы еще до завтрака наведаться в конюшни.

— Рассвет — лучшее время для верховой езды, — сказала Лаура. — Особенно когда это скаковая лошадь, а мне просто не терпится покататься на Лаки Дансер.

— А пока я предлагаю соревнование по триктраку, — сказал Билли, и они, разбившись на команды, стали играть на четырех досках. Все были очень удивлены, когда Алекс вышел победителем.

— Просто повезло, — скромно сказал он, но Ханичайл видела, что он был умелым игроком. — Я научился этой игре в юности, — добавил Алекс, — когда проводил долгие часы в море, плавая на грузовом судне.

Он в первый раз сказал ей что-то о своем прошлом, и она ждала продолжения, но он сменил тему:

— Но лучше всего я играю в покер.

— Спорим, что я побью тебя? — с вызовом произнесла Ханичайл.

— Господи, где ты могла научиться играть в покер?

— Ковбои научили меня, когда я была еще ребенком. После ужина они сидели на террасе и играли, а я смотрела, заглядывая им через плечо, и очень скоро поняла, как надо играть. Когда я стала постарше, они позволяли мне играть вместе с ними. Том был единственным человеком, который иногда мог победить меня. Так что берегись.

Затем они вместе с другими парами вышли в сад и стали прохаживаться среди розовых кустов.

— Уже поздно, — с сожалением сказал Алекс. — Мне следует отвести тебя в постель.

— Но мне не хочется расставаться с тобой.

— Всегда наступает завтра, — заметил Алекс, чувствуя себя счастливым, потому что знал, что так оно и будет. Он поцеловал Ханичайл и почувствовал, что не хочет с ней никогда расставаться.

Они вернулись в дом, и Ханичайл с беспокойством спросила:

— Не заметно ли по мне, что я только что целовалась?

— Я на это очень надеюсь, — ответил Алекс с улыбкой, но затем, откинув с ее лица волосы, дал ей свой носовой платок, чтобы она могла стереть с лица расплывшуюся помаду, и снова поцеловал ее в кончик носа.

— Спокойной ночи, Ханичайл, — сказал он, подведя девушку к лестнице, а про себя снова подумал, что сегодня он счастливейший из мужчин и этот день никогда не забудет.

Когда Ханичайл вошла в комнату, Лаура была уже в ночной рубашке.

— Ну? — спросила она нетерпеливо. — Он поцеловал тебя?

Ханичайл покраснела, и это послужило ответом.

— Я знала, что это случится, — торжественно заявила Лаура. — Он весь вечер не спускал с тебя глаз. А Билли приберег наш первый поцелуй на завтра, когда мы отправимся в конюшни. Он сказал, что таким образом скрепит наши судьбы, наши вместе с лошадьми, потому что скоро я буду ухаживать за ними.

— Он сделал тебе предложение? — удивилась Ханичайл.

— Уже несколько раз. — Лаура с удовольствием потянулась и легла в постель. — Ну разве мы не счастливейшие из девушек? — спросила она сонным голосом. — И все благодаря лорду Маунтджою.

Готовясь ко сну, Ханичайл надеялась, что будет такой же счастливой, как и Лаура.

Билли ждал Лауру в конюшне еще задолго до восхода солнца. Его конь, черный как смоль гунтер с беспокойным взглядом по кличке Монстр, нетерпеливо бил копытом, стремясь поскорее на волю. Билли почистил его щеткой, потрепал по холке и пошел взглянуть на своего нового жеребенка, у которого пока еще не было имени, но на которого Билли возлагал большие надежды.

Жеребенок был очень красивым. Взяв щетку, Билли стал чистить его, и молодое животное вздрагивало от удовольствия. Билли с радостью подумал, что они уже полюбили друг друга.

— Вот ты где, — произнесла Лаура, стоя в дверях и наблюдая за Билли. — О, Билли, — сказала она, забыв о том, что всю дорогу бежала, чтобы поскорее получить поцелуй, — какой же он красавец.

— Ведь правда? — спросил Билли, отступая назад и с гордостью оглядывая жеребенка. — Ты только посмотри на его длинные ноги. Чувствуешь их силу?

Лаура провела рукой по бокам жеребенка, ощущая, как играют его мускулы, потом похлопала его по шее и быстро поцеловала в нос.

— Красавец, — сказала она, — настоящий красавец.

— Это не имя для жеребенка, — рассмеялся Билли. — Надо придумать какое-нибудь другое.

— Я только подарила ему первый поцелуй, — сказала Лаура, внезапно вспомнив, зачем пришла сюда ни свет ни заря.

— Ты хочешь, чтобы я подарил ему второй? — спросил Билли, обхватив ее руками за талию.

— Не обязательно, — ответила Лаура.

Билли поцеловал ее. Когда он оторвал свои губы от ее, Лаура открыла глаза и улыбнулась.

— Знаешь, как мы назовем его? Крек-оф-дон. О нет, лучше Дон Крекер.[6] Когда он станет призером, мы посмотрим друг на друга и вспомним наш первый поцелуй здесь, в конюшне, перед самым рассветом.

— И второй, — согласился Билли, снова целуя Лауру.

— Всем доброе утро, — раздался вдруг голос Алекса, и Билли и Лаура отпрянули друг от друга.

— Мы здесь, Алекс, — отозвался Билли. — Заходи и скажи нам, что ты думаешь о моем новом жеребенке. Лаура только что назвала его Дон Крекер.

Пока Алекс восхищался жеребенком, грумы оседлали лошадей, а на дорожке, ведущей к конюшням, появилась бегущая Ханичайл. Как и на Лауре, на ней были желтый свитер, брюки для верховой езды и сапожки, и Алекс подумал, что она выглядит такой очаровательной и естественной, словно была здесь не впервые.

Они пожелали друг другу доброго утра и вместе полюбовались жеребенком.

Ханичайл вскочила на Игл Риджа, и радостное возбуждение от предстоящей езды на таком великолепном животном в это раннее туманное утро заставило ее громко рассмеяться.

— Если бы Том мог меня видеть! — крикнула она Алексу, скачущему рядом с ней.

Затем она и Лаура, пригнувшись в седле, устроили настоящие скачки.

— Словно пара жокеев, — с гордостью заметил Билли. — Вы только посмотрите, как скачут эти девочки.

Позже они позавтракали на террасе, а после отдыхали, читая газеты и играя в крокет.

Затем Билли организовал соревнование по теннису, и, к удивлению Лауры и Ханичайл, Анжу, великолепно смотревшаяся в короткой белой юбочке, устроила настоящий спектакль, отбивая мяч с такой яростью, словно ей хотелось уничтожить противника, а не просто победить его.

После игры Алекс и Ханичайл, взявшись за руки, гуляли вдоль берега. И потому, что они так сблизились и были в такой гармонии друг с другом, и потому, что Ханичайл чувствовала, что Алекс все поймет, она рассказала ему, что с ней произошло, когда Джек Делейни вернулся, чтобы забрать ее, как и предсказывала Элиза.

Они сидели на берегу маленькой речушки, смотрели на пролетавших мимо диких уток и куропаток.

— Тогда я думала, что уже никогда не увижу голубого неба, не стану взрослой и никогда не полюблю, — заключила Ханичайл свой грустный рассказ.

Алексу хотелось стереть тяжелые воспоминания из ее памяти. Он знал, как тяжело жить с такой болью: он жил с ней вот уже много лет.

— Наступит день, когда ты забудешь об этом, — сказал он с уверенностью, держа Ханичайл за руку. — Обещаю, что со временем ты будешь все реже вспоминать о Делейни, а потом он полностью исчезнет из твоей памяти. Он больше не существует, а ты — да. Ты должна быть сильной и выбросить его из головы.

Ханичайл с надеждой посмотрела на Алекса. Ей хотелось верить ему, но старый страх был сильнее.

— Теперь ты знаешь обо мне самое худшее, — сказала она, вздохнув. — Теперь мне абсолютно нечего тебе рассказывать.

Тетя Софи была довольна тем, как выглядят ее девочки в этот вечер и за обедом в честь дня рождения Билли, и во время танцев: молоденькие и хорошенькие в длинных шелковых платьях. Еда была отличной, вина первосортными, и местный оркестр хорошо играл. Она решила, что Ханичайл проводит слишком много времени с этим Скоттом и что Билли настолько подходит Лауре, что она сама не могла бы выбрать лучше. А кто это танцует с Анжу? Неужели Гарри Локвуд? Господи, как этому парню удается везде проникать?

— Как случилось, что тебя пригласили? — спросила Анжу.

— Меня не приглашали, — ответил Гарри. — Я сопровождаю Камиллу Стонтон.

— Ты снова замещаешь мужа? — спросила ехидно Анжу. Гарри усмехнулся и немного отстранил ее от себя.

— У тебя скучный вид, — сказал он.

— Это заметно?

— Заметно для такого внимательного и наблюдательного, как я.

— Ты бы тоже заскучал, окажись на моем месте со всеми этими мужчинами, ведущими себя как дети и играющими в детские игры, — язвительно заметила Анжу. — Я начинаю думать, что англичане никогда не повзрослеют.

— Они веселятся как умеют. Просто это не твой стиль. — Гарри перехватил взгляд Анжу, брошенный в сторону Алекса, танцевавшего с Ханичайл, и добавил: — Итальянец тоже не в твоем духе.

— Давай убежим отсюда, — прошептала Анжу, глядя Гарри в глаза. Она посмотрела вокруг и увидела, что все танцуют или разговаривают. — Выжди несколько минут, а потом следуй за мной. Я буду ждать тебя на террасе, — добавила она и ушла.

Спустя несколько минут Гарри вышел на террасу. Анжу появилась из тени и взяла его за руку.

— Идем со мной, — прошептала она, увлекая его вниз по лестнице в сад.

Они вошли в бельведер, и Анжу обняла Гарри.

— А теперь поцелуй меня.

Гарри нравилось целоваться с Анжу: она была страстной и умела целоваться. Он был уверен, что она знает и большее, но сегодня наверняка не позволит ему убедиться в этом, хотя он и пытался: он положил руку ей на грудь, и она страстно прильнула к нему, но затем внезапно вырвалась из его объятий и сказала:

— Этого достаточно, Гарри.

Она пригладила волосы, расправила юбку и сказала, что они должны вернуться к танцующим.

Гарри понимал, что Анжу дразнит его, это было вполне в ее духе, но был уверен, что настанет день, и она будет принадлежать ему. А он так страстно желал ее, что решил сделать все, чтобы приблизить этот день.

Ханичайл обыграла в карты всех мужчин, включая и Алекса, а женщин пообещала научить искусству игры в покер. Было пять часов утра, когда она наконец рассталась с Алексом, пожелав ему спокойной ночи. Он не смог поцеловать ее, так как вокруг было много народа.

Он с сожалением смотрел, как она поднимается наверх. Уик-энд почти закончился. Он понимал, что вел себя плохо, целуя ее и позволяя ей верить, что он увлечен ею, когда знал, что у них нет будущего. Его жизнь была совершенно другой. Он ступил на эту тропу много лет назад и уже не мог сойти с нее. Даже ради такой девушки, как Ханичайл Маунтджой.

Когда Ханичайл проснулась в воскресенье утром, служанка принесла ей поднос с завтраком, на котором лежал и конверт. Узнав почерк Алекса, Ханичайл поспешно открыла его и прочитала:

Улыбка исчезла с лица Ханичайл. Она не знала, что думать. Было ли это прощанием? Она перечитала письмо и поняла, что так оно и есть. Алекс уходил из ее жизни и желал ей найти свое счастье с кем-нибудь другим. «Но почему?» — спрашивала она себя в этот день тысячу раз.

— Почему? — спросила она и Лауру, когда та вернулась с верховой прогулки с Билли. — Я думала, что небезразлична ему. Он был таким понимающим, таким любящим. Черт возьми, я могу поклясться, что он любит меня.

— Он сказал тебе об этом? — спросила Лаура.

— Нет, — с несчастным видом ответила Ханичайл.

— Тогда не надо и говорить об этом. Мужчины иногда бывают такими бесчувственными, — сказала Лаура, обнимая плачущую кузину.

Весь оставшийся день прошел для Ханичайл как в тумане. После чая, когда они возвращались в Лондон, тетя Софи сказала, что ее лицо такое же облачное, как и небо, грозившее дождем.

— Вот и уходит наше чудесное лето, — пожаловалась тетя Софи, когда первые капли дождя забарабанили по стеклу, и Ханичайл печально подумала, что она совершенно права.